Глава тридцать первая
Новый год отпраздновали у Сергеевых, но особого веселья в этот раз не получилось. Слишком много праздников, встреч и расставаний было за последнее время. И с настроением наметились проблемы: Рауль казался ушедшим в себя, Иришка тосковала перед разлукой с Валерием… Посидели за столом до двенадцати, поздравили друг друга с наступившим годом и разошлись по домам.
Ирина перед уходом немного задержалась, разговаривая с Екатериной, и Анжела подошла к Раулю, хмурый вид которого беспокоил её весь вечер.
- Что случилось, дорогой? Ты сегодня мрачнее тучи…
- Нет, Ангел, ничего не случилось…
- Рауль, ты мне больше не доверяешь? – голос Анжелы дрогнул.
- Ну, что ты, детка. Конечно, доверяю… Немного с Ириной поссорились, - со вздохом признался он. – Она обещала забрать Эмиля после Нового года, но сейчас опять говорит, что начало месяца должна посвятить своей внешности. После Рождества всё было прекрасно, и вдруг снова её тянет торчать в салонах красоты целыми днями. Не понимаю…
- Вы так и пришли сегодня в ссоре?
- Нет, помирились, - усмехнулся Рауль. – Впрочем, дело не только в Ирине. Чем ближе знакомство с этой Мадлен, тем тошнее мне становится. Хоть уходи из спектакля!..
- С ума сошёл? Твой Антоний великолепен! Даже если Клеопатра будет полным ничтожеством, ты вытянешь спектакль и покоришь зрителей. Верь мне, дорогой, так и будет.
- Спасибо, Ангел. Ты всегда стараешься меня поддержать…
- Как же может быть иначе? Я же люблю тебя… Прости…
- Я тоже люблю тебя, детка, и не собираюсь просить за это прощения. Мы же с тобой договорились – чувства никуда не исчезли, просто стали чуть-чуть другими.
- Не грусти, пожалуйста! Всё образуется. И мама успокоится, в конце концов, и Клеопатра не окажется чудовищем. Я доверяю интуиции Мишеля, она его пока ещё ни разу не подводила. Прошу тебя, мой Маленький принц, улыбнись своей необыкновенной улыбкой, согрей мою душу, а не то твой верный Лис будет плакать всю ночь, унося с собой твою грусть…
- Ты не Лис, ты – Ангел-хранитель, - улыбнулся Рауль, и Анжела почувствовала, что напряжение, терзавшее его весь вечер, проходит, и он успокаивается. – И ты не будешь плакать. Я тебе запрещаю, слышишь? Всё будет хорошо, Ангел, прорвёмся!
- А если опять загрустишь, немедленно звони мне. Я приду и заберу твою боль. Ты же знаешь, я смогу это сделать.
- Ну, уж нет, уволь… Я хочу, чтобы ты была счастлива.
- А я бываю самой счастливой на свете, когда удаётся забрать у тебя боль. Ты даже не представляешь, какое это счастье.
- Спасибо, родная, - Рауль выглядел растроганным. – Поговорил с тобой, и сразу стало легче.
- Так я как раз об этом тебе и толкую: всегда звони мне, если тебе плохо. Раз уж ты назначил меня личным Ангелом-хранителем, я должна хорошо выполнять свои обязанности.
- Ты и так их выполняешь. Спасибо, Ангел…
- Ну, что, идём домой? – спросила, подходя к ним, Ирина.
- Да, Ириш, идём, - улыбнулся Рауль. – Вы с Жаком идёте? – спросил он у Анжелы.
- Конечно.
- Тогда выйдем вместе, чтобы Кэт и Анатолю не провожать всех по сто раз.
- Жак, Валерий, Иришка, - позвала Анжела. – Мы уходим.
Они вышли в сад, и на них буквально обрушилось невероятно яркое небо с огромными звёздами.
- Какая звёздная ночь! – прошептала Анжела, запрокидывая голову. – И тепло, словно мы на юге…
- Они смеются? – спросил остановившийся рядом с ней Рауль.
