Съёмки

1. Поиграем?

Все умеют играть в прятки, верно? Правила лёгкие, понятные даже детям – чего тут не уметь. Ну, кто не закрывался в шкафу в детстве, надеясь услышать: «Выходи, я сдаюсь!»?

А если я вам скажу, что у этой игры есть разные уровни?

Средний уровень – уклонение от социальных сетей. Играть можно в любом возрасте, но учтите, что это непросто, особенно в двадцать первом веке. Хоть в одной приходится завести аккаунт. Я долго боролась, друзья наседали, заманивали, я продолжала держать оборону, но в итоге пришлось сдаться – ради работы. Мы с учениками начали проект по испанскому, а привлечь внимание подростков можно только играя по их правилам. Я завела свой первый аккаунт в «инстаграме», но на аватарку свою фотографию не поставила – так я не проигрывала свою игру.

Ну, ладно, этим никого не удивишь: сейчас каждый второй прячется за чужим фото. Но дайте мне ещё один шанс, у меня для вас есть история поинтересней.

Вы когда-нибудь делали что-то по-настоящему замечательное, настолько замечательное, что подарило бы вам признание и любовь миллионов человек? Не каждый может этим похвастаться. Представьте, что вы создали вакцину от рака, спроектировали машину времени или сняли гениальный фильм, а потом решили остаться в тени и никому не говорить, что это ваших рук дело. Ну, кто так делает?

Правильно – никто.

– Куда тебя опять занесло? – звонок моей подруги Альмы застал меня в аэропорту.

– Была на конференции для учителей, уже возвращаюсь.

– Ты прочитала моё сообщение?

Толпа передо мной стала утекать на посадку, сверкая билетами, и я лениво потянулась за сумкой, лежавшей рядом на металлической скамье.

– Лиза, – донеслось настойчиво в трубке.

– Да.

– Прочитала?

– Да, да, прочитала. Но я откажусь.

– Почему же, соизволь объяснить?

Если Альма прибегает к возвышенной лексике, типа «соизволь» и «лицезрю» – Альма злится. Обычно заслуженно. Она моя подруга, но она также мой редактор, у которого вечно из-за меня проблемы.

– Лиз, послушай-ка. Я прикрывала тебя, когда ты отказалась заводить аккаунт в соцсетях, чтобы продвигать книгу, а ведь у всех авторов это в контракте прописано. Я прикрывала тебя, когда ты хотела остаться автором «без лица», и когда ты отказывалась от автограф-сессий и встреч с читателями. Мне пришлось съесть много говна от руководства, потому что именно я проталкивала твою рукопись...

– Я тебя об этом не просила.

– Не за что, блин! «Спасибо, Альма, что показала мою книгу миру, спасибо, что сделала меня самым обсуждаемым писателем этого года, спасибо, что открыла мне дорогу в издательский бизнес!».

– Ты же знаешь, что я благодарна, я много раз тебе говорила...

– Не благодари меня, а просто езжай на эти долбанные съёмки!

– Аль...

– Я знаю, ты не хочешь светиться, тебе это всё неинтересно. Забудь о пиаре. Подумай о Самми.

– А что о нём думать? Книга дописана, она теперь живёт своей жизнью, я героев давным-давно отпустила.

– А вот и нет, деточка, жизнь твоих героев сейчас зависит от того, как их покажут на экране. Ты же не хочешь потом посмотреть фильм и впасть в депрессию оттого, что тебя вообще не поняли, Самми – не Самми, и всё – тлен?

Толпа у выхода шестьдесят два совсем поредела, и я стала прощаться с Альмой.

– Просто езжай туда, Лиз. Уроки у тебя всё равно онлайн, ты и так вечно разъезжаешь, ну, поживёшь три месяца на Лугардо, вот же пытка какая!

Уже в салоне, когда пассажиры рассаживались по местам, а потный мужчина укладывал свою дорожную сумку над моей головой, я вышла в интернет, нашла страничку «Лизы Сават» и пролистала несколько постов. Я ведь отказалась заниматься соцсетями и требовала скрытности по отношению к моей личности, так что издательство само занялось аккаунтом от моего имени. Они придумали ход конём: девушке-блогеру дали маску – белое девичье лицо с огромными глазами и ресницами, наподобие Бетти Буп, и доверили ей вести аккаунт от имени «Лизы Сават». То есть, её работа была притворяться мной. За три месяца аккаунт обрёл несколько сотен тысяч подписчиков, а сейчас, год спустя, он входил в список блогов-миллионников. Эта раскрутка на секретности принесла моей книге бешеную популярность, а Альму повысили, потому что это была её идея.

