Доминик
Я стоял в полном шоке. Какого хрена произошло? Есения сорвалась, не похоже, что она врала. Злость и шок. Все кругом врали. Сколько раз я спрашивал, старался узнать, но все разводили руками.
Какой же я баран. А мои мне заливали туфту, в которую я поверил. Какого хрена я в это поверил? Да потому что, легче поверить в это вранье, чем смириться с, тем, что я ее потерял.
Сколько же я говна Есеньке сделал и все оттого что не знал. Но теперь все стало на свои места. Вот почему она работает, вот почему живет в общежитии, вот почему она без охраны. И все это время она была недалеко. Абрамов банкрот. Так просто. Абрамов банкрот. И в тот же момент все выбросили ее из своей жизни. Помню ее дебильных подруг, что меня бесили. Вечно какие-то идиотские идеи. Мне не нравились ее подруги, лживые идиотки с одной извилиной в голове, и та только о моде думает.
Есенечка была другая. Она изменилась и только сейчас я понимаю почему. Но эти изменения не испугали меня. Наоборот, теперь я вспоминаю свои нападки на нее и горжусь ее напору. Она вытерпела все дерьмо, что я ей говорил и все, что я сделал. Все это с гордо поднятой головой. Блядь ни разу не сломалась. Я ее всегда оберегал, а тут такое дерьмо творил. Я тоже ее бросил получается.
Сжимаю кулак и бью по шкафчику со всей силы. Блядь. Дерьмо. На х**н все. Следом расхреначил лавку, потом еще одну и еще, и еще.
Сел на последнюю оставшуюся в живых скамейку и закрыл глаза.
Моя девочка пережила полную жопу. А я козел и мудак конченый, решил разворошить ее раны и мерзко с ней обошелся. Какой же я мудак. Вспоминаю ее лицо, когда водой облил и рюкзак выкинул. Настоящий мудак. Ненавижу себя.
Переодеваюсь, забираю свои вещи и иду к завхозу компенсировать ущерб. Лишь бы до отца не дошло. Хотя ему морду я хочу набить больше чем любому другому, он все знал. И Витя мудак тоже знал. Дерьма навыдумывали. Но это потом.
Моя маленькая соседка Сенечка выросла и Есенечке нужна помощь, а ее главный «сраный» рыцарь подвел ее. Блядь, ненавижу всех, почему кругом такое дерьмо?
Я не знаю с чего начать, как извиниться и как с ней помириться.
Иду в свою комнату и достаю из-под кровати коробку с фотографиями Есении. Да я долбанный маньяк у меня есть целая коллекция наших совместных фотографий, в том числе сделанных мной, когда она спала рядом.
Моя маленькая Сенечка, Есенька, Сенька.
Начиная с сегодняшнего дня, я снова стану ее другом. Пол мира переверну, но верну ее дружбу и доверие.
Три года назад
Очередное мероприятие. Родители устраивают прием, будет куча гостей, но главное Есения придёт. Балдею от нее. Стоит моей соседке появиться на горизонте и настроение взлетает к небесам. Ненавижу приемы. Но если приходит моя малышка, я радуюсь им.
Машины вереницей подъезжают к дому. Живая музыка, гостям сразу же подают шампанское. Увеселительное мероприятие, на котором просто решаются дела.
Женщины в длинных вечерних платьях, мужчины в костюмах. Все надевают на лица фальшивые улыбки. Добрая половина гостей к концу вечера напьется и тех, кто особо пьян будет выносить охрана.
- Доминик, — зовет меня отец, — Там Колокольников с семьей приехал.
Я закатываю глаза.
- Так, прекратил так себя вести и иди развлеки его дочь.
Дочь Колокольникова, это отдельный персонаж. Виктория, но требует звать себя только Виви. х**н знает, что за понос в ее голове. Но она реально Виви. Словно сирена на скорой.
- Бать, она тупая. О чем с ней говорить? – возмущаюсь я, слышу смешок Вити за спиной, отец же награждает нас недовольным взглядом.
