Переворот

Вина

После того, как Эдуард присвоил себе трон, он не расформировывал армию - он её просто подкупил новым жалованием. Денег в казне было предостаточно, чтобы сыпать золотом. Снижение налога, увеселительные праздники, стройка нового дома лекаря, а ещё лучше, часовни для начала, которые королева запретила – и всё, народ твой до появления новых потребностей.

Чтобы не поднялся новый бунт, король направил воинов, приближённых к королевской чете, подальше отбывать свою службу в провинции, охраняя какое-нибудь прибыльное заведение. Туда же отправили и Генриха. Он уже давно мечтал начать новую жизнь где-нибудь подальше от столичной суеты: завести семью, купить дом, умереть от старости, в окружении детей, нежели в нелепой войне между королями, потому что оба слишком горды и глупы, чтобы просто поговорить. Он только мечтал о семье, но не верил в это: вряд ли кому-нибудь приглянется старик, который досрочно вышел на пенсию. Выглядел он и правда старо: худощавый, жилистый, высокий мужчина. Впалые щёки, покрытые светлой щетиной. Седина перемешалась с соломенным цветом жиденьких волос, доходящих до плеч. Он уже стал носить одежду обычного крестьянина: короткие штаны, длинная сорочка из конопли и сапоги. Единственное, что осталось у него от службы – шерстяной плащ с капюшоном, но он его берёг на случай холодов. Коня не отдали, припомнив ошибки по молодости. Потому Генрих начинал свою новую жизнь, грубо говоря, ни с чем. Лишь меч с королевской эмблемой и плащ напоминали ему о прошлой жизни. Если что, меч пойдёт на продажу.

Сколько ему лет, он не знал, но знал то, что он износился для службы в армии. Ему уже слишком поздно заводить детей. В его возрасте старики тешатся игрой внуков и красотой невесток, втихаря попивая домашнее вино, подальше от глаз своей ворчливой старухи-жены.

Поскольку он практически всю свою осознанную жизнь провёл в армии, делать что-либо другое он не умел или просто не хотел, потому роль надсмотрщика в доме купца в восточной провинции ему была по душе. Но прежде чем начинать исполнять приказ нового короля, Генрих решил кое-что исправить, потому направился в б*****ь.

Это было три года тому назад. Достаточно влиятельный дом задолжал королевской семье крупную сумму денег. Если бы глава дома льстил королеве и просил отсрочить оплату, он бы не познал её гнева. Но тот дом имел славу непреклонных гордецов, за что и поплатился. Королева нашептала тогда ещё живому королю-сыну хорошенько проучить острую на язык семейку, оскорбившую его мать: «Ты ведь не хочешь расстраивать свою мать? Накажи их. Покажи, как ты сильно любишь и уважаешь меня.»

Уильяму была важна любовь и привязанность матери, ведь он так мало этого получал в детстве, потому с покорностью выполнял всё, о чём она просила, не глядя на аморальность какого-либо приказа.

Так, по приказу короля, Генрих и ещё пару десятков воинов отправились, во всех смыслах этого слова, выбивать долг. Всё имущество перешло в казну, главу семейства и его жену отправили в ссылку на север оплачивать долг выкапыванием золота, но спустя месяц они покончили с собой. Одиннадцатилетнюю дочь продали в дом утех - так распорядилась королева, поскольку она посчитала, что молодая девушка своим телом быстрее сможет погасить долг семьи, нежели её родители. Этим поступком она хотела не скорейшего возвращения своего долга – тем самым поступком   она захотела раздавить эту гордую и непреклонную семейку, посмевшую ей перечить.

Народ судачил, что наказание слишком жестокое. Девушка не виновата в глупости отца, но гнев королевы не знал пощады. Так народ ещё больше возненавидел королевскую семью, но единственное, на что он шёл, было обсуждение и распространение грязных сплетен о королевской семье.

Сам Генрих отдавал эту девушку Уолтону - владельцу дома утех, старому знакомому. Сейчас он чувствовал вину перед ней. Он знал эту семью и наблюдал как росла и крепла эта весёлая и смышлёная девочка. Иногда она игриво дёргала его за плащ или играла с ним, прячась от него, будто спасалась от страшного чудовища. Знала бы она, что в скором времени Генрих действительно превратиться для неё в самого страшного и ненавистного чудовище, насильно её волочащую в место, которое сравнимо лишь с адом. Но приказ есть приказ.

Сейчас он шёл в б*****ь с целью выкупить девушку, чтобы она, как и Генрих, смогла начать жизнь с чистого листа. Надеялся, что девушка простит его. Мечтал, что сможет вернуть её к жизни: не богатой, но спокойной и радостной. В идеале, они будут жить вместе: она будет заниматься хозяйством, а он работать и оберегать её от разного рода ублюдков. В доме всегда будет пахнуть свежим хлебом и полевыми цветами. Он будет ей как отцом. А потом она выйдет замуж за простого деревенского юношу и будет часто навещать своего старика, радуя его своей располневшей талией и сворой шумных ребят, называющие её мамой.

Однако у жизни всегда есть другие планы на людей.

Уолтон – владелец борделя, был давним знакомым Генриха. Человек алчный и хитрый, умеющий выпутываться из разных ситуаций.

С владельцем борделя Генриха познакомили солдаты, ведь солдаты и пьяницы – основной доход владельцев дома утех. Однако у Уолтона были опасные девушки: бродяжки, болеющие заразными хворями, не знающие гребня для волос и гвоздики для приятного запаха изо рта, зато прекрасно знающие кулак и крепкие напитки.

Генрих брезговал такими девицами, наблюдая как другие солдаты превращались в безобразных уродов, заражаясь какой-нибудь дурной болезнью от этих девок. Потому Генрих приходил в б*****ь просто для того, чтобы сыграть партию - две с Уолтоном, пока солдаты развлекались.

