Горецкий был точен, как швейцарские часы.
Ровно в 8.59 его черный рэндж ровер уже стоял возле входа в общежитие, надменно сверкая в лучах утреннего солнца.
Чертыхнувшись, я нацепила солнечные очки и вышла на улицу. Рюкзак с купальными принадлежностями мотылялся сзади, отстукивая пружинистый ритм моих шагов. Дыхание было равномерным и глубоким. Движения – уверенными и неторопливыми.
Я шла к машине, глядя Горецкому в глаза, и чувствовала, как каждая моя мышца сокращается под кожей. Все тело болело и ныло, но где-то глубоко внутри меня нарастала ярость такой силы, что, казалось, я могла взлететь.
Я была птицей. Сильной и свободной.
Меня не достать.
И больше никто не сможет унизить меня и причинить боль.
Никто.
Даже этот мужчина с ледяным взглядом напрочь отбитого маньяка.
- Аронова,