- Значит развлечь ее не составит труда. И Хмельновы скоро будут.
- Да ну нет. Ты специально этих дур вместе собираешь? Давай хомячков купим, пускай они их развлекают. Будут бегать по кругу.
- Доминик! – строго рявкает отец, — Иди!
Спорить с ним нет смысла. Иду к Виви.
- О, Доминик, — с восторгом говорит Виви и вешается на меня, — Давно не виделись. Видел, как я похорошела.
- Ага, — мычу я, избавляясь от ее объятий.
Итак, что значит Виви похорошела. Ей всего семнадцать, но ботекс ее лучший друг. Лицо не двигается совсем, всегда удивленное выражение лица. С момента нашей последней встречи ее губы стали еще больше, покрыты большим слоем блестящей розовой помады и напоминают жирных червяков. Боевой макияж на лице, опахало из ресниц. Лицо словно маска. Жуть, короче говоря. Но Виви считает, что хорошеет.
Виви хватает бокал шампанского и быстро опустошает его.
- Вообще-то некоторым еще нельзя.
- Ой, да брось. Ты же не скажешь родителям. О, смотри на мой маникюр, — Виви тычет в меня своими когтями. А я х**н знает, как выглядит ее маникюр, ну когти покрасила, нахрена мне это показывать, — Кстати, смотри на мое кольцо пять лямов отвалила.
Дальше началась череда перечислений барахла, что она купила. Мне хочется ее подносом огреть или хотя бы убежать.
- Смотрите кто тут Виви, Доминик! – дочка Хмельнова Сюзанна подоспела, девушка целует в щеку Виви, потом меня и начинается...
- Смотри мое колечко.
- Ух ты. Смотри мои реснички.
- Вау. Смотри мои фоточки.
Блядь, ругаюсь про себя. Стараюсь найти в них отличья. Одинаковые на лицо. Как две курочки кудахчут, нихрена не понятно стою улыбаюсь, а сам сбежать хочу. Затрахали кукарекать. Стараюсь их максимально не слушать, словно музыка фоновая, что-то бормочет.
- О Есения, — восторженно завывает Сюзанна.
Поворачиваюсь и вижу, свою малышку. Да блин, давно решил, что она моя. Есения заплела волосы в две косы, легкий макияж. Длинное платье, на тонких бретельках переливается, подчеркивает ее стройную фигуру. Блин, как же фигово, что мы друзья. Ну ничего подрастет, все изменится.
- Выпьешь? – предлагает Есении шампанское Сюзанна.
- Нет, — строго говорю я.
Вот две тупые курицы.
- Ой, ой. Совсем забыла, что тут ты решаешь, — смеется Сюзанна.
Две курицы начинают хохотать.
- Меня отец убьет, — объясняет Есения.
Абрамов может, хотя я первый сломаю этим курам руки, если они Есении нальют. Хотя я точно уверен, что она не согласится.
- Есения мама открыла новый салон. Тебе срочно надо к косметологу. Нужно заранее заботиться о своей красоте, — выдает Виви мерзко шевеля своими губами-червяками.
- Да и губки нужно подкачать, — продолжает Сюзанна, — Правда Доминик.
- Нет. Даже не вздумай, — зло отвечаю я.
- Есения кстати я открываю шоурум, папа решил, что пора и мне заняться бизнесом, — трещит Сюзанна.
- Супер, поздравляю, — отвечает Есения.
- А ты что-нибудь будешь открывать? Сейчас очень модно иметь магазин, — мерзким голосом говорит Виви.
Есения задумалась.
- Мне книги нравятся. Вот книжный магазин я бы открыла, — говорит Есения.
- Ха, книжный? Есения это отстой книги никто не читает, это не модно, — хохочет Виви которая книгу в жизни своей не видела, Сюзанна поддерживает Виви, а Есения смущается.
Курочки опять смеются. Короче я задолбался их слушать. Они осмеяли всех кругом, похвастались всеми лайками и словно выпили из меня все силы.
