Яна.
Стою в тишине, как после бури. Горло жжёт от его прикосновения, губы пульсируют от поцелуя — хищного, уверенного, с тем безумием, которое я когда-то... обожала.
Провожу пальцами по губам, стирая его вкус, как будто это может стереть ощущение. Конечно же нет. Оно сидит глубоко — под кожей, под памятью. И уже не отпускает.
Щёлкают каблуки по мрамору пола, и я вздрагиваю.
Поворачиваю голову.
Женщина держит в руках пакет, сжимая постоянно ручки.
Домработница.
— Простите, Яна, пройдёмте наверх. У вас мало времени, — её голос сдержанный, но мягкий. — Вадим Александрович не любит ждать. Всё, что нужно, наверху, в вашей комнате.
Она не смотрит в глаза, но в её взгляде, мимолётном, будто случайном, было то, что кольнуло сильнее любого слова.
Жалость? Нет. Что-то глубже. Сочувствие... с пониманием.
Она знала Вадима. Знала, кем он был и кем стал. Наверняка была свидетелем его ярости и его падений. И теперь — моего.
Я киваю и иду за ней вверх по лестнице. Растерянная и... не знаю, какая ещё. Сама не своя.
Комната встречает тишиной и тусклым светом из-под полуопущенных штор. Домработница ставит пакет на край кровати и, не сказав ни слова, закрывает за собой дверь.
Я подхожу медленно, словно в какой-то глупой надежде, что там окажется что-то обычное, простое платье — хоть немного достойное, хоть чуть-чуть приличное.
Но как только я заглядываю в пакет, доставая платье, моё дыхание сбивается.
Там то, что можно назвать нарядом только с натяжкой:
чёрное, облегающее, почти прозрачное платье с открытой спиной и длинным разрезом до бедра.
Кружево на груди почти не прикрывает , а тонкие бретели словно нарочно созданы, чтобы соскальзывать с плеч.
Туфли на шпильке.
Всё кричит не про ужин. Всё кричало про шоу... в борделе. Он туда меня везёт. Это его работа. Он решил выставить меня как шлюху.
— Хренов мститель!
Внутри сжимается. Мне и стыдно, и страшно. Но сильнее всего другое — злость.
Горькая, душащая.
Одену то, что хочет, и испорчу ему вечер!
Я сжимаю пальцы в кулак с полной решимостью.
Не дождётся быстрой победы. Если я сегодня выйду в этом, то это будет не потому, что он приказал, а потому, что я сама выберу, как играть в его игру.
Стою перед зеркалом и наношу косметику — то, что не делала очень давно.
Глаза стали более глубокими и как будто увеличились.
Губы с матовой помадой выглядят слишком притягательно.
Вадим собственник и не любит, чтобы на «его» смотрели открыто. Он будет злиться, видя, как меня разглядывают. Ведь платье сидит идеально — как будто сшито специально под меня, подчёркивая всё, заставляя фантазии подсовывать пошлые видения.
Сердце бьётся громче, и дрожь блуждает по телу от затеи, но решимости не уменьшилось.
Спускаюсь вниз, вижу Громова.
Сидит, как хозяин театра перед началом пьесы — во всём чёрном, с бокалом чего-то тёмного.
Он поднимает взгляд, и я чувствую жар по телу. Глаза Вадима скользят по мне медленно — без стеснения, без попытки спрятать то, что он думает.
Его взгляд обжигает, как прикосновение. Он словно раздевает меня — только глазами.
Подходит ко мне медленно, с похотью в глазах.
— Вот теперь, — проговаривает, подойдя впритык, — ты выглядишь так, как я и хотел.
Он берёт меня за подбородок, поднимает взгляд к себе.
— Не забудь улыбаться, детка. Сегодня ты будешь моим украшением. Послушным украшением!
Я выдерживаю. Даже не дёрнулась. Только смотрю в его странно горевшие глаза, стараясь не дать страху снова сжать горло.
Ты думаешь, я сломаюсь, Вадим?
Нет.
Это ты занервничаешь, что я не боюсь тебе перечить.
