Время Волчиц

ГЛАВА 1. Ражея. 8 -й день месяца Груден, деревня Вожга

Вожга получила своё название благодаря реке, на берегу которой пару сотен лет назад зародилось скромное поселение, позже ставшее большой деревней. Ее основу составили переселенцы из долины Стига, затопленной внезапно вышедшей из берегов широкой и полноводной рекой Сечей. Никто так и не смог объяснить этот каприз природы, ставший настоящей бедой для прежде богатого села, известного своими мастерами кожевенного дела, ткачихами и кузнецами. В период расцвета по уровню внутреннего устройства, чистоты, и достатка ныне забытое людьми и богами селение могло успешно соперничать хоть с соседним торговым городом Твигом, хоть с его побратимом – центром высоких искусств Гарубисом.

Но стихия неумолима. И на месте процветающего села сейчас – огромное озеро, на дне которого нашли приют многие. И их души по-прежнему связаны с этим местом. Поэтому долина Стига долгие годы считается проклятой. И виной этому не только суеверия. Туман, клубящийся по берегам и стелящейся над гладью воды, настолько своенравен, что любой храбрец, посмевший прийти в долину почтить память почивших предков, рисковал не найти обратный путь. Мало кому удавалось вернуться. А те, кому все же посчастливилось добраться домой, постепенно сходили с ума. Их разум все чаще устремлялся куда-то далеко, а пред глазами словно проплывали картины далекого прошлого. И это прошлое, судя по выворачивающим наизнанку душу крикам безумцев, было чудовищно.

Ранним осенним утром, когда лужи подёрнулись хрупкой коркой льда, а высокое небо было холодным и пасмурным, в деревню у реки Вожги вошла травница. Невысокого роста, в длинном грязно-черном плаще с капюшоном, из-под которого отчетливо были видны лишь глаза необычного для этих мест цвета янтаря. В её руках был лишь дорожный посох да небольшая котомка с редкими целебными растениями. Она искала временное пристанище и была готова платить за него своим умением лечить любые недуги, терзающие тело или душу. Травами, заговорами, ритуалами, обрядами и знаниями.

Пройдя по главной улице селения и справившись у местного сорванца, где обитает староста, женщина шаркающей, но уверенной походкой побрела в сторону указанного мальчишкой дома.

Жилище старосты не выделялось среди череды дряхлых домишек ни размерами, ни резными ставнями, ни наличием цветочной клумбы. Единственное, что мог заметить внимательный глаз – это некая основательность конструкции избы да невысокий забор из свежеструганных досок. Женщина подошла к высокому крыльцу, оглянулась по сторонам, и убедившись, что за ней никто не наблюдает, буквально вспорхнула на верхнюю ступеньку. Постучала, сначала тихо, а затем чуть громче. За дверью послышались шаги.

– Кто?! – рявкнул мужской голос.

– Мир доброму дому – приятный на слух кроткий голос был способен, казалось, покорить даже разъяренного тигра, а не только недовольного неожиданным визитом старосту.

Дверь распахнулась, и на пороге возник еще довольно молодой и крепкий широкоплечий мужчина со спутанными кудрявыми волосами цвета спелой пшеницы и такой же неряшливой бородой.

Он хотел было пробурчать что-то из ряда, кого еще тут ёлман принес, но замер, едва заглянул в янтарные глаза.

Странница украдкой бросила на него оценивающий взгляд, и словно что-то для себя решив, слегка кивнула головой.

– Травница я, Ражея, хожу-брожу по селениям, помогаю, врачую, коли нужда какая приключится. Сказывали, что деревня ваша справная, люди отзывчивые.

– Отзывчивые… - скептически хмыкнул мужчина, но развивать мысль в слух не захотел.

– И что староста Говен сможет помочь мне делом, аль советом. Зима близится, холодает, а ежели ночевать в лесном шалаше, так к утру можно и вовсе не проснуться, – давила на жалость знахарка, а у самой во взгладе плясали хитрые искры. – Постой мне нужен, до весны, а там уж снова в путь отправлюсь. – Она скромно опустила ресницы, и тут же вновь широко раскрыла глаза. – Я не прихотлива: крыша над головой, теплый очаг, а большего мне и не требуется. На хлеб уж себе я заработаю, лекарская помощь и богу угодна, и людям в пользу. Поможешь мне, добрый человек?

