Изабелла.
Я пригибаюсь к земле и бегу вдоль стены, стараясь не зацепить кусты. Время прям тянеться. И постоянно кажется вот-вот попадусь.
Сзади громко хлопает дверь. Голос Саши режет тишину:
— Она во дворе! Быстро!
В саду вспыхивают фонари — кто-то нажал тревожную кнопку. Тьма больше не укрывает меня. Я бросаюсь к кустам роз, острые шипы рвут платье, царапают кожу, но я не останавливаюсь.
— Туда! — слышу крик. Тяжёлые шаги, гулкие, быстрые.
Я пригибаюсь сильнее, перескакиваю через низкую ограду клумбы и оказываюсь у дорожки из плитки. Она ведёт к калитке сбоку. Там, может, шанс!
Босые ноги бьют о камень, кожа горит от порезов. Дыхание рваное, грудь болит, но я не думаю — бегу.
Слева раздаётся лай. Чёрт! У них собаки?! Паника подступает к горлу.
— Быстрее! К забору! — орёт один из охранников.
Я ныряю в тень беседки, прижимаюсь к деревянной стенке. Сквозь щели вижу, как двое с фонарями бегут по дорожке — совсем рядом. Если вдохну громко, услышат.
Капли пота выступают на лбу. Платье мокрое, грязное, липнет к телу. Я сжимаю губы до боли, заставляя себя стоять тихо.
— Нашли?
— Нет! Следы теряются у клумбы!
Я закрываю глаза. Господи, только бы не нашли.
Но с другой стороны сада уже слышны шаги и лай. Они оцепляют. Окружение. У меня один шанс — забор. Я видела его мельком. Высокий, кованый, с острыми наконечниками. Но за ним — свобода.
Я собираю последние силы и бросаюсь вперёд, мимо кустов, прямо к стене. Ветки хлещут по коже, но я только сильнее ускоряюсь.
— Там! — орёт кто-то.
Пули не свистят, но мне кажется, что вот-вот прозвучат.
Я хватаюсь за металлические прутья забора, пальцы соскальзывают от пота. Подтягиваюсь, дрожь во всём теле. Колени сдираю до крови, платье рвётся.
Сзади топот.
— Держи её!
Я вскарабкиваюсь выше, цепляюсь пальцами за верхушку. Острые пики впиваются в ладони. Боль дикая, но я тянусь дальше. Подтягиваюсь из последних сил, вставляю ноги в прорези и немного выдыхаю. Платье рвётся окончательно, ноги содраны, но я уже почти с другой стороны.
Сзади кто-то кричит:
— Хватай её!
Руки тянутся к моей щиколотке, пальцы почти касаются… но я рывком перекидываюсь через забор и падаю вниз.
Удар о землю выбивает воздух из груди. Пару секунд я не могу вдохнуть. Глаза застилает муть, в ушах звенит. Но потом резко втягиваю воздух, переворачиваюсь и встаю на колени. Голова крутиться, но встаю на ноги. Главное я — по другую сторону. Свобода.
Сзади охрана шумит у забора, кто-то лезет следом. А я не знаю куда бежать.
Вспыхивают фары из-за поворота и я бегу прямо к машине.
Надеюсь меня не собьют! И там не местный Чикатило.
Машина тормозит ведь я переграждаю путь. А за мной уже бегут.
Открываю заднюю дверь и залазю внутрь через какого-то мужчину. Но не смотрю. Захлопыю дверь и нажимаю закрыть.
Охранник дёргает дверьку. Но не открывается. Перегибаюсь и быстро жму на всё рычаги блокируя все двери.
А в машине гробовая тишина.
— Откройте немедленно! — орёт охранник, кулаком бьёт по стеклу. Стекло дрожит, я вздрагиваю, будто сама получила удар.
— Пожалуйста! — выдыхаю я, захлёбываясь от паники. — Поехали! Поехали, прошу!
Улавливаю запах табака, кожи и алкоголя. Но это не вино. Мужчина рядом сидит, плечо широкое, силуэт мощный. Его ладонь спокойно лежит на колене, даже не дёрнулась, пока я влетела в салон, как комета.