Он накидывает мне на плечи длинную шубу и открывает дверь, пропуская меня на улицу. Молча открывает дверь машины, продолжая меня рассматривать.
Это будет долгая и опасная ночь, но мне нужно привыкать к этому. Я же обещала стать ему поперёк горла и должна выполнить обещание.
Машина несётся сквозь вечер, фары режут серую пелену надвигающейся ночи.
А машина слишком сильно пахнет им — раздражая.
Стараюсь держать спину прямо и взгляд упрямо в окно.
Его ладошка ложиться у основания разреза на бедре. Он откидывает край моего платья, оголяя ногу.
Я вздрагиваю, но не подаю виду.
Его рука касается моей кожи от колена вверх, медленно, как будто наслаждаясь каждым сантиметром. Вызывая мурашки и обжигающие следы.
— От меня не отходить, — злобно шипит, — буть рядом.
Пауза. Его голос стал ещё ниже:
— Ты будешь в борделе, Яна. Помни об этом.
Рука скользнула к трусикам, и я хватаюсь за его запястье, не давая продолжать.
Поворачиваюсь к нему. Молча.
Он явно ожидал страха и стыда.
Я сжимаю губы на миг, но произношу с ледяной усмешкой, убирая его руку:
— Надеюсь, твои клиенты оценят твоё новое украшение. Хотя… ты ведь держишь только высший товар? Или ошибаюсь?
В его глазах мелькает огонь. Я вижу, как его челюсть напрягаеться.
Промахнулась?
Или попала точно в цель?
— Осторожнее с языком, детка. Он у тебя слишком острый… пока я позволяю тебе говорить. Но не перестарайся... Иначе я займу твой рот чем-то другим. Ты ещё помнишь, как доставлять им удовольствие?
Я усмехаюсь, но сердце грохочет. Да, я знаю, с кем играю. Но отступать не в моих правилах.
— Воспоминания не дают покоя?
— Яна, — гневно шипит, — не доводи!
Рука сжимается на руле, словно ему стоило усилий не свернуть мне шею на месте. Но он молчит, больше ни слова не произнося.
Вот и молчи! Злишься, а значит, я попала в цель!
Грузные ворота открываются, и чёрный автомобиль плавно въезжает на охраняемую территорию. Всё выглядит слишком изысканно — мраморные лестницы, подсвеченный фасад, кованые перила, приглушённый свет.
Вадим паркует машину у самых дверей.
— Выходи, — говорит, не глядя на меня, но я уже чувствую: его злость тлеет внутри, как угли под пеплом.
Я открываю дверь, выхожу и медленно выпрямляюсь, ощутив, как прохладный ветерок коснулся кожи.
Запахиваю шубу потуже, направляюсь за ним внутрь.
В гардеробной стоят люди. Мужчины. Дорогие костюмы, сигары, пронзающие взгляды.
Но никто не осмелился подойти. Они только смотрят.
Один из них что-то шепнул другому, и тот усмехнулся.
Я чувствую, как кровь прилила к щекам, ведь уже стою в одном платье, но Вадим уже рядом. Он встаёт между мной и чужими взглядами, как щит. Или как хозяин, демонстрирующий, что трогать нельзя.
— Ты сегодня не просто гость, детка, — наклоняется и шепчет в ухо. — Ты часть моей игры.
Мне хочется ответить дерзко, язвительно, но он уже берёт меня за талию и ведёт внутрь.
Его пальцы лежат на моём боку, как кандалы. Тёплые, тяжёлые, властные.
Мы входим в зал. Полумрак, мягкий свет, тяжёлые шторы, сцена, столики, приглушённая музыка. Люди оборачивается, узнавая Вадима, кто-то приветствует кивком, кто-то сдержанно улыбается. Но все видят меня. И пытаются понять, кто я для него.
Заинтересованные, любопытные взгляды злят его. Рука сильнее прижимает меня к нему.
— Веди себя хорошо, — проговоривает сквозь зубы, не сводя с меня взгляда. — И, может быть, я не отправлю твой зад повертеться у шеста.
Я сжимаю губы.
Он играет.
Я тоже начну играть.
Только правила будут моими.