Есения отошла к столику за закусками. Вижу, как Борюсик (это финансовый директор Абрамова, чмошник еще тот) подошел к Есении и что-то говорит ей. Моя соседка хмурится. А я спешу на выручку. Ненавижу, когда к Есении пристают эти старые кобели. А как подвыпьют они к ней клеятся моментально.
- О Борис, добрый вечер, — встаю между ними и отодвигаю Борюсика подальше, — Как жизнь?
- Хорошо. Вот Есении сказал, что она прекрасна.
Совсем бессмертный что ли? Нашел кому говорить комплементы.
- Да вы правы. А еще несовершеннолетняя, — растягиваю слова смотря ему в лицо.
Борис краснеет.
- Доминик. Я в хорошем смысле. Просто сказал. Тут все красивые, — пытается отвертеться Борюсик, но его слюнявые липкие взгляды на Есении, я замечал не раз.
- Я так и понял. Думаю, стоит пойти куда-то в сторону. В любую.
Борюсик кивает и уходит, он никогда со мной не спорит. Слюни пускает на Есению, но меня боится.
- Дом, ты чего на людей кидаешься? – спрашивает Есения.
- А ты с ним хотела дальше общаться? – закипаю я.
- Нет конечно. Ты знаешь, как я «люблю» такие мероприятия.
- Давай сбежим. «Бумажный дом» посмотрим.
- Сейчас не сбежим. Еще час придется побродить.
Бесконечно длинный час мы бродили и улыбались всем, узнавали новости и слушали сплетни. Безумная скука, но с Есенией все можно вытерпеть.
Наконец-то вижу, что гости хорошо подпили и нашего отсутствия никто не заметит. Хватаю Сеньку за руку, и мы тихонечко уходим в дом. Есения первым делом скидывает свои босоножки на высокой шпильке. Я молча достаю из шкафа две майки и двое спортивок. Словно мы всю жизнь вместе живем.
- Ты бы хоть вышел, — с укором говорит Есения, когда я снимаю костюм, швыряя все на кресло и стою перед ней в одних трусах.
- Ой, что ты не видела.
- Ну вот если бы ты выходил, то не видела бы.
- Боишься своих фантазий?
- Дурак, — Есения бросает в меня подушку.
Блин, такая красивая. Но маленькая надо ждать. Подхожу к Есении и расстёгиваю молнию на ее платье, а руки как у алкоголика трясутся.
- Все я отворачиваюсь.
Есения переодевается в мою майку и мои спортивки, запрыгивает на кровать, а я включаю фильм. Ложусь на спину, Есенька ложится под бочок, голову кладет мне на грудь. Чистый кайф. За одно люблю такие вечера, когда все накатят мы сбегаем ко мне и смотрим фильмы. Всем плевать на нас, а нам на всех остальных. Есения засыпает после первой серии, я крепко обнимаю ее и тоже засыпаю. Рядом с ней мега уютно.
- Есения! – строгий голос Романа Абрамова заставляет проснуться.
- Иду пап, — бормочет Есения и выбирается из моих объятий.
Вижу наших родителей, оба недовольны, завтра опять головомойку устроят. А мы между прочим ничего предосудительного не делали.
- Дом, где мое платье? – сонно спрашивает Есения, я поднимаюсь на локтях, смотрю по сторонам и киваю на кресло, — А босоножки?
- Сень завтра принесу возьми мои кросы, - сонно говорю я.
- Ладно, — Есения берет мои кросовки, закидывает блестящее платье через плечо и плетется на выход, — До завтра придурок.
- Вали домой малая, — отвечаю ей в тон.
- Есения вы опять сбежали, — слышу недовольный голос Абрамова.
- Да пап. Мы устали и пошли смотреть фильм. Все опять напились и приставали с разговорами.
Сон уходит вместе с Есенией. Слышу, как уходят родители, долго прощаясь с соседями. Осталось подождать два года. Всего два года и приду к Роману Абрамову и скажу, все как есть. Два года и дружеские ночевки могут перерасти во что-то большее.
Но этого не случилось. Спустя несколько недель Есения уехала и не осталось ничего, кроме воспоминаний.