«Лиза Сават» – псевдоним, так что не пришлось напрягаться из-за внимания к моей жизни – его просто не было. Но разговоры моих друзей и учеников о моей книге и о «псевдо-Лизе» иногда занимали меня, вызывая дурацкую самодовольную улыбку, которую я, конечно, прятала или выдавала за что-то другое.

Мне она не нравилась, эта девушка за маской. Слишком самоуверенная, ловкая и лёгкая на подъём – такая, какой мне никогда не стать. Я вдруг подумала о Самми: а что, если его тоже приукрасят? Подгонят под единую формулу киногероев?

Мне вспомнилось, где он впервые пришёл мне на ум: на Лугардо. Я стояла на берегу и наблюдала, как покачиваются на волнах разноцветные лодочки, и вдруг представила молодого парня с загорелым обветренным лицом, но он точно не был рыбаком, потому что я видела, как он рассекал волны ни на чём ином, как на автобусе! В тот момент я поняла, что он водитель, только его транспорт заупрямился и перестал ездить по дороге, унося хозяина в непроходимые чащи, океанские воды – туда, где никто прежде не был, чтобы Самми мог узнать то, что никому не доводилось. Потому одежда и длинные волосы парня были пропитаны солью – кто знает, сколько морей они с автобусом уже покорили.

И вот, он привёз его к этим песчаным берегам, к этим цветным лодочкам, к этой жёлтокаменной церкви на скале с обветшалой дверью и старым циферблатом, от которого отражались солнечные лучи, освещая прибрежные воды. Именно здесь ему предстояло раскрыть секреты бытия...

Самми пришёл ко мне. Наверное, звучит высокопарно, но он выбрал меня. Когда работа над книгой закончилась, я порядком устала от него, но сейчас снова почувствовала, что должна участвовать в его жизни. К тому же, Альма была права, я не прощу себе, если фильм выйдет совсем другим, а я буду знать, что могла на это повлиять, но предпочла остаться в стороне.

Пока бортпроводники проверяли ремни, я быстро нажала на её имя.

– Я поеду, но мне нужно, чтобы студия подписала соглашение о неразглашении.

Я слышала, что Альма улыбается.

– Вот так я и понимаю, что ты не открывала мой имейл.

– Ты уже договорилась об этом?

– Всё уже внесли в контракт. И Лиз?

– Что?

– Почитай сценарий, а?

***

Через два месяца.

Воздух Лугардо встретил меня горячо. Я и забыла, что здесь приходится заново учиться дышать.

Как только сходишь с трапа, тело начинает перестраиваться на новые температуры, и пройдёт немало времени, прежде чем кожа, наконец, научится радоваться влаге и солнцу.

Такси везёт меня по тем же улицам, что и три года назад, мимо деревьев, покрытых розовой пеной цветов; мимо жёлтокаменных построек, будто окрашенных самим солнцем; вдоль набережной, созданной для долгих прогулок, и этих лодок, неустанно качающихся на волнах, словно утки в ожидании хлеба от туристов.

Но как же сильно поменялся мой взгляд – я вижу его отражение в окне. Тогда я была такой жадной, что проглатывала каждый новый пейзаж, открывавшийся за поворотом, а теперь я принимаю Лугардо дозированно, осторожно, чтобы не заработать интоксикацию.

Водитель прервал мои нахлынувшие воспоминания внезапным вопросом:

– Вам точно в отель «Гаруда»?

– Да. А что такое?

– На Лугардо опять киношники пожаловали, они вроде весь отель заняли.

Из зеркала заднего вида на меня смотрел типичный лугардиец: крупные черты лица, кожа цвета капучино, открытый пытливый взгляд.

– Вы сказали «опять»? Это часто случается?

– Каждый год! – добродушно хохотнул он. – Так у вас там забронировано?

Я его заверила, что всё у меня схвачено, а сама стала ногти кусать: если о съёмках уже все знают, то и репортёры будут повсюду. Студийное соглашение о неразглашении меня не спасёт. И тут-то я вспомнила слова Альмы:

– Ну, и сфотают тебя на съёмочной площадке – мало ли кто ты: статист, уборщица, может, чей-то ассистент! Хочешь, научу расслабляться? Перед выходом на площадку набираешь полную грудь воздуха и говоришь себе чётко, ясно и убеждённо:

«ВСЕМ НА МЕНЯ СРАТЬ».

Спасибо, подруга. Гуру самовнушения, блин...

«Всем на меня срать»... А может, и правда? Тогда, возможно, не придётся играть в прятки.