«Добрый» человек, пожалуй, впервые в жизни растерялся. Травница, определенно, была какая-то странная, но эта странность, с одной стороны, не поддавалась четкому определению, что и тревожило, а с другой, не вызывала плохих предчувствий. А еще где-то глубоко приятным теплом в области груди начал зарождаться огонёк «узнавания». Чего или кого? А вот об этом Говену думать совершенно не хотелось. Он хотел было направить знахарку к вдове Марьяне, но неожиданно для себя произнес:

– Можешь располагаться у меня. Изба большая, а живу я один, так что помощь по хозяйству нужна всегда.

– Благодарствую, да не забудет тебя Единый в своих благодеяниях, -- травница поклонилась ему в пояс, скрывая довольную улыбку.

Староста действительно жил один. Так уж случилось, что десять тому зим назад его горячо любимая супруга не смогла разрешиться от бремени. Лекаря в деревне не было, а бабка-повитуха и сама изрядно растерялась и струхнула, когда дело приняло скверный оборот, и роженица стала истекать кровью. В итоге он потерял и жену, и не родившегося сына. Их тени молчаливым укором всегда стояли где-то рядом, словно не желая впускать в его жизнь новые радости, делая и без того замкнутого в себе мужчину ещё более угрюмым и нелюдимым.

С женщинами Говен и вовсе предпочитал не иметь никаких дел, посвящая себя ежедневному тяжелому физическому труду, заботам о хозяйстве и исполнению общественного долга старосты. Этот самый долг, как ни странно, изрядно помогал вдовцу не упасть в пропасть глухого отчаяния и наполнял его жизнь хоть каким-то смыслом. Неожиданное гостеприимство, проявленное к травнице, удивляло и настораживало. Он никак не мог понять, какой демон-проказник дернул его за язык. Заворожила она его, что ли? Но данное поспешно слово забрать обратно не позволяла гордость и невольное уважение к новой знакомой. Долгие годы ни одна жительница деревни не ступала дальше порога его избы. Это был негласный, установленный им самим запрет, который свято соблюдался всё это время. А теперь чужая женщина будет хозяйничать в его доме: немыслимо и волнительно!

Изба, в которой предстояло зимовать, Ражее не понравилась. И дело было вовсе не в холостяцком небрежности или в скромности жилища. Надо отдать должное хозяину, внутри царил образцовый порядок, чистота… и безликость, сродни серости и равнодушию. Изнутри дом оказался просторным и холодным. Но это воспринималось не столько взглядом, сколько потаённым чутьём.

Перешагнув высокий порог и прошептав заговор перехода, знахарка сразу учуяла неладное. Чужая зависть пахнет почти всегда одинаково, и запах этот неотличим от тонкого неприятного, осознаваемого лишь немногими духа ядовитого вёха. А сени были так наполнены этим смрадом, будто кто-то, не скупясь, пропитал доски пола и потолка, а заодно и хранящуюся здесь хозяйственную утварь, свежей настойкой этого вредного для людей растения. Но какого было удивление травницы, когда она и впрямь разглядела в пучки сухого вёха, висящие возле двери. Немногим известно, что его пары, даже в самых малых дозах, если вдыхать их постоянно, могут вызывать головные боли, галлюцинации, а то и навязчивые мысли о смерти, что зачастую и приводит к трагическому концу.

– Для чего здесь эти травы? – осторожно поинтересовалась женщина, пытаясь разобраться в ситуации и при этом не выдать своей тревоги.

– Какие? – Говен недоуменно посмотрел на Ражею, не понимая, о чём шла речь. – А, эти… кажется, Терек принёс от злого глаза, он верит в такое, да и мне как-то спокойнее. Он живёт тут рядом, заходит иногда вечерять.

Значит, сосед… Знахарка мысленно дала себе зарок, разузнать об этом человеке побольше. Надо же разобраться, намеренно ли тот замышлял недоброе или вредил по глупости и недомыслию.

– Видимо, кто-то посмеялся над твоим приятелем, или он сам впал в заблуждение. Эти растения бесполезны, они не смогут помочь даже в борьбе с комарами и способны лишь накапливать пыль. Если позволишь, я заменю их на что-то более действенное.

– Меняй, травы – твоя вотчина, здесь я тебе не указ, – усмехнулся староста, понимая, что малые перемены в привычном укладе жизни могут стать предвестницами чего- то большего. Но вот хорошо это или плохо однозначно решить не получалось.

