Задавленный собой (Закончен)

Глава 7. Армейский буднь.

Вступление-семь.

Когда много лет спустя мне в руки попался некий «фанфик» про любовь геев в армии, прочитал в нём много слащавых вздохов и ахов на тему красоты мужчин в форме, молодых нерастраченных гормонов и (хе-хе) неспаленных никем отношений между парнями. Ага, щас. В армии. В казарме. Среди бдительных старшин и чутких «дедов»… Да ещё и «салаги» по ночам бдят, чтоб их никто не обидел ненароком или специально. Что за бред? Когда меня после нескольких месяцев работы в школьной столовой забрали в родную армию, все ужасы «дедовщины», обещанной в СМИ и в разговорах со знакомыми, прошли мимо моего сознания. Но я столкнулся с ней уже в первые дни, даже не успев принять присягу.

Глава 7. Армейский буднь.



Скрип потёртых тормозных колодок сопровождали весь путь автобуса от военкомата до пересыльной части. Когда мы, два десятка юных морд, вывалились на серый плац, встречали пополнение три человека. Начальник части с капитанскими погонами, длинный и с отсутствием какого-либо интереса на худощавом лице. И два сержанта, похожие друг на друга как картошка на бублик. Слева от капитана монументально врос в асфальт начищенными сапогами коренастый парень в обычной форме стройбатовского матроса с нашивками в нужных местах. На его рыжих космах покоилась чёрная пилотка со звездой. А руки он заложил за спину. Второй сержант походил на типичного революционного моряка с «Авроры». Чёрные вихры из-под пилотки, любопытство на всё лицо, бешеные искры в глазах и никаких гранат на поясе и пулемётных лент через грудь, слава богу.

Капитан выступил вперёд, окинул нас сонным взглядом серых глаз и негромко сказал:

- С приездом, товарищи гражданские. Сейчас сержант Татаренко отведёт вас на склад, где вы сдадите своё имущество на временное хранение. Перед принятием присяги вам выдадут форму, а то, что на вас, надо будет также сдать к своим вещам. Потом при случае куда-нибудь денете. Все ценные личные вещи сдавать мне лично под расписку. Они будут храниться в сейфе нашей части. К ценным вещам мы относим деньги, любые документы и часы. Свои паспорта вы уже сдали в военкомате. Выданные вам военные билеты также сдаёте мне на заполнение. После всех этих формальностей сержант Хромов отведёт вас во вторую казарму, где определит на места. Там у нас как раз сейчас пребывают такие же первогодки, как и вы. Они совсем недавно приняли присягу. Думаю, найдёте общий язык. Баня у нас два раза в неделю, по средам и воскресеньям. Сегодня четверг, помните. Пока вы не приняли присягу, считаетесь гражданскими лицами, временно пребывающими на территории воиснкой части. И обязаны соблюдать правила нахождения на ней. Территорию не покидать, курить в отведённых местах, распорядок один для всех. Отбой в двадцать два часа, подъём в шесть утра. Остальное до вас доведут сержанты. Все за мной.

Речь оказалась длинной, но никто из нас не подал виду, что ему скучно или интересно. А потом настала пора знакомиться с обитателями части, не отяжелёнными никакими погонами. Такие же, как мы, разве что успели принять присягу. Во внутреннем кармане моей старой куртки уютной тяжестью ощущалась стеклянная фляга с водкой, не отобранная бдительным офицером-сопровождающим. После распределения коек в казарме нас, новоприбывших, отпустили побродить по территории. Обед мы пропустили, а до ужина времени оставалось много. И я недолго думая отправился в сторону крутого спуска к речному берегу, чтобы в одиночестве обдумать всё случившееся и свои безрадостные перспективы. Следом за мной спустился темноволосый коренастый паренёк в застиранной форме и бушлате на плечах. В общем-то, мне было всё равно. Нимало не смущаясь, я вытащил наружу ёмкость, открутил крышку и приложился, вытянув треть обжигающей дряни. В те времена достать нормальное пойло было очень сложно. И в моей таре плескалась сивуха из тех, что торговали ушлые бабки в каждом доме нашего городка.

Голос у парня оказался басовитый и слегка сиплый. Он протянул руку и сказал:

- Сюда дай.

Искоса посмотрев на него, я равнодушно отпил ещё, уже до половины, и молча протянул фляжку ему. Он вздохнул, принял тару и понюхал содержимое, после чего глотнул, сморщился и выдал:

- Идеально.

Слово за слово, и мы познакомились. Егор оказался из соседней области, жил до армии в каком-то леспромхозе, а на перевале сейчас ждёт, когда их пятерых отправят в назначенную для службы часть. Парень всё время что-то рассказывал, мне же было до одного места происходящее. Жалел только, что мама будет переживать. Потому что был уверен - дедовщина меня не минует. Именно меня, молчуна и тихоню, старающегося не отсвечивать.

