– Тебя не узнать, – вместо приветствия произнёс отец, одной рукой приобняв за плечо и окинув цепким взглядом с ног до головы. – Макс, ты точно мою дочку из аэропорта забрал? – обратился к водителю. Тот только вскинул брови и покачал головой: не знал, что ответить. Хлопнула дверца машины.
Леонид Георгиевич снова оглядел дочь и довольно цыкнул языком – жест знакомый и родной, но вместе с тем вызвавший у Веры легкий отблеск тревоги.
Да, теперь она точно дома.
Когда спускалась по трапу самолёта, впервые за год вдыхая колкий воздух родины, ещё не верилось. Люди вокруг были другие – то есть, конечно, те же самые, не изменившиеся, – просто она успела отвыкнуть от тревожной суеты, наполнявшей толпу.
И Москва, которую она разглядывала за тонированным окном машины по пути домой, тоже осталась всё той же. Приедь Вера спустя десять лет или даже спустя целую жизнь – лицо города с суровыми сталинскими высотками сохранилось бы таким же, каким она его помнила. Совсем не похожим на столицы других стран, в которых она успела побывать.
Москва была громадной, массивной, подавляющей: нависала над ней каменными фасадами, заставляя ощущать себя крохотным осколком цветного стёклышка в калейдоскопе бурлящей жизни мегаполиса.
В детстве только рекламных плакатов меньше было, а теперь в глазах от них рябило.
На зеркале заднего вида болталась «ёлочка», и салон авто наполнялся неприятным едким запахом. От него кружилась голова: пришлось открыть окно. Она откинулась на кресле, подставляя лицо потоку московского воздуха – совсем не похожего на американский: тот всегда казался ей наполненным свободой.
Она ехала домой. Оставались какие-то пара десятков километров, и вот, она выйдет к крыльцу дома в пригороде Москвы, из которого уезжала на учёбу год назад.
Вера вспомнила, как тогда сводило живот от чувства предвкушения. Шутка ли – впервые оказаться предоставленной самой себе. Без ограничений, без контроля отца, без постоянно следующего за ней по пятам Макса, личного телохранителя.
Сейчас ко всему этому она вернулась. Прислонилась лбом к холодному стеклу и прикрыла глаза. Как должен чувствовать себя человек, вернувшийся домой?
Усмехнулась: ей-то откуда знать. Её случай точно не вписался бы в статистику большинства. Будь её воля, то, наверное, вообще бы предпочла не возвращаться.
Пока ехала, чувствовала себя даже спокойно. Мир вокруг не касался её, а она – его. Тёплое пространство, ограниченное салоном БМВ, служило маленькой раковиной. Хотелось ехать так ещё очень долго и, главное, никуда не приезжать.
Потому что в конечной точке, кажется, не ждало ничего воодушевляющего.
Но машина остановилась. Пришлось выходить.
Что с отцом придётся столкнуться тут же, возле ворот, она не ожидала. Специально вышел встречать?
Вера поёжилась. Сентябрь был слишком холодным, а отец стоял в накинутом поверх рубашки чёрном пальто.
– Привет, пап, – пробормотала она и сама приобняла его, когда он опустил руку ей на плечо. – Я тоже соскучилась.
– А где фальшивая американская улыбка? Что, не научили?
Уголки её губ нервно дрогнули, но, кажется, получилось не очень-то «по-американски». Отец коротко хохотнул и притянул её к себе. Вера ощутила аромат тяжёлого парфюма и сигарет возле ворота пальто.
Макс вытащил два чемодана из багажника. Чуть отпустив Веру, отец коротко приказал:
– Вещи занесёшь и поедем.
Макс, не ответив, поспешил приказ исполнять.
Конечно, отец вышел не встречать её, ему просто нужно было куда-то уехать.
– Ну что, устала? – Уже обратился к Вере, отпуская из недо-объятий. Руки, однако, он не убрал: ладонями сжимал плечи, чуть от себя её отстраняя.
– Есть немного, – она пожала плечами. – Летели долго. В душ хочу.
Что ещё говорить отцу после долгой разлуки, она не знала. Всё, что правда было на душе́, не выскажешь – да ему и самому не очень-то хотелось бы знать. Вот и получался такой разговор: пустой, может, светский, но главное – неловкий.
– Ну, иди тогда, отдыхай. Таня обед уже приготовила. – Он ещё раз окинул её взглядом с головы до ног. – Это там такое вот носят?
Перед полётом Вера надела удобные мешковатые джинсы и широкую футболку с логотипом университета, заправив её за пояс.
– Да такое, в общем, везде носят, – ответила равнодушно.
– Помнится, я тебя провожал в более приличном виде.
Не то чтобы она ждала от отца другой оценки, но снова убедилась в том, что делиться с ним впечатлениями от года жизни в другой стране не горит желанием: отец вряд ли разделит с ней воодушевление от той упоительной свободы, что она день за днём впитывала каждой клеточкой тела.
Всё это осталось там. Здесь, в России, дома, нужно об этом забыть. Вернуться к привычной, расписанной за неё по шагам жизни.
Макс молча прошмыгнул мимо них к машине, снова усаживаясь на месте водителя. Отец мельком глянул на запястье: сверялся с часами.
– Ладно, не буду задерживать. – Сам не хотел задерживаться. – И кстати, – бросил он, уже опустившись на сидение, – завтра ужин устраиваем, надо кое-что отметить. Вот, как раз по случаю возвращения выйдешь в свет. Только оденься приличней, будут мои партнёры.
И, вздёрнув уголок губ, подмигнул – как ему казалось, добродушно. Вера только кивнула, обхватив себя руками за локти. Зябко было. Дверь машины хлопнула.
На полминуты она замялась возле ворот, глядя вслед отъезжающей БМВ.