Получив разрешение хозяина на некую свободу действий, Ражея ловко собрала все злополучные сухие пучки, вышла на крыльцо и выбросила их пожухлую от холода траву, решив ночью, когда хозяин ляжет спать, непременно их сжечь.

Вернувшись в избу, травница легким уверенным шагом прошла в горницу, положила узел с вещами на лавку и сняла плащ. Говен на некоторое время отлучился, выставив на стол простое угощение: молоко в глиняной крынке, несколько вареных картофелин и свежий творог. И сейчас, пока никого не было рядом, она могла проверить весь в дом в целом.

Но ничего плохого более не проглядывалось. Лишь общее унылое настроение, да по углам мерцали отблески теней прошлой жизни. Избавиться от них было дело нескольких минут. К приходу хозяина, в доме что-то изменилось. Даже не особо чувствительный по натуре Говен смог уловить нотки тепла и уюта, которых так не хватало раньше. И что самое удивительное: как только он вошел в горницу, его перестала терзать головная боль, привычная спутница последних лет, а легкие наполнились свежим воздухом с едва ощутимым медовым ароматом.

Мужчина с интересом начал разглядывать новую знакомую, которая смотрела на него с мягкой улыбкой. На мгновение ему почудилась некая неправильность в облике гостьи. Точно! Зрачок в широко распахнутых янтарных глазах казался узким и вертикальным. Он поспешно моргнул, стремясь развеять морок, и облегченно вздохнул, увидев обычный карий цвет в прорезях век. Поначалу, когда травница стояла еще на пороге его дома, Говену показалось, что перед ним старуха. Но без накидки, скрывавшей фигуру целиком, он затруднялся определить ее возраст. На ней было темно-серое длинное шерстяное платье с длинным рукавом, а на ногах добротные кожаные туфли на тонкой подошве. Волнистые, темные, чуть рыжеватые волосы были собраны на затылке синей лентой, а отдельные пряди тонкими завитками обрамляли ее спокойное не лишенное привлекательности лицо. Бледная кожа, прямой нос и тонкая линия губ – взгляд старосты с какой-то непонятной жадностью скользил по облику стоящей напротив женщины. И это было действительно необъяснимо и волнующе.

Неловкая пауза затягивалась, но тут Ражея словно опомнилась:

– Где я могу расположиться? Мне будет достаточно небольшого угла, хоть за печкой. Не хотелось бы стеснять доброго хозяина.

– Чего уж там, я что зверь какой человека в тесноте неволить? Тем более жить нам с тобой под одним кровом почитай до самой весны. Пойдем, будет тебе комната,– сварливо проговорил староста. Он было хотел добавить, обращение «госпожа», оно так и просилось на язык, ведь ему почти сразу стало понятно, что гостья не простая деревенщина. Но решил до поры до времени пока не выдавать свою осведомленность и присмотреться к знахарке повнимательней.

Говен сдернул со стены широкое красное полотно, и под ним оказалась неприметная дверь. Она вела в небольшую слегка запущенную комнату с маленьким слюдяным окошком, сквозь которое проникали яркие лучи редкого осеннего солнца. Было заметно, как пылинки красиво танцуют в дневном свете, образуя причудливые фигуры. И это явно означало только одно: здесь требовалась тщательная уборка.

Ражея прошла внутрь и с удивлением обнаружила нечто похожее на кровать, застеленное стеганным одеялом, и явно рассчитанное не на одного спящего, аккуратный деревянный стол, лавку и большой кованный сундук в дальнем углу у окна.

–– Здесь раньше супружница моя покойная обреталась. После ее кончины я сюда и не захожу вовсе. – А что в этой комнате они с Милой проводили свои самые счастливые часы, гостье знать не следовало. – В сундук загляни, может подыщешь для себя что из одежды подходящее. Хотел было сжечь, да рука не поднялась.

–– Благодарствую, хозяин, доброта твоя не знает границ, –– Ражея смиренно опустила ресницы. –– Ты это брось, зови по имени. Говен я, не запамятовала? –– На память пока не жалуюсь, – хитро улыбнулась травница. –– Ну, я пойду, дел много впереди, – он от чего -то смутился и поспешил сбежать под благовидным предлогом.

