Артес фыркнул и резко подошёл к Ноктелии.
Он схватил её за край платья, взгляд его полыхал холодным презрением.
— С чего это вдруг у тебя сила Света? — процедил он, не отпуская.
Его пальцы вгрызались в ткань, но Ноктелия спокойно кивнула.
— Отпусти.
Ной, всё ещё сдерживаемый чёрными ветвями, яростно дёрнулся, пытаясь освободиться, но лозы лишь сжались сильнее, не давая ему вмешаться.
— Я вообще тут при чём? — сказала Ноктелия, глядя в глаза Артесу. — Я даже не понимаю, что происходит и почему я здесь.
Её голос дрожал, но в нём звучала сила.
А в следующий миг её глаза расширились — внутри, словно волна памяти или осознания пронеслась сквозь разум. Её ладони задрожали, и свет вокруг неё усилился.
— Королева, не... — прошептал Ной сквозь боль, — не переутомляйтесь…
Артес кивнул, с лицом, полным горькой насмешки:
— Всё ясно. Значит, поэтому она — старая королева — не являлась на совет последние столетия.
Скрывала. От нас всех.
Он с раздражением снова взглянул на Ноктелию, как на обузу:
— От тебя... куча проблем.
И что особенно бесит — у тебя теперь два королевства.
У жалкого человечка.
Он усмехнулся с откровенной злобой:
— Божественная сила — в руках земной букашки.
Ноктелия сжала кулаки.
Глаза её потемнели, но голос был твёрд:
— Раз тебе так завидно, — сказала она тихо, — забирай. Подавись этими королевствами.
В её голосе не было страха. Только усталость и гнев.
— Я не рада, что оказалась здесь, и уж точно не просила этой силы.
И ещё кое-что, Артес… — она подняла на него взгляд, в котором вспыхнуло пламя:
— Я вообще не хочу иметь с тобой ничего общего.
Ах ты, стервочка... — с усмешкой, полуприщуром выдохнул Артес. — Говори со мной уважительно, человеченка. Я — хозяин миров. Я не собираюсь терпеть твои капризы.
Ноктелия больше не отвечала.
Молча, сдерживая дрожь в пальцах, она встала и подошла к зеркалу.
Отражение показало ей не ту, кем она была раньше.
Перед ней стояла прекрасная, почти мифическая женщина — с пепельными серебристыми волосами, в облегающем светлом платье, с глазами, в которых отражался космос.
Эльфийские уши. Корона света. Сердце, наполненное тревогой.
Через зеркало она взглянула на Артеса. Он стоял сзади, напряжённый, злобный — словно сама тьма, стиснутая в теле человека.
— Не смей, Артес. — холодно проговорила она, не поворачиваясь. — Никогда не смей. Лучше отпусти.
— Он защищал… — прошептала она. — Потому что ему велела бывшая Королева Света. Он просто выполнял свой долг. Как и все слуги, что защищают свою королеву...
Но Артес не слушал. В ярости он схватил Ноктелию за волосы — грубо, резко, как зверь. Она вскрикнула:
— Отпусти!
Он посмотрел ей в глаза. И, несмотря на гнев, внутри что-то дрогнуло.
Она была по-настоящему красива. И слишком настоящей.
— Жалкая. Тебе, значит, понравился этот боец? — усмехнулся он ядовито. — Переживаешь?
— Да! — не выдержала она. — Переживаю. Он не заслуживает смерти!
Артес фыркнул:
— Он переступил границы. Он ударил меня. За это... полагается смертельная казнь.
Он повернулся к Ною, и в одну секунду черные ветви исчезли — но волна тьмы отбросила Ноя далеко прочь, в темноту. Стук — и он исчез из поля зрения.
Ноктелия рванулась вперёд, но…
Артес резко обернулся к ней.
— Как раз с тобой, девочка, и надо поговорить.
Пространство рядом с ними заискрилось, и открылся портал — колышущийся, темный, тянущий. Прежде чем Ноктелия успела что-либо сказать, он схватил её за запястье — и они исчезли.
Замок Артеса встретил их тишиной и гнетущим холодом.
Ева стояла среди листвы, сияя мягким светом, но даже её ветви дрогнули, когда она увидела, как Артес волочит девушку за спутанные волосы. Он подошёл, как буря, и с глухим рыком бросил её у корней.
— Что ты творишь? — голос Евы дрожал от гнева, её листья звенели, как струны. — Артес, ты не имеешь права так с ней!
— Не имею права? — рявкнул он, его глаза горели. — Это она? Вот эта? Ты сказала, она станет королевой света!
— Да, — спокойно, но твёрдо ответила Ева. — Но с ней нужно нежно. Это душа, Артес. Не оболочка. Душа.
Артес шагнул вперёд. Его руки вновь потянулись к волосам Ноктейлии. Она застонала, слабая, измождённая, но нашла в себе силы ударить его кулаком по ноге.
— Тварь… — прошипел он сквозь зубы.
Но прежде чем он успел поднять руку, Ева резко пронесла сквозь воздух корни, встав между ними. Её голос стал леденящим:
— Хватит. Ты забываешься. Перед тобой не просто создание. Это искра. Осколок света, что хранит равновесие. Ты можешь сломать её — и разрушить всё.
