Рыжий отпер дверь в трюм, и Ргиро начал уверенно спускаться по узкой лестнице в вонючую темноту, подсвечивая себе фонарем. Сзади скулил Диего, твердивший как заводной одно и то же: «Ваша милость, там ничего ценного, ничего запрещенного…». Так бы и врезал по этой заискивающей улыбке и бегающим глазкам, полным страха и паники. Точно также лебезил перед отцом лекарь Фармозо, уверявший, что ее милость Таисия вот-вот пойдёт на поправку и даже снова сможет танцевать. И это после двойной дозы отвара лисьего корня, которым он отравил мать, а после трусливо сбежал. Негодяя поймали и повесили, но крон – принц Тарниги стал вдовцом: противоядия от подобной гадости до сих пор не нашли.
Диего было дернулся спустится следом, но окружившие его тарнигские солдаты загородили проход, и он мог лишь вытягивать свою тонкую, похожей на гусиную, шею и выглядывать из-за их спин. Что же такого тот хотел там разглядеть?
Сначала Ргиро увидел на полу нечто темное и бесформенное. Он присел на корточки и понял, что это –– отчаянно смердевшая шкура, когда-то украшавшая могучего бера, а на ней… Лейтенант зло выругался, поминая и Пламенные чертоги, и морского дьявола с его мамашей, и злополучного дона Гальермо. Худое, грязное тело, в синяках и кровоподтеках. Он поднес фонарь поближе и осветил неподвижную фигуру: перед ним лежала девушка, молодая и истощенная, со спутанными волосами, которые местами были выдраны вместе с кожей, и разбитыми в кровь губами. Ноги и руки несчастной сковывали кандалы и тяжелые цепи.
Живая? Теперь ясно, почему так переживал и кудахтал Диего: р*****о в славном королевстве Тарнига уже сто лет под запретом, и там одинаково не любят и торговцев живым товаром, и тех, кто пользуется их услугами. Первых ссылают на работы в каменоломни, вторых штрафуют и накладывают на них пожизненный запрет на пребывание на территории Тарниги.
Ну и скотина! Вместо того, чтобы сразу всё рассказать и покаяться, вилял хвостом как последняя шавка! И на что только надеялся?
Он нашёл жилку на шее – пульс едва теплился, а, значит, если Ткущая будет добра и справедлива в этот раз, девушка непременно выживет, и, может быть, однажды забудет случившийся с ней кошмар.
Ргиро аккуратно приподнял бедняжку с пола, взял на руки и стал медленно подниматься по лестнице.
–– Врача, быстрее! И носилки! – он бережно опустил девушку на палубу, повернулся в сторону Диего, и, едва сдерживая ярость, почти прошипел. –– Ключ от кандалов, живо!
–– Нет! –– помощник дона Гальермо в ужасе отшатнулся. –– Ни в коем случае, её нельзя освобождать, слишком опасно!
–– Опасно? –– глаза инспектора сузились, и весь его вид стал напоминать сидящего в засаде пардуса.
–– Да, она… о-н-на… –– Диего явно не знал, что сказать и отчаянно пытался подобрать нужные слова, сильно потел и нервно облизывал губы. –– Преступница! –– Наконец, выдохнул он. –– Да, именно так. Очень хитрая и жестокая. Мы разыскали её по заданию Глашатая Сима и везли в столицу.
Но Ргиро уже его не слушал. Сделал знак своим солдатам, и двое из них схватили зарвавшегося негодяя за руки, а третий принялся обшаривать его в поисках ключа.
Искомое обнаружилось быстро, висело на тонкой цепочке на шее проходимца.
Когда с пленницы сняли сковывавшие запястья и лодыжки кандалы, Веласке захотелось придушить Диего собственными руками. Кожа под ними была сожжена почти до мяса.
–– Неудивительно, что она впала в забытье. – Наркиз, по обыкновению, подошёл незаметно. Ожоги свежие. Похоже, что девушку пытали прямо здесь, на шхуне. Не поручусь за её рассудок, даже если она придёт в себя. Такую боль даже не каждый мужчина выдержит.