***

А дел, тем временем было действительно много. В этом-то Ражея или, вернее, Рагана, не будет же она раскрывать своё истинное имя первому встречному, не сомневалась. И уборка в комнате, в которой ей предстояло жить, стояла отнюдь не на первом месте. Вначале следовало провести ритуал единения с пространством дома, чтобы тот признал ее за хозяйку, хотя бы и на время. И уже тогда можно окончательно избавиться от наводнивших это место теней, печалей и страхов. Говен достаточно молод и хорош собой, чтобы хоронить себя в этом склепе. Ему требуется больше радости, легкости и беспечности. И он это получит. Новый взгляд на мир и на себя самого будет настоящей платой за его гостеприимство, пусть невольное и не вполне осознанное. На этой мысли травница загадочно улыбнулась, словно задумав какую-то шалость.

Дом признал ее сразу, словно долгие годы ждал встречи с ней. Просто поразительно. Ражея настраивалась на изнуряющее сопротивление, а вместо этого четко ощутила его усталость и жажду перемен. Дом ликовал: он очистился от надоевшей серости, обновился и наполнился светом и теплом. Добрый знак. А в ее деле важна любая мелочь. Теперь у нее появился надежный тыл.

Привести в порядок комнату не составило большого труда. Женщина, вооруженная тряпкой и имеющая в арсенале хотя бы ведро теплой воды, способна на многое, даже без применения запрещенных магических приемов. А уж если с ними… К полудню там не осталась ни пылинки. Точнее, пылинка осталась, но совсем одна, и больше из практических соображений. Ведь если подойти к делу умеючи, и разговорить сей элемент хаоса, то можно узнать много чего любопытного. Поэтому Ражея с искренним интересом всматривалась в образы, показанные ее новой приятельницей. И в результате оказалась владелицей ценных сведений.

Как же повезло, что она совсем не похожа на покойную жену хозяина Милу, статную дородную северную красавицу. Охмурять Говена не хотелось, да и не было в этом необходимости, потом хлопот не оберёшься. Хотя его запах неплох, приятен и даже… Нет, думать об этом не стоило. Её хрупкой невзрачной красоты вполне достаточно для формирования желания заботиться и оберегать, а другого и не требуется. Защитник всегда нужен, особенно в непредвиденной ситуации. А она должна тщательно продумать все варианты исхода. Если что-то пойдёт не так, серое племя будет обречено.

Прислушавшись, Ражея внезапно ощутила чужое присутствие и внимание, навязчивое и недоброе: кто-то подходил к дому. Староста сбежал, не выдержав женского обаяния, и поэтому с гостем придётся разбираться самостоятельно. Что только ей на руку: надо же с чего-то начинать знакомство с местными жителями.

–– Эй, Говен, ты дома? – прокричал мужской голос. Не дождавшись ответа, незнакомец оглянулся по сторонам, и удостоверившись, что рядом никого нет, осторожно открыл входную дверь и крадучись зашёл в сени.

Он успел только достать свечу и зажечь фитиль, окунув его в мешочек с горючим порошком, как в полумраке заметил перед собой небольшую темную фигуру. От неожиданности вскрикнул, дернулся в сторону, погасив тем самым единственный источник света.

–– Не надо бояться, добрый человек. – голос был ласков и внушал доверие. – Травница я, Ражеей кличут. Староста Говен, да продлит Единый его дни, по мягкосердечию своему дал мне временный приют в своём дому.

Незваный гость судорожно сглотнул, осенил себя обережным знаком и с облегчением понял, что перед ним живой человек. Он не знал, чему больше удивляться: неожиданному ли возникновению знахарки, чьих шагов и присутствия не было слышно, или факту появления в избе соседа женщины как таковой. Ведь деревенская сваха давно уже отчаялась подобрать ему новую супругу. И молодых девок предлагали и вдовиц опытных, а Говен одно что по своей Милке убивался. А тут на те вам, травница, и не старуха еще, судя по голосу, ведь лица-то в темноте не разглядеть.

–– А я кричу, никто не откликается. Думал, хозяин в подпол может спустился, вот и не слышит. –– Да к он в лес за дровами подался, почитай до вечера не воротится. А у вас дело к нему какое? –– Нет, я так зашёл, живу тут рядом, моя изба на той стороне улицы, с околицы видать, – как по писанному пробормотал сосед, пока его рука нервно перебирала в кармане кафтана лунный камень.