- Конечно. Разве ты не слышишь?
- Я-то слышу, но хотел быть уверенным в том, что ты не разучилась слушать их смех.
- Никогда не разучусь. Разве можно лишиться волшебства? Если я перестану слышать смех звёзд, это будет означать лишь одно – моя душа оглохла…
- Рауль, ты опять засмотрелся на звёзды? – окликнула его Ирина.
- Да, Ириш, они сегодня необыкновенно хороши, и смеются, чтобы внушить мне надежду на успех, которая от меня постоянно ускользает… Пока, Ангел, - он улыбнулся Анжеле и, быстро поцеловав её в щёку, догнал Ирину. – Посмотри сама, какие они прекрасные.
Ирина, как и он минуту назад, запрокинула голову и улыбнулась:
- Огромные… Как будто сейчас не зима, а начало осени.
- Только не споткнись, дорогая, - он обнял жену за талию, и повёл к воротам, а Анжела проводила их взглядом, думая о том, что её мать всё же так и не научилась по-настоящему слушать звёзды.
- О чём задумалась, Ангел? – к ней подошёл Жак, до этого прощавшийся с вышедшим проводить гостей Анатолием. - Мы с тобой задерживаем Валерия с Иришкой, а им, похоже, хочется поскорее вернуться домой.
- Иришка грустит весь вечер, - вздохнула Анжела.
Они догнали девочку и Валерия, которые стояли возле ворот и ждали их.
- Иришенька, что случилось? – спросила Анжела. – Ты такая грустная весь вечер.
- Это же последний праздник… А послезавтра утром Валера улетит…
- Иришка, я же не навсегда улечу. Если ты будешь так грустить, я не смогу забрать с собой твою улыбку, и это станет для меня страшной потерей…
- Правда? Тогда я постараюсь больше улыбаться, а поплачу, когда ты уже улетишь.
- И тогда не нужно плакать. Когда тебе плохо, я это чувствую.
- Ты хитрый, Валера, знаешь, как заставить меня улыбаться…
- Когда ты улыбаешься, ты становишься такой красивой, что глаз невозможно отвести.
- Ну, тогда придётся всё время улыбаться…
- Ребята, я же забыла про сумку от Гореловых, - спохватилась Анжела, когда они вошли в гостиную. – Сейчас принесу её, и мы посмотрим, что они нам подарили.
Анжела сбегала наверх и вернулась с сумкой, о которой говорила Светлана перед отъездом. Открыв её, она покачала головой: Светка с Витькой в этот раз накупили подарков на целую армию. Здесь была куча игрушек для детей – для мальчишек машинки и две компьютерные игры, для Рауля – пушистый заяц внушительных размеров. В недрах сумки нашлись подарки и для Сергеевых – для Екатерины изящная серебряная брошь в форме цветка, для Анатолия – шикарная авторучка. Ирине предназначался блокнот в кожаном переплёте, и Анжела вспомнила, что мать как-то сказала, что блокнот, подаренный Раулем, заканчивается, и нужно купить другой. Раулю Гореловы купили красивую статуэтку в форме театральной маски. Когда Жак увидел её, заметил:
- Нужно завтра передать ему, пусть принесёт удачу спектаклю.
- Ты прав. Обязательно передадим, - улыбнулась Анжела.
Валерий получил почти такую же авторучку, как и Анатолий, а Иришка - бусы из горного хрусталя, прозрачные и очень красивые, от которых она пришла в восторг.
Анжеле с Жаком были адресованы две похожие коробочки, и, когда коробочку Жака открыли, Анжела ахнула: в ней на чёрном бархате лежала фигурка рыцаря, сделанная из бронзы. Она осторожно достала фигурку из коробочки и залюбовалась ей. Рыцарь был изображён в полный рост, с мечом в руках, и был удивительно похож на Жака или на Рауля в молодости.
- Хорош! – восхитился Жак. – Ну-ка, Ангел, посмотрим, что в твоей коробочке.