–– Если и было что, криков мы не слыхали, а в трюм наших не пускали. Охраняли и днём, и ночью. –– Рыжий привёл врача и принёс самодельные носилки из плотной ткани.
Ргиро бережно уложил на них бедняжку и напутствовал солдат:
–– Несите в шлюпку и на «Верную звезду», в мою каюту! Да аккуратно, ей сейчас вредна любая тряска. –– А я пока по душам и с особым пристрастием побеседую с помощником покойного дона Гальермо де Гумо.
–– Мы побеседуем, –– уточнил Наркиз Милетте. –– Меня уж очень заинтриговали его откровенное вранье и неподдельный страх перед замученной девицей.
Разговор состоялся в каюте капитана шхуны, любезно предоставленной господам офицерам Хитрым Доком. Ргиро связал ублюдку руки за спиной, чтобы был сговорчивее, рывком усадил на колченогий стул, а сам сел напротив на старенький табурет.
Наркиз кошачьей походкой подошёл к Диего и внимательно на него уставился, как будто хотел увидеть в этом трусливом ничтожестве что-то особенное.
–– Ты, правда думаешь, что, если будешь буравить его своим взглядом, он не устоит перед силой твоего обаяния и без затей выложит всё, что нас интересует?
–– А почему бы и нет? –– контр – адмирал улыбнулся, и эта улыбка была больше похожая на звериный оскал. –– Почему бы и нет… –– Повторил он еле слышно. И внезапно Диего Клерт резко дёрнулся, как от пощечины, и его лицо исказила гримаса ужаса. Но через мгновение он успокоился и расслабился, всей своей фигурой выражая покорность и смирение. –– Вот так-то лучше! –– Милетте уселся на стол, стоявший у стены, и подмигнул другу. –– Спрашивай, теперь он точно будет посговорчивей.
–– Заколдовал ты его, что ли? –– проворчал Ргиро, впрочем, не сильно удивлённый произошедшими с Диего изменениями. Наркиза он знал с детства, и тот не раз изумлял его своими выходками, талантами и способностью влиять на людей так, как нужно именно ему.
–– Ладно, звероокий с тобой! А ты, –– инспектор перевел взгляд на Клерта, –– рассказывай с самого начала. И если мне не понравятся ответы, до Тарниги ты не доедешь, а пойдёшь в след за своим хозяином на корм Кракену!
–– Я расскажу, –– непривычно тихим голосом заговорил связанный. –– Дон Гальермо получил задание от начальника Тайного отдела Сивиллы на поимку волчицы. Дочь Глашатая Сима неизлечимо больна, и помочь ей могла только волчья кровь.
–– Почему ловили именно волчицу ? –– быстро спросил Наркиз, и его привычная мурлыкающая интонация сменилась сталью.
–– Подробностей не знаю, слышал, что дело в свойствах их крови.
Ргиро недоуменно переводил взгляд с Диего на Милетте и ничего не понимал.
–– О какой волчице речь? Ты же, как заведённый, твердил, что она преступница. Что за бредни?
–– Я тебе потом всё объясню, наедине, –– поспешил успокоить друга контр –– адмирал. –– Пока просто послушай, что говорит этот ублюдок.
–– Мы связались с охотниками за живым товаром, и один из них, Ривель Мокша, заверил нас, что поймал волчицу недалеко от Кайена. Дон Гальермо договорился с капитаном «Альбатроса» и зафрахтовал судно. Рива не обманул –– и в правду поймал нечистую. Когда нам её передали, она уже была без сознания. Он сказал, что опоил её каким-то специальным зельем, и что силы к ней вернуться не скоро.
–– Как вы определили, что вас не надули?
–– Дон знал какой-то секрет и признал в девке волчицу.
–– Достаточно. В целом картина мне ясна. –– Наркиз поспешил открыть дверь каюты и крикнуть солдата. –– Этого взять под арест, и глаз не спускать!
