Лампа в руке Дмитрия бросала дрожащие тени на стены подвала. Он шёл впереди, его шаги эхом отдавались в узком коридоре, пахнущем сыростью и железом. «Ты спросила, где твоя мать проводила последние дни, — сказал он, останавливаясь у железной двери с ржавым замком. — Вот её любимое место». Ключ скрипнул в скважине, и дверь со стоном открылась, выпустив волну затхлого воздуха.
Комната была маленькой, как склеп. На стене — пятна, похожие на высохшую кровь, тянущиеся от потолка к полу. В углу стояла кровать с порванным матрасом, а на полу валялись игрушки — плюшевый медведь без глаза, кукла с оторванной головой. Но больше всего я заметила нож. Он лежал на деревянном столе, покрытый рыжими подтёками, рукоять обмотана чёрной изолентой. «Это… её?» — прошептала я, но Дмитрий уже подошёл к стене, где в рамке висели детские фотографии.
На снимках — я. Но как? Мне не больше трёх лет: я сижу на качелях, улыбаюсь в камеру, обнимаю куклу в розовом платье. Только я никогда не носила таких платьев. И качелей во дворе особняка не было. «Кто это?» — голос сорвался. Дмитрий провёл пальцем по стеклу рамки. «Ты. Версия 2.0. Арсений считал, что первая попытка была… неудачной».
Я шагнула назад, наступив на что-то хрустящее. Под ногой — осколки фотоальбома. На страницах — женщина, похожая на мать, но с другим разрезом глаз. Она держала на руках младенца, а рядом стоял Арсений с лицом, искажённым яростью. «Он уничтожал всё, что напоминало о её неудачах, — Дмитрий поднял один из снимков. — Но я сохранил это. Для напоминания».
В углу комнаты я заметила люк. «Не трогай!» — рыкнул Дмитрий, но я уже дёрнула железную ручку. Под люком оказалась яма, утыканная острыми прутьями. На дне — кости. Мелкие, словно детские. «Его первые эксперименты, — он стоял за спиной, дыхание горячим ветром касалось шеи. — Нежизнеспособные. Как и ты, если не будешь слушаться».
Я побежала к двери, но он перехватил меня, прижав к стене. Его ладонь закрыла рот. «Тише. Они всё слышат, — прошептал он, указывая на фотографии. — Твои сёстры. Братья. Все, кого Арсений отверг». Стекла рамок запотели, будто из-за чьего-то дыхания. «Он хотел идеального наследника. Но получались только ты».
Нож на столе вдруг упал с грохотом. Я вздрогнула, а Дмитрий рассмеялся. «Она всегда ненавидела беспорядок. — Поднял нож, провёл лезвием по моей щеке. — Говорят, именно этим клинком она перерезала себе горло. Хочешь проверить?»
Внезапно завыла сирена. Дмитрий нахмурился, сунул нож за пояс. «Жди здесь», — приказал он, выходя и запирая дверь. Я осталась одна с призраками.
На столе, под слоем пыли, я нашла блокнот. Страницы были исписаны детским почерком: «Папа говорит, что если я буду плохо себя вести, меня заменят. Как Лену. Но я стараюсь. Пожалуйста, не бросайте меня в яму…» Последняя запись оборвалась кляксой, похожей на слезу.
Вдруг люк затрясся. Из щели выползла рука — маленькая, костлявая, с ободком браслета на запястье. Я закричала, отпрянув к двери. Снаружи послышались шаги. «Виктория!» — это был Марк. Он взломал замок, втащил меня в коридор. «Быстро! Он вернётся!»
Но мы не успели. Дмитрий стоял на лестнице, нож в руке. «Марк, — произнёс он мягко, — ты же знаешь, что happens с предателями». Марк оттолкнул меня за спину. «Беги! Выход через винный погреб!»
Я бежала, спотыкаясь о ящики, пока крики за спиной не стихли. В кармане платья нащупала ключ — тот самый, с гравировкой «Е», — и он подошёл к двери в стене. За ней оказался тоннель.
На полу тоннеля лежала кукла — точная копия той, что была в комнате. В её платье была зашита записка: «Они убьют тебя в день твоего рождения. И заменят. Как всегда».
Когда я выбралась наружу, шёл дождь. За спиной горел особняк, а в руке я сжимала окровавленный нож. Где-то в темноте раздался голос Дмитрия: «Ты всё равно моя, Виктория. Все они — мои!»
Но я уже бежала. В руке — фото младенца с биркой на руке: «Виктория Громова. Версия 3».
Лес поглотил меня целиком — ветви хлестали по лицу, корни цеплялись за подол платья, будто пытались удержать. Я бежала, не разбирая дороги, сжимая в руке нож, украденный из той проклятой комнаты. Крики Дмитрия эхом разносились за спиной, смешиваясь с воем ветра. «Виктория! — его голос резал воздух, как лезвие. — Ты думаешь, это побег? Это всего лишь начало игры!»
Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Ноги подкашивались, а в горле стоял вкус крови. Я споткнулась о камень, упала в ручей, ледяная вода хлынула в рукава. Откуда-то сверху донесся лай собак. Они уже близко.
Внезапно сильная рука схватила меня за плечо. Я закричала, замахнувшись ножом, но мужчина в чёрной маске ловко выбил клинок. «Тише, — прошипел он, прижимая палец к губам. — Если хочешь жить — следуй за мной». Его глаза, серые и холодные, как дым, мелькнули в темноте.
Он повёл меня через лабиринт скал, его движения были точными, будто он знал каждую трещину. За поворотом оказалась пещера, вход скрыт папоротниками. «Здесь они не найдут, — сказал он, разжигая крошечный костёр. — Но ненадолго».
Пламя осветило его лицо — шрам от виска до подбородка, густые брови, сжатые в напряжении. «Марк… — выдохнула я, узнавая его. — Ты же…» Он резко обернулся: «Думала, мёртв? Дмитрий любит инсценировать смерти. Особенно тех, кто ему мешает».
Он протянул флягу с водой. «Пей. Ты выглядишь, как призрак». Но я отшатнулась. «Почему ты мне помогаешь? Ты же работаешь на него!» Марк усмехнулся, снял перчатку, показав татуировку на запястье — перечёркнутый треугольник. «Раньше работал. Пока не узнал, что он сделал с моей сестрой».
Шум погони приближался. Собаки лаяли уже у входа в ущелье. Марк схватил мою руку. «Есть другой путь. Через подземные туннели. Но там… — он замолчал, будто боялся продолжать. — Там не только мы».
Мы спустились в расщелину, где пахло сыростью и гнилью. Фонарь выхватывал из темноты кости, обрывки одежды, ржавые цепи. «Это те, кто пытался сбежать раньше, — сказал Марк, но я не спрашивала. Их пустые глазницы казались немым укором.
Внезапно земля дрогнула. Сверху посыпались камни. «Обвал! — Марк толкнул меня в сторону. — Беги вперёд! Не оглядывайся!» Я побежала, спотыкаясь, слыша за спиной его крик и грохот рушащихся скал.
Туннель вывел к реке. Лунный свет отражался в чёрной воде, как тысячи глаз. На берегу стояла лодка с пробитым днищем. Я залезла в неё, дрожа от холода и страха, когда вдруг из темноты вынырнула фигура.
Дмитрий.
Он шёл по воде, будто дьявол, вызванный из преисподней. Его пальто развевалось, как крылья, а в руке блестел пистолет. «Игра окончена, Виктория. — Голос звучал спокойно, почти нежно. — Ты устала. Пора домой».
Я отступила к корме, но лодка накренилась, захлебнулась водой. «Я лучше умру, чем вернусь!» — закричала я, хватая весло. Он рассмеялся. «Смерть? Это единственное, чего ты не можешь себе позволить. Ты — собственность семьи Громовых. Даже твой последний вздох принадлежит мне».
Выстрел.
Я зажмурилась, но боль не пришла. Открыв глаза, увидела Марка — он стоял на скале, дымящийся пистолет в руке. Дмитрий схватился за плечо, кровь сочилась сквозь пальцы. «Предатель! — зарычал он. — Я превращу твою жизнь в ад!»
Марк спрыгнул в лодку, оттолкнулся от берега. «Греби!» — приказал он, и я изо всех сил налегла на весло. Течение подхватило нас, унося в темноту. Дмитрий кричал что-то, но слова тонули в рёве воды.
Через час мы вышли на берег. Марк, бледный от потери крови, прислонился к дереву. «Теперь ты в безопасности, — прошептал он. — Но запомни: он никогда не остановится. Ты… — он закашлялся, на губах выступила пена, — ты должна найти Анну. Она…»
Его рука разжалась. На ладони лежал медальон с фотографией женщины в чёрном. Та самая, что была в комнате с ножом. «Кто она?» — спросила я, но Марк уже не дышал. Его глаза смотрели в небо, где занималась заря — кроваво-красная, как обещание мести.
Вдалеке, на другом берегу, завыли сирены. Я спрятала медальон за пазуху и побежала, зная, что это лишь передышка. В кармане Марка нашла телефон. Единственный сохранённый номер подписан: «Анна. Если погибну — звони ей».
Первые лучи солнца осветили дорожный указатель: «До города — 5 км». Я сделала шаг вперёд, когда вдруг телефон завибрировал. Неизвестный номер. СМС: «Не доверяй никому. Даже мёртвым. — А.»
А за спиной, в лесу, защёлкал затвор.