А в коробочке Анжелы была другая бронзовая фигурка – девушка-ангел с красивыми крыльями сидела, обхватив колени руками, и улыбалась чему-то.
- Ну, Светка… - прошептала Анжела. - Это же безумно дорого! Они все деньги на подарки потратили. Мало того, что в Рождество кучу всего надарили, так ещё и такое чудо на Новый год припасли… А я-то в основном подарками для детей наполнила сумку… Смотри, тут и для Линды есть подарок – серебряный крестик. Ой, я вспомнила – она же недавно свой потерять умудрилась, печалилась очень. Только я совсем не учла этого, когда подарки покупала, а Светка учла… Сейчас позвоню и буду ругаться.
- А не поздно? – спросил Жак.
- Да ну, они в это время никогда не спят, тем более в новогоднюю ночь.
Светка откликнулась сразу:
- Привет, Анжела! С Новым годом тебя и всех-всех! А я звонила вам один раз, но никто не подошёл к телефону.
- Наверное, Линда не слышала, а мы недавно вернулись домой. Светулик, солнышко, с Новым годом тебя и Витьку, и детей! Только я сейчас ругаться буду…
- Только не сапогом, только не по голове! Не виноватая я! – весело завопила Светка.
- Нет, вы с Витькой, в самом деле, сошли с ума! Разве можно такие дорогие подарки делать?
- Ты лучше скажи, вам с Жаком фигурки понравились?
- Не просто понравились, я в них влюбилась. И всё равно нельзя было тратить столько денег…
- Анжела, перестань, в коем-то веке Витька прилично заработал, и никаких долгов не было! Знаешь, какая это радость – находить что-то интересное для подарков!
- Да всё я знаю… Спасибо тебе, солнышко! Ты у меня самая-самая любимая подруга! Впрочем, ты у меня единственная подруга, - поправилась Анжела.
- Я так рада, что мы вам угодили!
- Как Новый год отметили?
- Хорошо! Витька сейчас гостей провожает, наверное, курит на улице.
- А много гостей было?
- Всего три человека: Шмель да ещё один парнишка со своей девушкой, ты их не знаешь. Мама не смогла приехать, к сожалению. Но я с Витькой-маленьким и Анжелкой собираюсь к ней на пару дней съездить, пока у Вити репетиции не начались. Два дня проживёт без нас.
- А когда репетиции начнутся?
- Вроде бы девятого.
- В это время Рауль уже познакомится со своей Клеопатрой. Что-то он очень нервничает. А маму опять заносит с её салонами красоты…
- Вот чудеса! Ирина и так хороша.
- Её после нашей истории словно подменили. Вроде бы наладилось у них всё, и снова заскоки… Рауля огорчает, что она не хочет забирать Эмиля. У него репетиции, ему надо бы возвращаться домой, где его ждут жена и сын, а она постоянно где-то носится, и Эмиль у нас…
- Не расстраивайся, наладится у них, я уверена. Ирина успокоится, и всё будет хорошо.
- Ладно, Светулик, ещё раз огромное спасибо вам с Витькой за чудесные подарки! От Жака и Валеры с Иришкой приветы и дополнительная порция благодарности!
- Им от нас тоже. Витька как раз вернулся, делает страшные глаза, чтобы от него привет не забыла передать.
- Целуй его за меня.
- А ты Жака. С Новым годом ещё раз, подружка!
- И тебя с Витюшей с Новым годом! Пусть он будет добрым!
- Знаешь, самое главное, чтобы больше не было никаких ЧП, чтобы все были здоровы! А остальное, Бог даст, приложится!
- И успех нашим артистам тоже не помешает, он иногда даже от здоровья не зависит…
- Это точно… Передай Раулю, что мы будем болеть за него в день премьеры.
- Обязательно передам, но до неё ещё далеко. Счастливо, солнышко! Я тебя целую.
- И я тебя…
Положив трубку, Анжела взглянула на зевающую Иришку.
- Всё, друзья мои, пора спать. У Иришки уже глаза сонные-сонные.