Интересный знакомец у Говена. Пахнет страхом, застарелой обидой и злобой, причём основательно, так что почти воняет. И как люди этого не чувствуют? Заходит в дом в отсутствие хозяина как будто просто так… Да и лунный камень – вещица занятная, а при умелом обращении, так и вовсе смертельно опасная. Если положить его в изголовье постели, человек может уйти в сновидения настолько глубоко, что пути назад и не найдёт. Рагана была готова поспорить, что пред ней никто иной как Терек, упомянутый в разговоре со старостой.

– Может передать чего Говену? – Нет, не надобно. В другой раз зайду. – Вот ведь принесла нелегкая эту блаженную, как теперь камень подложить, если эта дура тут будет околачиваться? –– Ага, заходи, милок, – ехидно проговорила на прощание травница.

Если человек находится совсем близко, эмоции сильны, и мысли направлены на собеседника, понять его настрой совсем просто, дело в опыте и умении. Вот поэтому все затаённые помыслы соседа не являлись для знахарки загадкой и легко считывались, давая пищу для размышлений.

Неужели Говен считает этого человека своим другом и доверяет ему? Странно всё это… Ведь любой недоросль сразу был распознал ненависть, давно и прочно запустившую свои корни в сердце Терека. Понять бы только причину таковой. И сделать это необходимо как можно скорее, ведь уже к весне ее здесь не будет, и хозяин дома останется без должной защиты.

***

Меж тем, Говен действительно отправился в лес за дровами, травница не ошиблась. Ему требовалась ясная голова и свежий воздух, чтобы обдумать случившееся. Среди деревьев всегда легче дышалось, а колка дров – вовсе не помеха для размышлений.

Он предпочитал понимать мотивы своих поступков, и прежде всегда многократно думал и взвешивал «за» и «против» перед принятием важного решения. Но сегодня день пошёл кувырком. По сути, ему не оставили выбора, или всё-таки решение принять в дом гостью было осознанным? Ответа на этот вопрос у него не было.

Но помимо этого его тревожило что-то ещё, чётко неоформленное в конкретное знание. Он попробовал воссоздать в памяти в образ Ражеи, но ее черты лица будто расплывались, образуя мутное пятно. Лишь одни глаза, изумительные, цвета янтаря, были живыми и выразительными. Вот оно! Глаза! Они помнились разными, в самое первое мгновенье при знакомстве – янтарные с вертикальным зрачком, позже – совсем обычные, карие. А может ему просто примерещилось, и он постепенно сходит с ума? В последний месяц его то и дело преследовали странные видения, мысли путались, в голове звенело, словно она колокол на башне. Да, скорее всего дело в этом. Надо будет спросить у Ражеи, есть ли нужные травки от его недуга, она точно должна это знать. И от этой мысли ему внезапно стало удивительно легко и радостно. А ещё он вспомнил, у кого бывают вертикальные зрачки, но почему-то совершенно не испугался. Лишь светлая улыбка вдруг украсила его всегда хмурое лицо.

***

Слух о появлении в доме старосты Говена Сеченя женщины, да будь она трижды травница, облетел всю селение буквально за пару часов и произвёл расколол среди местных жителей. Одни искренне надеялись, что нашлась та единственная, что смогла подобрать ключи к его израненному потерей жены сердцу. Другие негодовали: пустить чужую женщину в дом без свадебного обряда - грех и потакание похоти. И ладно бы простым человеком был, ведь нет староста, который должен служить образцом благочестия и соблюдать устои Единого.

Но нашлись и те, кто вовсе недоумевал, на кой Говену сдалась эта оборванка. Какая от нее может выйти польза? Лишний рот кормить, когда и сам не на перине спишь и не медом не балуешься, кому это нужно? Да видели эту нищенку, тоща как оглобля, рыжа и в рубцах от оспин. Страхолюдина, одним словом. Видать, прямая дорога старосте в служители культа Единого, раз привечает убогих себе в убыток.

Небывалый интерес к появлению знахарки был вызван, в первую очередь, скукой и отсутствием иных развлечений, нежели промывание костей соседям и знакомым. Деревня жила достаточно замкнуто. Оживленные торговые тракты обходили её стороной, а относительная близкое расположение к проклятой долине Стигма у многих и вовсе отбивало охоту бывать в этих местах. Поэтому любое новое лицо, появлявшееся в Вожге, вызывало массу пересудов и сплетен.

Местные кумушки, посовещавшись, отправили наладить первый контакт с травницей, бабку Агафону, известную в округе своей способностью разговорить немого и вытрясти душу, даже если ее и не было вовсе, из любого встречного.