–– Ничего не понимаю… –– пробормотал лейтенант, провожая помощника дона Гальеро растерянным взглядом.
Как только Диего увели, Ргиро вскочил с табурета и подошёл вплотную к Наркизу.
–– Может, всё -таки просветишь своего тугоумного друга, который ни бера не понял из вашего разговора?
–– Не злись, тебе это не идёт. –– Милетте положил ладонь на грудь Веласке, как делал много раз, успокаивая излишне впечатлительного и порывистого наследника трона. –– На самом деле, всё банально и просто. Поначалу он пытался нам соврать, девушка никакая не преступница. Но после общения со мной, даже самые отпетые лгуны, становятся необычайно правдивы.
–– Слушай, ты и впрямь считаешь меня идиотом? Это было очевидно с самого начала.
–– Конечно, нет, мой друг, –– губы Наркиза растянулись в улыбке, свойственной врачевателям в разговорах со скорбными умом и духом. –– С твоего позволения я продолжу. Кто-то напел в уши Глашатая сказочку о неких волчицах, чья кровь имеет целительные свойства.
–– Подожди, речь ведь идёт о животных или…
–– Вот именно, что «или»! Твой учитель, видимо, не отличался особым рвением, вбивая в твою светлую голову знания об окружающем нас мире.
–– Я всегда предпочитал теории практику. И вместо лекций по землеописанию частенько сбегал из замка изучать окрестности за пределами городской черты.
–– Но на Тарниге волков всё же нет. Хотя, подожди! Тебя что, нянька не пугала в детстве серым волчком?
–– Пугала, –– расслабленного улыбнулся Ргиро, –– но она, видимо, запамятовала, что волчок может обернуться прекрасной девой.
–– Ну, прекрасная дева, тебя в четыре года вряд ли сильно бы заинтересовала, –– беспечно рассмеялся Наркиз, становясь похожим на самого себя. –– Как ты уже догадался,
этот урод говорил об оборотнях или сероликих, как их называют летописи. Наши достославные предки, пылая праведным гневом к «нечистым тварям», давно уже уничтожили этих бедолаг, а память о них в народе, смотри-ка, до сих пор жива!
Глава Тайного отдела решил выслужиться перед Глашатаем, обмануть и подсунуть ему обычную девицу. А обставили они это дело с де Гумо так, что и подкопаться при желании было бы сложно. И чтобы ни говорил этот сумасшедший Диего Клерт, только это является единственной правдой. Ты всё понял? –– Наркиз поймал взгляд друга и убрал с его груди до сих пор лежавшую на ней ладонь.
–– Да, –– Ргиро встряхнул головой, словно сбрасывая морок.
–– Прекрасно! А теперь, отважный спаситель юных дев, пойдём посмотрим, не пришла ли в себя наша подопечная.
***
Последнее, что отпечаталось у Виты в памяти – это разговор со старым Кракеном, который пришёл в восторг от её просьбы «поиграть» с одним нехорошим человеком. Вряд ли он вообще понимал значение слова «нехороший», ему просто льстило внимание другого разумного существа, способного наладить с ним общение и внести хоть какое-то разнообразие в его размеренную жизнь.
Она даже успела почувствовать панику и животный ужас этого ублюдка Гальермо, когда спрут сжал его в своих крепких объятьях и выбросил в море, и сполна насладиться своей сладкой местью. Но потом пришёл кто-то из его сподручных, проверил пульс, и посчитав её излишне «живой», влил в горло какое-то пойло. Но Вита особо и не брыкалась. Пить хотелось ужасно, и лучше уж валяться без памяти, чем сдохнуть от жажды. Тем более что с корабля ей никуда не деться.