- Неправда. Я совсем спать не хочу! Мама, ну один же день остаётся…
- Так что же – не спать и ночью?
- Иришенька, - вступил в их спор Валерий, - если честно, я сам ужасно устал и хочу спать.
- Правда? – недоверчиво спросила девочка.
- А разве я тебе когда-то лгал? Давай, я тебя провожу до твоей комнаты и тоже отправлюсь к себе, чтобы завтра как следует погулять и развлечься.
- Давай… - вздохнула Иришка. – Спокойной ночи, мама и папа.
- Спокойной ночи, детка, - почти дуэтом сказали Жак с Анжелой.
- А ты, Ангел, не устала? – спросил Жак, проводив взглядом дочь с Валерием.
- Ещё как устала…
- Тогда пошли наверх. Хочешь – отнесу тебя на руках?
- Хочу!
- Отлично, - рассмеялся Жак, и, подхватив её на руки, словно пушинку, легко взбежал по ступенькам, внёс в спальню и осторожно опустил на кровать. – Сразу будешь спать или чуть позже?
- Чуть позже, дорогой, конечно, чуть позже… Новогодняя ночь, да ещё с такими звёздами, просто создана для любви…
- Любая ночь создана для любви, если ты со мной…
Глава тридцать вторая
Валерий улетел второго января, Иришка грустила, и, несмотря на данное ему обещание, проводила свои каникулы, в основном, с книгой в руках или альбомом с фотографиями, который составила за все визиты жениха во Францию. По-настоящему радовали её только звонки Валерия, и Анжела не на шутку тревожилась за будущее дочери. Если её любовь не пройдёт, сложно представить, что они с Валерием захотят ждать, когда ей исполнится семнадцать лет. Ведь девочки уже в тринадцать-четырнадцать выглядят порой очень взрослыми…
Рауль опять был занят на репетициях, с беспокойством ожидая первую встречу с Клеопатрой. Она немного задерживалась, и, вместо самого начала января, должна была появиться одиннадцатого.
Он забегал пару раз, чтобы повидаться с сыновьями, но поговорить с ним Анжеле не удавалось, постоянно кто-то был рядом, и разговор получался поверхностный. Выглядел он нормально, и это радовало её, давая надежду, что у них с Ириной наладились отношения.
Четвёртого января Иришка пошла в школу, и жизнь потекла по обычному руслу. Анжела готовила роман к печати, обдумывая следующий. Светлана прислала наброски рисунков, которые, как всегда, очень понравились и Анжеле, и её редактору.
Отношения с Жаком складывались замечательно, и казалось, что всё, наконец, вошло в свою колею, и уже никогда не будет нарушен привычный ритм жизни…
Утром одиннадцатого Ирина ушла из дома ещё до того, как Рауль собрался на репетицию. Прощаясь, пожелала ему встретить свою Клеопатру, и не испытать разочарования. Он проводил жену и с тоской подумал о том, что, похоже, Ирина не собирается изменять тому образу жизни, который выбрала для себя после его романа с Анжелой. Как заставить жену вернуться к нормальному существованию в семье, он не знал. Впрочем, сегодня его больше беспокоила репетиция. Он нервничал перед встречей с героиней спектакля, и поведение жены отошло на второй план.
К своему удивлению, в репетиционном зале он застал одного Мишеля. Не было никого из актёров, в том числе и Клеопатры.
- И как это понимать? – Рауль не смог сдержать раздражения. – Почему я один нахожусь здесь? Где ваша примадонна? Где все остальные?
- Успокойтесь, Рауль, я вам сейчас всё объясню. Вы здесь один, потому что я дал команду остальным актёрам не приезжать сегодня. Клеопатра уже здесь, но вы её не увидите, вы лишь услышите её голос.
- Что?.. – Рауль от возмущения потерял дар речи.
- Она хочет, чтобы вы привыкали к ней постепенно. Рауль, ну, пожалуйста, сыграйте по её правилам! Послушайте, как она говорит, а уж затем начинайте привыкать к её внешности.