Артес застыл. Его кулаки дрожали.
— Это… душа? — выдохнул он, медленно осознавая.
Ева кивнула, её ветви мягко обвили израненную девушку, укрывая её от взгляда воина.
В груди Артеса боролись ярость и отчаяние. Он отшатнулся, будто от огня, потом вдруг резко схватил Ноктейлию — и метнул в реку, что текла под корнями Древа.
— Тогда пусть лечится, — выдохнул он. — Пусть эта растреснувшаяся душа сама соберёт себя по осколкам. Я не буду беречь слабых.
Он отвернулся, глядя в сторону горящих небес.
— А впереди — война. За её трон. За её свет. Но сейчас? Сейчас в ней нет ни силы… ни королевы. Только человек.
Река приняла Ноктейлию, но не с лаской — с ледяным равнодушием. Волны окутали её, будто пытались унести боль, но только усугубили её. Она не сопротивлялась. Её тело дрожало, как у сломанной куклы, а душа трещала на грани исчезновения.
Но вдруг — мягкое прикосновение. Корни вынырнули из воды, обвились вокруг неё, как руки матери. Светлая, тёплая сила аккуратно подняла Ноктейлию, словно боялась раздавить лепесток. Это была Ева.
Её ветви медленно подняли девушку из воды, прижали к стволу. Изгибы древесины шептали утешение, а мягкий свет стекал по телу Ноктейлии, словно слёзы природы.
Ноктейлия зарыдала, судорожно вцепившись в кору Евы:
— За что…? — её голос был едва слышен, будто хрип дыхания. — За что он так…? Я ведь ничего ему не сделала…
Ева склонилась над ней, и её голос прозвучал как шелест листвы на закате:
— Он не злой, дитя моё. Он — король растений. Король миров. Он жил веками… в одиночестве и в вечной войне. Его сердце — поле битвы между светом и мраком. Он стоит на грани, чтобы держать равновесие.
— Но почему так больно… — прошептала Ноктейлия, дрожа.
— Потому что ты — свет. А свет будоражит тьму. Он боится… — продолжала Ева. — Боится потерять контроль. Боится, что из-за слабости рухнет всё. Он суров, потому что ему некому быть мягким. Он никогда не знал, как это — беречь что-то нежное.
Её ветви осторожно убрали мокрые волосы Ноктейлии с её лица.
— Не держи зла. Его грубость — не от ненависти. Это крик души, что слишком долго была одна. Он добр… глубоко внутри. Просто забыл, как это — показывать.
Ноктейлия всхлипнула, зарывшись лицом в живую древесину.
— Я… не знаю, смогу ли простить.
— Тебе и не нужно сейчас прощать, — прошептала Ева. — Но нужно понять. Потому что вы связаны. И, возможно, именно ты — та, кто научит его снова чувствовать.
Артес вернулся — шаг тяжёлый, взгляд тёмный, как земля после пожара. Он фыркнул, не глядя на Еву:
— Не неси чушь, Ева. Не рассказывай чужим всё подряд. Это не её знать. Не их дело — понимать меня.
Он бросил взгляд на Ноктейлию, всё ещё дрожащую в обвивающих ветвях Древа.
— Ты пойдёшь в свой мир, — коротко бросил он.
Ноктейлия медленно встала. Её одежда, промокшая насквозь, прилипла к телу, подчеркивая её хрупкость. Каждый шаг давался ей с трудом, но она подняла голову и встретила его взгляд — в глазах не было страха, только боль и непонимание.
Артес скривил губы в холодной усмешке:
— Жалкая.
Но прежде чем он успел отвернуться, за его спиной раздался голос Евы — тихий, но проникающий в самую суть:
— Будь добр, Артес. Не забывай, кто ты. Ты — король.
Он замер. Мгновение — и его грубое лицо дрогнуло. Он развернулся, и вместо ярости в его движении была усталость. Он шагнул к Ноктейлии, неожиданно крепко обнял её, и вместе с ней исчез в зелёном тумане, растворившись среди шепота листвы и запаха сырой земли.
---
Они появились в тишине её комнаты.
Было темно. Лунный свет падал сквозь окно, серебряной лентой пересекал постель, на которой без движения лежало тело Ноктейлии — пустое, безжизненное. Только еле заметный пульс говорил о том, что оно всё ещё ждёт.
Артес стоял молча. Его лицо было напряжено, в глазах — ураган.
Он посмотрел на душу Ноктейлии. Она дрожала, как будто не хотела возвращаться.
— Вперёд, — буркнул он.
Она медлила. Тогда он шагнул ближе и с внезапной грубостью оттолкнул её — прямо к телу. Душа, как светящийся шлейф, влетела в грудь, и тело дрогнуло.
Он смотрел, как ресницы дрогнули, как лёгкий вздох пробежал по её губам. И тихо, почти незаметно для самого себя, прошептал:
— Возвращайся. Мы ещё не закончили.
И исчез, оставив в воздухе запах мокрого леса.