А потом волчица просто открыла глаза и замерла от удивления: сжигающей сознание боли больше не было, как не было кандалов, цепей, темноты и воняющей шкуры. Она лежала на мягкой кровати в небольшой светлой комнате, и, судя по качке, по – прежнему находилась на корабле. Её запястья и лодыжки были забинтованы, а на лбу лежала влажная тряпка, приятно пахнущая лесными травами. Неожиданно! Похоже, самое интересное – то Вита банально «проспала».
Девушка еще раз обвела взглядом комнату и вдруг ощутила на себе чьё -то пристальное внимание. Кто – то стоял за дверью, и этот кто-то почувствовал, что она пришла в себя. Дверь неслышно отварилась, и волчица увидела глаза: такие знакомые и в то же время чужие. Цвета спелого ореха кои, с вертикальным зрачком, в обрамлении черных длинных ресниц. Вита с облегчением вздохнула и улыбнулась –– перед ней был волк.
Мужчина подошёл к кровати и сел на стоящий возле неё стул. Смуглый, с тонкими чертами лица, смоляными, собранными в хвост волосами. Красивый, стройный, сильный –– настоящий сын своего племени. Его отец, верно, был с юга, и девушку это вполне устраивало. Южане всегда деятельны, решительны и отважны.
–– Впервые вижу настоящую волчицу… –– но как такое возможно? Вита не могла ошибиться, он точно из сероликих! Запах тот же… Что - что, а нюх её никогда не подводил. –– Разумеется, моя мать не в счёт.
–– Кто ты? –– прохрипела девушка, кое-как шевеля разбитыми губами.
–– Странный вопрос. И на него очень существует много ответов. Поэтому сейчас мы не будем об этом говорить. На корабле меня знают как контр – адмирала Тарниги Наркиза Милетте. Но куртуазные беседы будем вести потом. У меня есть ещё пара минут до того, как сюда ворвётся твой благородный спаситель, чтобы всласть повздыхать над замученной злодеями бедняжкой. Запоминай, для всех ты обычная девица, которую покойный дон Гальермо на пару с Диего Клертом хотели выдать Глашатаю Симу за волчицу. Надеюсь, на твою сообразительность и…
–– Ты совсем меня за дуру держишь?
–– Ты уже вторая за этот день, кто задаёт мне похожий вопрос.
–– А кто был первым?
–– Ргиро, который вот-вот будет здесь,–– ехидно улыбнулся Наркиз. –– Впрочем, да, полагаю, умом ты вряд ли блещешь, иначе бы не попалась так глупо охотникам за волчьей кровью. –– Вита обиженно засопела, но возражений не нашлось. Сама виновата, что и говорить. –– В продолжении прерванной мысли, поскольку ты простая смертная, а не волчица, способная восстанавливать силы в считанные часы, тебе следует, как минимум, сутки, а лучше двое, лежать в лихорадочном забытьи, и всем своим видом изображать безвинную мученицу. Справишься?
–– Угу, –– буркнула девушка, которую совсем не прельщало два дня валяться пластом на кровати, пусть та и была в меру мягкой и удобной. Тело соскучилось по движению, мышцы зудели, а кровь пульсировала, бешено ускоряя пульс и делая мнимую лихорадку весьма достоверной. –– Но только до утра, иначе я не выдержу.
–– Я заварю тебе одну замечательную травку, она усмирит твою жажду деятельности, –– издевательски оскалился Наркиз. –– А теперь, замри!
Послышались уверенные шаги, и через мгновенье в каюту ворвался ещё один красавчик. Но разглядеть его полностью Вита не успела: пришлось закрывать глаза и притворяться умирающим телом. Хотя что-то знакомое в нём точно было, но вот откуда? Память упорно твердила, что ничего не знает и не ведает, и, вообще просила не м****ь её пустяковыми вопросами. Потом, всё потом! А сейчас остаётся только навострить уши и слушать, а нос и так унюхает самое интересное.
–– Ты здесь? –– голос мужчин звучал удивлённо и слегка растерянно.