- Бред! Мишель, я не понимаю, что происходит! Эта женщина морочит вам голову, а вы идёте у неё на поводу. Я устал, у меня сдают нервы. В конце концов, я не подписывался на такую странную работу. Чёрт побери, сколько можно держать меня в напряжении?!
Мишель растерянно смотрел на Рауля, не зная, что сказать в ответ на эту тираду, и тому стало стыдно за свой срыв.
- Ладно, - устало произнёс он. – Будем играть по правилам мадам Ламбо… Надеюсь, костюм сегодня не обязателен?
- Да, конечно. Мы сегодня пройдём лишь две сцены – самую первую и ту, где Антоний прощается с Клеопатрой, уезжая в Рим после известия о смерти Фульвии.
- Валяйте, - равнодушно бросил Рауль. – Ей начинать… первая реплика её. Где вы прячетесь, мадам Ламбо? – сейчас в его голосе послышалась насмешка.
- За этой шторой, - Мишель показал на плотную занавеску, которая отделяла сцену от закулисья репетиционного зала.
- Ну-ну… И что – она нас слышит?
- Полагаю, что да, - пожал плечами режиссёр. – Начнём?
Рауль молча кивнул, прислушиваясь к тому, что происходит за занавеской, но так ничего и не услышал, пока не раздался голос, при звуках которого он удивлённо вскинул голову, взглянув на Мишеля: голос был красив, глубок и очень звучен. Рауль сразу оценил его мелодичность, и раздражение, возникшее после странного сообщения Ленара, мгновенно улеглось, уступив место любопытству.
Клеопатра:
Если это
Любовь, то как, большая или нет?
Слушая её, Рауль замешкался и осознал, что должен отвечать, когда пауза затянулась, и Мишель сделал ему знак продолжать.
Антоний:
Ничтожна страсть, к которой есть мерила.
Клеопатра:
Я знать желаю чар моих предел.
Сейчас в голосе актрисы прозвучал лёгкий вызов и едва уловимое кокетство женщины, понимающей, что мужчина полностью находится в её власти.
Антоний:
Тогда создай другую твердь и землю.
Мишель подал реплику за служителя.
Служитель:
Из Рима вести, добрый государь.
Антоний:
Какая скука! Только поскорее.
Отвечая, Рауль чувствовал нетерпение, ему хотелось слушать голос, уже вошедший в душу и обосновавшийся там после двух фраз.
И в её ответе он услышал всё, что должно было прозвучать в голосе царицы – вызов, досаду, насмешку, под которой скрывалась нешуточная тревога – а что если вести из Рима будут таковы, что заберут у неё Антония?..
Клеопатра:
Нет, расспроси, Антоний. Может быть,
Не в духе Фульвия, и юный Цезарь
Приказывает: «Сделай то и то,
Займи то царство и очисти это,
Иначе будет плохо».
Антоний:
Милый друг!
Он произнёс эти два слова, совершенно пленённый голосом неизвестной женщины, который, тем не менее, казался ему таким родным и близким, словно он всю жизнь ждал именно этого голоса и этих слов…
Клеопатра:
Я не шучу. По-видимому, больше
Задерживаться здесь тебе нельзя,
Иначе Цезарь даст тебе отставку.
Как знаешь сам. Где Фульвии письмо?
Нет, Цезаря посланье, виновата.
Да нет, обоих, я хочу сказать.
Прими гонцов. Клянусь венцом Египта,
Ты покраснел, вернейший знак того,
Что ты боишься Цезаря, Антоний.
А может быть, стыдливость эта – страх
Пред Фульвией и будущей отчиткой?
Но где ж гонцы?
Теперь в её голосе звучала буря чувств – и гнев, и боль, и страх потери, и Рауль, очарованный и влюблённый, как и его Антоний, поспешил принести клятву.
Антоний:
Пусть в Тибре сгинет Рим
И рухнут своды вековой державы!
Моё раздолье здесь. Все царства – прах.