Но эти руки быстро ложатся мне на талию. И меня с лёгкостью усаживают на колени
Я дёргаюсь, поднимаю взгляд.
Чёрные глаза смотрят прямо в меня. Темнота в них такая, что холодом по коже. А уголок губ чуть тронут усмешкой.
— Блять! — вылетает у меня.
Я в машине Марка.
Застываю на его коленях как статуя, сердце колотится так, что слышно, как оно бьётся о рёбра. Платье мокрое, порванное, руки и ноги в царапинах, дыхание сбивчивое, голова кружится.
А он — абсолютно спокоен. Чёрные глаза лениво скользят по моему лицу, по горлу, по ключице, по одежде, и только усмешка на губах выдает удовольствие от моего ужаса.
Сжимает мою талию сильнее и руки сунуться чуть вверх.
— Отпусти! — выдыхаю я, дёргаясь. Но его пальцы лишь крепче начинают держать.
— Сиди, — Марк произносит тихо, почти лениво. — Ты сама сюда залезла.
Машину уже окружила охрана. Я так понимаю подоспели люди Демидовых. Ведь больше не лупят в окно, а аккуратно стукают:
— Марк Константинович.
Марк даже не оборачивается к окнам. Его пальцы всё так же держат мою талию, словно вросли. Он смотрит только на меня, будто всего этого шума вокруг не существует.
— Марк Константинович, — снова раздаётся вежливый, но настойчивый стук.
Он нажимает кнопку, стекло плавно опускается наполовину.
— Отставить, — бросает он коротко, без эмоций.
— Но Константин Петрович приказал...
— Я сказал — отставить, — его голос понижается, и даже я чувствую, как в нём вибрирует сталь. — Папе скажи, что я забрал Изабеллу.
Стекло закрывается, а в машине снова тишина. Только моё тяжёлое дыхание и его пальцы, крепко удерживающие мою талию.
— Отпусти меня, — шиплю я, упираясь ладонями в его грудь. Она горячая, твёрдая будто стена. — Немедленно!
Он чуть склоняет голову, изучая меня, и его чёрные глаза будто смеются.
— Забавно, — произносит Марк медленно. — Все хотят ко мне на колени. А ты — единственная, кто вырывается.
Его ладонь поднимается выше, к моему ребру. Я резко дёргаюсь, но он легко удерживает.
— Пусти! — почти кричу я. — Обалдел!?
Машина трогается с места. Я даже не заметила, когда водитель получил команду.
Марка это, похоже, не волнует. Его взгляд по-прежнему прикован только ко мне.
Так смотреть — похоже семейное.
— Отпусти! — снова пытаюсь вырваться, но он лишь чуть наклоняется ближе.
Его дыхание касается моего уха.
— Зачем? — шепчет он. — Ты сама залезла ко мне... невеста.
Я замираю. Слово «невеста» прожигает слух, будто клеймо.
— Я не твоя невеста! — огрызаюсь я, но голос предательски дрожит. Меня начинает тошнить. Ударилась о землю головой, когда падала.
Марк усмехается, и от этого по спине пробегает холод.
— Ошибаешься, — произносит он тихо, почти ласково. — Выбора нету.
Он снова проводит ладонью по моей талии, склоняется к самому уху и шепчет:
— Молчи и подыграй! Выйдем с машины и поговорим!
Я моргаю не зная как реагировать. Смотрю на него, а он скашивает глаза на водителя. А потом выдаёт:
— Поцелуй меня, Изабелла.
Я таращусь на него хлопая глазами.
— Ни при каких обстоятельствах!
Он наклоняется ближе, так близко, что его дыхание горячо обжигает губы.
— Неправильный ответ, — шепчет Марк, и уголок его рта поднимается в хищной усмешке. — У тебя всегда будут обстоятельства. Например: где моя футболка?
Я на миг затаиваю дыхание. А его глаза сверкают в темноте, чёрные, как омут, и уверена — он сейчас развлекается.
— Твоя…— я сглатываю прогоняя тошноту, —футболка в мусорке, — выдыхаю я, не отводя взгляда, хотя внутри всё холодеет.