Почему он отправил дочь купца именно в такое ужасное место? Он просто исполнял приказ королевы, и ему было плевать на эту одиннадцатилетнюю малолетку. Тогда.

Уолтон тогда щедро заплатил за неё, но Генрих в тот же вечер всё проиграл на второй партии игры в кости. Только после проигрыша он понял, насколько ужасный поступок он совершил. После этого он совсем перестал играть.

«Без денег и без девки.» – хохотал до слёз тогда Уолтон. Мерзкий достаточно тип, а чем лучше Генрих?

В тёплую пору года б*****ь переезжал в палатки, ибо запах разгорячённых тел, пота, алкоголя, грязных юбок девушек в маленьком душном доме не привлекал щедрых гостей – только низкосортный сброд, которым было всё равно на жару и запахи.

Вот и сейчас, в период ярмарок, проститутки жили в палатках, увешанные можжевельником, свято веря, что это спасёт их от болезней.

Генрих зашёл в аккуратную незаштопанную палатку – там находился Уолтон. Он всегда жил отдельно от своих девок, ибо боялся подхватить какую-нибудь заразу. Бывало, его часто не было, но за порядком следили наёмные солдаты: либо провинившиеся в службе перед королевой солдаты, либо такие же ненужные старики как Генрих.

Уолтон не изменился: такой же полный высокий мужчина со здоровым румянцем на щеках, полными губами, маленькими глазками и абсолютно   светлыми бровями и ресницами, будто их и нет. Правда, аккуратную бородку клинышком отрастил. Он ухаживал за собой и не выносил неприятных запахов, хотя владел полчищем болезни и вони. При себе он всегда имел надушенный платок. Человек приятной, пышущей здоровьем, наружности, располагающий к себе, но мерзкий и уродливый внутри. Он сидел за своим столом и пересчитывал монеты, раскладывая их по мешочкам:

- Генри, давно не виделись! Как поживаешь, старина? Какими судьбами? – наигранно поприветствовал Уолтон, увидев вошедшего в палатку Генриха.

- Уолтон, у меня к тебе дело. Не откажи старому знакомому. – неуверенно начал Генрих.

- Денег одолжить? Попытать счастье в игре? – нагнувшись, - Или потянуло старика на блуд? Уж этого добра у меня много!

- Не совсем. Я хочу выкупить у тебя девушку. Насовсем. Отдам всё. Уверен, за то время, как я к тебе её привёл, она здорово упала в цене. Три года всё-таки.

- Ты про ту аристократку?

- Да.

- Но…

- Сколько надо? – перебил Генрих, -  Я получил повышенное жалование. Меня отправили на службу в восточную провинцию. Я её заберу.

Уолтон засмеялся:

- Но я тебе её не отдам.

- Почему же? Неужели она до сих пор приносит тебе хороший доход?

- Нууу…я на неё совсем не трачусь. – усмехнулся мужчина и принялся дальше считать монеты.

- Как это понимать?

- Она умерла. – Уолтон разразился смехом. Высокие горстки монет развалились.

- Как? Почему? Её убили?

- Нет. Банальная лихорадка. Эти аристократки такие нежные!  Постоянно ей было дурно, не то что остальные. Быстро скопытилась.

- Чёрт возьми! Ну как же так?! Опоздал! – сокрушённо произнёс Генрих. Он пошатнулся, будто терял сознание, и рухнул на рядом стоящий мешок с пшеницей.

-Тебе нужна компаньонка? Почему именно среди проституток?

- Мне нужна была она. Хотел начать с ней..вместе..всё сначала.

- Пхах, королева пропала, решил, что и приказ теперь не в силе? – усмехнулся владелец борделя. - Ну я бы тебе её не отдал, будь она жива. А так, хвала её смерти, наша дружба сохранится! – засмеялся Уолтон.

-Иди к чёрту! – вспылил Генрих. - Когда она умерла?

- Да где-то зимой или весной.

Генрих опустил голову.

- Ну чтоо ты.  – наиграно протянул Уолтон. - Раз уж у тебя проснулась совесть, ты можешь забрать любую из моих девок. Они все в каком-то роде страдают. А так вину искупишь. За деньги, разумеется.

Генрих молчал. Тишина стояла достаточно долгое время:

- Кто из них из востока? – тихо спросил Генрих, по-прежнему не поворачивая голову к владельцу борделя.

- Прям из востока таких нет, но есть одна из деревни, на пути к восточной провинции. Три года назад был там проездом. Дура дурой, но дорогу должна помнить. Она у меня как побитая собака – всегда найдёт дорогу назад. К хозяину, видимо, тянет. – усмехнулся Уолтон. – Отдам за парочку медяков.

- С чего вдруг такая щедрость? – мрачно усмехнулся старик.

- Она не приносит мне сильного дохода: еле покрывает своё содержание, да и в проблемы постоянно впутывается. Можешь рискнуть, так сказать, попользоваться. За ней никаких болезней не замечал. – подмигнул Уолтон.

- Как она к тебе попала?

-Просила милостыню у ворот города. Подобрал. Такие глаза доверчивые, прям не могу. Она быстро вкусила жизнь моих владений.

- Хорошо. – Генрих протянул из своего мешочка пару медяков. Уолтон встал и подошёл к старику. – У неё есть тёплая одежда? Боюсь, мы придём туда, когда похолодает.

- А тут уже сам разбирайся. – забрав медяки сказал Уолтон. – Теперь это твоя забота. Решил начать творить добро, твори!

Владелец вышел из своей палатки и прокричал: «Оливия! Иди сюда, сучье отродье!»