Земной навоз – заслуженная пища
Зверям и людям. Жизни высота
Вот в этом. То есть в смелости и страсти.
А в них – я это кровью докажу –
Нам равных нет.
И ему ответил голос, словно слегка охрипший после объятия.
Клеопатра:
Какая ложь! Зачем же
Ты без любви на Фульвии женат?
Не так глупа я, как кажусь. Антоний
Всегда собою будет.
Теперь Рауль чувствовал страсть Антония, словно свою собственную, и в его ответе бури было не меньше, чем в словах Клеопатры.
Антоний:
И всегда ошеломляться будет Клеопатрой.
Но из любви к часам самой любви
Не станем их терять на пререканья.
Пусть время в удовольствиях пройдёт.
Чем будем развлекаться мы сегодня?
Клеопатра:
Беседою с послами.
Ответ прозвучал с непередаваемой иронией.
Антоний:
Какова!
Но всё к лицу упрямице-царице:
И гнев, и смех, и слёзы. Каждый след
Её запальчивости – совершенство.
Послов приму я разве лишь твоих,
А больше никаких. Сегодня будем
Бродить по улицам и наблюдать
Ночные нравы. Хорошо, царица?
Ты этого сама хотела.
Слова стихли, отзвучав, и в репетиционном зале наступила тишина, как будто опять они с Мишелем находились здесь вдвоём.
Мишель первый нарушил молчание:
- Ну, что скажете?
- Полагаю, что могу не отвечать на ваш вопрос. Вы и так прекрасно понимаете, что голос у мадам Ламбо великолепный, и слова Клеопатры она произносит так, словно натянула на себя кожу царицы и вошла в её жизнь…
- Вот видите… А вы нервничали.
- Я и сейчас не могу сказать, что спокоен… И когда она согласится показаться? Мадам Ламбо, - повысил он голос, - я могу узнать, когда мы начнём нормально репетировать?
- Уже завтра, - прозвучало в ответ с интонациями Клеопатры.
- Завтра… Почему же не сегодня? – Рауль вопросительно взглянул на Мишеля.
Тот молча пожал плечами.
- Давайте пройдём следующую сцену, и вы, Рауль, сможете уехать домой.
- Даже так? – усмехнулся Рауль. – Что ж, давайте…
- Мадлен, - громко сказал Мишель, - начинайте со слов: «Я вижу ясно по твоим глазам…»
- Да, я готова.
И зазвучали слова Шекспира… И сердца героев пьесы разрывались от боли перед неизбежностью разлуки, и гнев Клеопатры, и ярость Антония слились в одну немыслимую любовь, перед которой склоняются даже боги, не в силах справиться с ней… И, когда Рауль произносил последние слова, он был окончательно покорён своей Клеопатрой, даже не видя её, и уже не имело значения, какая у женщины внешность, потому что её голос заставит и зрителей забыть обо всём на свете, и подчинит их себе… Раулю даже не нужно было играть финал сцены, он знал, что отныне этот голос будет жить в его душе, наполняя каждый день каким-то особым смыслом…
Антоний:
Разлука наша – не разъединенье.
Хоть и вдали, ты будешь жить во мне,
А я в тебе, хоть и на стороне.
- Спасибо, господин Легран, - услышал он слова, вновь произнесённые голосом царицы Египта.
- Спасибо вам, Мадлен. Надеюсь, я могу называть вас по имени?
- Да, конечно…
- И завтра я увижу вас?
- Да… - слово прозвучало тихо, словно нехотя, и Рауль покачал головой в недоумении: неужели женщина, имеющая такой голос, может быть настолько некрасивой, чтобы бояться показаться своему партнёру по спектаклю?..
- Рауль, вы завтра будете опять репетировать вдвоём, причём сразу в костюмах. Я думаю, вам нужно привыкнуть друг к другу, чтобы остальные артисты смогли присоединиться уже к готовому дуэту.
- Хорошо. Как всегда, в десять?
- Да, в десять.
- Пока, Мишель. До завтра, Мадлен!
- До завтра…