Правильно соседки сказывали: не молодая, худющая и рябая в добавок. Такую только из жалости приютить, да так чтоб глаза сильно не мозолила. И то если и впрямь знает толк в травах лекарских, а иначе и прогнать не грех.

– Здравствуй, голубушка, надолго ли в наши края? – старуха нацепила на лицо одну из своих самых приветливых, как она полагала, улыбок, больше похожую на оскал. – Как тебя звать -величать? Меня люди Агафоной кличут.

– И вам здравствовать, да будет светел ваш путь,– смиренно проговорила женщина. – До весны тут пробуду, коль Единому будет угодно. Зовусь Ражеей.

Надо признать, травница была обнаружена за странным занятием: та сидела на ступеньках крыльца и распутывала большой ком из толстых шерстяных ниток. Вытаскивала из неряшливой серой кучи отрезок нити, каждый раз разной длины, потом отделяла его ножом от основной массы и скатывала в небольшой клубочек. Заметив недоуменный взгляд бабки, тихим голосом пояснила:

— В лес завтра пойду, надобно травок целебных раздобыть, пока морозец сильный не ударил. Веревочки вот готовлю, чтоб можно было стебельки в пучки собрать да в сенях сушиться повесить. – Такой бесхитростный ответ вполне устроил старую сплетницу, готовую было подозревать странницу чуть ли не в черной ворожбе.

– А с чем же ты подсобить -то сможешь, какие хвори лечишь?

– Да, почитай, многое знаю и умею, всё и не упомнить. От грудных болезней управу найду, при лихорадке аль ломоте в теле подберу настои. Роженицам облегчения дам, младенчику в мир дорогу открою.

– А с бельмом справишься? – хитро прищурилась Агафона. -- Меня ещё по молодости муж кулаком по глазу приложил. Ох, горячий был, ревновал знатно. Чуть совсем не ослепла, да примочки слегка помогли. Но вот до сей поры мутно так вижу, всё словно в тумане плавает.

– Попробовать могу, но хворь твоя застарелая, может, и не в пользу лечение пойдёт. Ты завтра приходи, ближе к обеду, я как раз уже из леса ворочусь. Тогда и поглядим.

С тем и порешили. Сказать по правде, старухе просто хотелось поглядеть на травницу в деле. В то, что Ражее не по силам вернуть ей утраченное зрение, она даже не сомневалась. Несколько лет назад в деревню волей случая заехал городской врач, ученый человек. После осмотра его вердикт был однозначен: бельмо и Агафона будут неразлучны до самой смерти. Да, спесь с самозваной лекарки это тоже немного собьёт. А то многое та знает и умеет, тьфу! Скромнее надо быть!

Поспешно попрощавшись с травницей, бабка поспешила в сторону деревенской церквушки, где её уже поджидали любительницы сунуть нос в чужие дела.

Ражея зло усмехнулась, на миг снимая себя маску убогого смирения. В её глаза полыхнули огненные искры, которые затем сменились ровным янтарным пламенем. Как же она отвыкла от людей, их мелочных страстишек, желчи, презрения и страха перед непонятным и непривычным. Противно, но и одновременно забавно.

Меж тем лицо женщины приняло задумчивое выражение. А поразмыслить было над чем. Надо признать, что бабка Агафона не была уж совсем плохим человеком. Просто все её душевные порывы проходили строгий внутренний контроль под руководством собственных представлений, что есть хорошо, правильно, порядочно и справедливо. И эти представления не выпускали во внешний мир всё, что не укладывалось в их рамки. И бельмо, всячески пестуемое и лелеемое почти половину жизни, как ничто иное говорило о нежелании хозяйки видеть жизнь во всех её проявлениях такой, как она есть, без примесей и прикрас.

Избавить глаз от бельма – дело не хитрое. Правда, травы тут не помощники, но знать об этом посторонним не следует, целее будут, и телом, и разумом. И в помощи отказать невозможно, раз запрос на лечение прозвучал напрямую, таков закон. Но вот незадача, для закрепления памяти тела о вновь приобретённом полноценном зрении, человеку, а в данном случае, зловредной Агафоне, потребуется измениться самой. Прозреть должны не только глаза, но и сердце, иначе процесс пойдёт вспять. И обязанность истинного лекаря донести до неё это обстоятельство. Как же сложно с людьми, будь ты хоть четырежды мудрой и зрячей!