Пару дней мы кантовались в части, потом новоприбывших начальство части отправило в госпиталь в соседнем городке проходить полноценную медкомиссию. Там, в этом военном госпитале, было хорошо. Кормили сносно, режим не напрягал, доктора не строили особо. Мы же всё-таки гражданские лица. Зачем-то согласился набить на левом плече “партак”. Грубая неумелая татуха группы крови привела врача-куратора в ярость. По шее получили и я, и тот, кто возомнил себя набивщиком. Не буду рассказывать обо всём этом. Просто в один прекрасный день врач-психиатр объявил мне, что служить таким, как я, противопоказано. “Тебе даже лопату в руки давать нельзя... Вспыхнешь и прибьёшь кого-нибудь особенно прыткого”, - проворчал он, подписывая комиссионный лист. Внимательно посмотрев мне в глаза, доктор грустно усмехнулся и добавил: “Даже не знаю, поздравлять тебя или сочувствовать. С такой отметкой трудно тебе будет, парень. Самое грустное тут знаешь что? У тебя действительно проблемы. Ты асоциальный тип. Долго в замкнутом коллективе тебе находиться нельзя. Так что в море тебе путь точно заказан, как и на всякие вахты. Имей в виду, когда будешь работу искать”. Больше мы с ним не разговаривали. Нас, проболтавшихся в госпитале почти месяц, отвезли обратно в пересыльную часть. Прямо на плацу капитан просмотрел заключения комиссии, бросил в мою сторону острый взгляд, покачал головой и отпустил гулять до обеда, поручив лишь добровольно заняться подметанием территории или помощью на кухне.

Егор нашёл меня за чисткой картошки. Постояв в дверях пару минут с тяжёлым взглядом, он глухо проговорил:

- Везёт тебе. Домой поедешь.

- С чего вдруг? - я пожал плечами.

- Комиссовали тебя, Вовка. Там ребята из канцелярии посмотрели листы. Так что радуйся.

- Я радуюсь, - равнодушие внутри слегка треснуло. Перспектива вернуться в стены родного дома напомнила о себе ноющей струной в груди. Егор помолчал и убрался с кухни.

А ночью меня таки решили повоспитывать на дорожку. То ли зависть, то ли принцип такой - чтоб никто не ушёл обиженным недостатком внимания со стороны “дедов”, не знаю. Проснулся я от удара в глаз. Знаете, аж звёзды увидел. Надо мной стоял Егор и с кривой усмешкой смотрел прямо в глаза. И столько безысходности вдруг обрушилось на душу, что я даже не стал закрываться, кричать или отмахиваться. Особенно последнее - вдруг опять покалечу кого-нибудь, как тогда, в школе...

В общем, утром я около часа побродил по части, взвешивая все за и против, а потом просто пошёл в канцелярию, нашёл капитана и написал заявление по избиению. Офицера кривило и корёжило знатно. Но факт был на лице, так сказать. После я настоял, что покину часть своим ходом. И вот так, со справкой для военкомата о комиссовании в кармане и вещмешком за плечами, просто ушёл. Было это в десять утра. Прогулка получилась хорошая, затянулась до восьми вечера. Меня всё-таки подобрал междугородный автобус. И ещё через пару часов я оказался на пороге родного дома.

Думаете, на этом эпопея со службой закончилась? Нет. Примерно через полгода, ранней осенью, я столкнулся на одной из автобусных остановок с парнем из группы Егора. Он тоже меня узнал, посмотрел, словно слизняка приметил, а затем сказал:

- Что, красный? Заложил и думаешь, не найдём?

- Ну, нашёл, - глядя ему в переносицу, сказал я. - И что дальше?

- Ничего, - парень усмехнулся и покачал головой. - Егора-то отправили в штрафбат на полгода.

- Сам виноват, - равнодушно ответил я.

Парень пристально посмотрел на меня, ещё раз покачал головой и молча ушёл с остановки. И тогда я понял, что всё - никто не будет меня искать и мстить. Я же потом несколько часов слонялся в том районе, отчаянно смоля одну за одной сигареты. Мысли одолевали разные. И ни одной хорошей. Почему так? Отчего? Зачем он вообще появился на горизонте и напомнил о том, в чём не хотелось признаваться себе? Да, чёрт возьми... Егор мне понравился, очень. Тем горше было то пробуждение. Тем злее оказалась обида. Обида, подогретая страхом.

Мысли понеслись совсем уж горькие. Всегда, всё время, получалось одно и то же. Знакомишься, приоткрываешь душу, а потом получаешь плевок... В лучшем случае. Неужели я настолько страшен и уродлив? Настолько выбиваюсь из правильной жизни? Наверное, правы были учителя - мне не место среди нормальных. С этими мыслями я и побрёл домой пешком через половину города. Утром надо идти на работу... Да и плевать.