–– Да, зашёл посмотреть, могу ли я быть чем-то полезен. У девушки, похоже, начинается лихорадка, а лекарь сказал, что он тут бессилен, и на всё воля Единого. С таким эскулапом на борту и болеть-то страшно, сам не заметишь, как угодишь в какие – нибудь Чертоги.
–– Ах да, ты же разбираешься во врачевании. Её состояние сильно опасно?
–– Думаю, жить будет. Раны от ожогов обработали специальной мазью, которая снимает боль, а другие повреждения не столь пагубные. Организм молодой, справится.
Не поручусь только за её рассудок. Ну, ты сам понимаешь…
Вот скотина, за рассудок он переживает! С него станется выставить её убогой на всю голову. Нет уж, она на эту игру не поведётся. До рассвета вытерпит, а потом можно будет подавать первые признаки жизни. Пусть не достоверно, но зато безопасно, для окружающих. А иначе, точно спятит и начнёт рычать, на радость вредному волку. Стоило попасть в лапы к собрату, как из неё тут же пытаются веревки вить. Так не пойдёт, ведь вить верёвки из мужчин, волков ли, людей ли, без разницы – это сугубо её право, обязанность и привилегия!
Раздался шум передвигаемой мебели, и Вита спохватилась, что находилась в каюте не одна. Второй красавец, оказывается, придвинул стул вплотную к её ложу и, устремив печальный взгляд на неподвижное девичье тельце, как и обещал этот нахальный волк, принялся сердобольно вздыхать. Спасибо, что слезу не пустил, с такого станется.
–– Я не уверен, что у меня хватит смелости рассказать Вам то, что терзает меня с того момента, как я только увидел шхуну «Альбатрос» с палубы «Верной звезды». Но оно зудит и просится наружу. И поэтому я говорю сейчас, зная, что меня вряд ли услышат. –– Дело ясное, что Витта удостоилась чести стать «плакательной» подушкой, и её мнение на сей счёт тут никого не интересует. Глазки что ли распахнуть так внезапно или припадок изобразить? Хотя нет, не стоит, она сегодня добрая, пусть вещает. Может, и впрямь чего интересного поведает. –– Перед встречей с вашим судном, я провёл морской ритуал, способный изменить судьбу. Со стороны мои переживания выглядят смешно и глупо, но я не хочу править Тарнигой, хотя к этому всё и идёт, я третий в очереди на трон, но, по сути, первый. Я грежу морем, а не властью. –– Ой, а её, выходит, спас не худородный офицерик, а без пяти минут король. Какая честь, однако! –– Я бросил в пучину памятную и дорогую сердцу вещь и почувствовал, что морская стихия услышала и приняла жертву. Словно чья – то теплая ладонь опустилась на мою грудь. И вот потом – шхуна, этот мерзавец Гальермо со своим прихвостнем, и Вы… –– Нет! Вита внезапно вспомнила, как искала помощи и защиты, и наткнулась на светловолосого офицера, и что – то с ним проделала. Но вот что, память не признавалась. –– И я вижу в этом волю самой Ткущей, а значит, мы с Вами связаны какой - то непостижимой нитью. И я верю, что, благодаря Вам, я смогу изменить свою судьбу. Я никогда по-настоящему не любил, но, готов биться об заклад даже с мирозданием, как никогда близок к этому. –– Что он несёт?! Судьба, любовь, мироздание? Недоумок! Как же трудно переваривать эту белиберду, претворяясь трупом. Он что серьёзно, решил признаться в трепетных чувствах впервые уведенной, избитой и покалеченной незнакомке? Которая, между прочим, вполне может окочуриться, не приходя в сознание, или оказаться умалишённой? Правильно, что он не хочет быть королем, не надо ему туда, а то развалит всё королевство к пьяному Рогатону!
С каждым его словом мысль выставить себя скорбной разумом и рассудком казалась Вите всё более соблазнительной. Уж на это её лицедейских способностей хватит. Он к ней с телячьими нежностями и робкими надеждами, а она ему –– замутненный безумием взгляд и что - то из разряда: «грядёт страшное, спасайтесь!». Нет, так её примут за блаженную, да и Наркиз не оценит. А Вите почему-то хотелось, чтобы волк оценил, очень хотелось.