Марк тихо усмехается. Его пальцы скользят чуть выше, по рёбрам, как будто проверяют, насколько можно выше.
— В мусорке, значит? — его голос тянется лениво, но в каждом слове слышится угроза. — Очень плохо. Она была моей любимой.
Я смотрю на его одежду, а он точно в такой же чёрной футболке.
— Издеваешься? — выдыхаю я, уже не понимая, злиться или бояться.
Марк чуть склоняет голову, его губы растягиваются в хищной ухмылке.
— Развлекаюсь, — спокойно произносит.
Я снова дёргаюсь, упираюсь ладонями в его грудь и пытаюсь соскользнуть с его колен. Мне не до развлечений. Мне плохо. У меня всё тело горит и пульсирует от ссадин.
Но Марк даже не напрягается — держит меня легко, как игрушку. Его пальцы врезаются в мои рёбра, не давая двинуться.
— Не трогай меня! — выдыхаю сквозь зубы. — Отпусти!
— Тише, — шепчет он, и голос звучит так, будто это приказ, а не просьба. — Ты дергаешься, а моё тело реагирует. Хочешь узнать, что будет дальше?
Горло перехватывает. Внутри всё переворачивается от ужаса и злости. Щёки заливает жар, будто он вылил на меня ведро кипятка.
— Ты больной, — выдыхаю я и бью его кулаком в грудь. Но его мышцы только дёргаются под ударом, и он даже не морщится. Силы у меня мало и только мне больно.
— Мне нравиться твоя дерзость, — усмехается Марк, будто я его не оскорбила, а позабавила. — Это интересно. Папа хорошо знает мой вкус.
Я прикрываю на миг глаза упираясь в него ладошками. У меня всё вертится.
Делаю глубокий вдох и открываю глаза.
— Я говорила твоему отцу и тебе сейчас повторю! — шиплю на него. — Я не буду твоей невестой! Ты мне не нравишься! Неотёсанный болван не мой идеал. Понятно?
Марк замирает на секунду. Его чёрные глаза прищуриваются, будто он смакует каждое моё слово. А потом он усмехается шире, обнажая белые, ровные зубы — как хищник, которому бросили мясо.
— Неотёсанный болван? — переспрашивает он низко, и его пальцы врезаются в мои ребра сильнее. Что я ощущаю как сжимают их. — Что я тебе говорил в колледже, помнишь?
— Нет. Я даже не вспоминала о тебе.
— Не вспоминала? — протягивает он тихо, так, что мурашки бегут по коже. — Тогда напомню: не дерзи мне… так много, — он делает паузу, и каждое слово падает, как удар. — Накажу.
И прежде чем я успеваю выдохнуть или ответить, его губы нагло врезаются в мои. Слишком резко, слишком властно. Удар горячего дыхания, вкус алкоголя, пальцы тонут в моих волосах, что я даже не могу пошевелиться.
Я застываю, сердце колотится в висках. Хочется укусить, вырваться — но в тот же миг я ловлю себя на том, что кровь приливает к лицу, дыхание сбивается. Я покрываюсь мурашками. Моё тело предательски реагирует на его напор.
И самое страшное — отзывается так, как никогда не отзывалось на Лёшу.
Марк облизывает мои губы языком так нагло, будто имеет, действительно, на это право. А у меня жар несётся по телу в низ живота.
Я задыхаюсь от ужаса и злости. Это неправильно. ЭТО невозможно! Какого чёрта?!
А Марк… он будто наслаждается моим отчаянием. Усмехается губами прямо в этот поцелуй. Козёл всё чувствует и понимает.
Я толкаю его в грудь изо всех сил, губы горят, будто он оставил на них яд. Моё состояние уже ближе к обмороку.
— Козлина! — выдыхаю я, вырываясь. Голос пропитан злостью. И не только на него, но и на себя. За реакцию.
Его глаза блестят чёрным, в них нет ни капли смущения. Только проблеск желания.
— Угомонись! — шипит мне в ухо. — Или передумаю предлагать фиктивность отношений!
Но я уже не слышу слов. Глаза закрываются и... тьма.