Внезапно она почувствовала, как её ладони почти невесомо коснулись чужие пальцы. От неожиданности Вита чуть всё не испортила и едва не вышла из образа «умирающей девы», еле сдержав порыв одёрнуть руку. И куда подевалось хвалёное волчье чутье? Раньше волчица даже во сне могла ощутить постороннее присутствие, а тут не отследила простой жест. Решено, как только она выберется из этой истории, сразу даст дёру до Волчьего круга, кинется в ноги Совету мудрых, чтобы простили глупую волчицу и дозволили закончить обучение. Вита даже в счёт наказания за свой идиотский побег из Круга готова была нянчиться с волчатами. Лишь бы приняли обратно, лишь бы…
А печальный воздыхатель, меж тем, совсем осмелел: держал её за руку, нежно оглаживал ладонь, пристально глядел в её жёлто-синее от побоев лицо своими невозможно чёрными глазами и что – то бормотал. Чем же она так прогневала небеса?
–– В детстве я часто сбегал от домашних учителей на побережье. Представлялся сыном лавочника, мечтающим о море, и напрашивался к рыбакам в помощники, когда те уходили на свой промысел. Мне никогда не отказывали, брали в лодку, учили ремеслу. –– Она вот тоже сделала ноги из Вечного леса, и что из этого вышло? Не волчица, а какое-то недоразумение! Вот и у него то же самое: ни правитель, ни моряк – так, серединка на половинку! –– Я тогда по наивности думал, что из меня вышел отличный притворщик, и никто на самом деле не догадывался о моём происхождении. –– Он тихо рассмеялся и улыбаясь продолжил. –– Правду я узнал, спустя несколько лет, и сильно тогда расстроился. Глава рыбацкой гильдии, который по-отечески меня опекал, признался, что уже в первое появление в прибрежной деревушке моё инкогнито было раскрыто: фамильные черты – страшное дело, сразу понятно, кто есть кто, даже простым жителям. А главу нашего рода в лицо мог не знать только приезжий. Мой родитель любил выходить в «народ» и быть на виду. Да и наши семейные портреты издавна печатались на монетах.
Вы можете подумать, что я боюсь власти и ответственности. Но это не так. Моя страсть – море и свежий ветер. И с радостью бы повёл за собой в бой морскую эскадру. А во дворце я задыхаюсь. Но быть адмиралом, к сожалению, –– не слишком правильное занятие для сына Гилорга Веласке. –– Вот бедняжка, может, его ещё пожалеть? Кто сейчас и был достоин сочувствия, так это её уши, в которые без спросу вливали всякую сентиментальную ерунду. –– Впрочем, я, верно, Вас утомил? –– Вите так и хотелось рыкнуть во всю пасть выстраданное «да!» и клацнуть зубами, чтобы до красавчика быстрее дошло, как он ей надоел. Но Наркиз наказал держаться, и она сдержалась.
Новоявленный поклонник грустно улыбнулся и сжал напоследок её руку.
–– Мне пора, а Вы отдыхайте. Завтра я приду вновь, и буду приходить снова и снова, упрямства мне не занимать, пока не услышу Ваш голос и не увижу улыбку на Вашем лице.
Когда придурок, наконец, ушёл и плотно затворил дверь, волчица не смогла сдержать рвущийся изнутри хохот. Правда, смеяться пришлось в подушку, мало ли любопытных среди моряков, могли и подслушивать. А так, смех не сильно отличался от страдальческих стонов.
Голос и улыбка, значит. Что ж, красавчик, будет тебе и то, и другое. Надо же хоть как – то развлекаться! Правда, этот недоделанный адмирал ей ни на йоту не сдался. Другое дело, соплеменник. Но Наркиза с нахрапа так просто не взять, и вот поэтому в этой игре его печальное высочество сыграет первую скрипку.