И жили они долго

Глава 1.3

На подъезде к школе образовалась пробка. Машины медленно тянулись ко входу, где родители высаживали учеников и затем уезжали по личным делам. Я предложила Косте высадить меня на повороте, но он настойчиво отказывался, не поддаваясь на убеждения: так просто отцу уже не выехать из очереди, да и на улице пошёл мелкий дождь, больше напоминающий пыль. Пришлось смириться.

Настала наша очередь. У входа, разбившись на небольшие компании, стояли, общаясь, старшеклассники. Нехотя я выбралась из уютной кабины автомобиля и мысленно помолилась всем известным мне богам, приговаривая: «Не споткнись». Сделав глубокий вдох и придав лицу бесстрастное выражение, я зашагала по мощённой дорожке и вскоре оказалась под навесом здания. Быстро взбежав по лестнице, я обернулась и поняла, что никто на меня даже не посмотрел. Миссия пройти незамеченной в потоке прошла успешно.

Я толкнула от себя деревянную дверь с витражной вставкой и оказалась в просторной рекреации, залитой тёплым светом от ажурных ламп, развешанных по обоим стенам. Так вот чем отличаются гимназии от обычных школ! Справа от входа стоял небольшой стол, за которым сидела щуплая женщина в сиреневом костюме в мелкую кислотно-жёлтую клетку. При виде её одежды собственная показалась мне неуместно тусклой. На кончике носа дежурного учителя, почти спадая, ютились очки с круглыми линзами, как у «мальчика, который выжил». Преподавательница уткнулась в бумаги, разбросанные по поверхности стола, активно изображая умственную деятельность.

Учительница подняла голову, едва мне стоило подойти к столу:

— Чем могу помочь?

— Доброе утро. Я Анастасия Черная, — сообщила я, и женщина тут же поправила очки на переносице, после чего одарила меня изучающим взглядом, насколько позволяла высота стола.

— Ах, ну конечно, — отозвалась женщина и выудила из стопки опасно накренившихся бумаг на краю стола лист с еженедельной таблицей: — Вот твоё расписание, класс 11А. На обороте распечатана карта школы. Больше часть занятий у старшеклассников проходит в северном крыле.

Она проговорила название каждого предмета из расписания на день и подчеркнула на распечатанной карте нужные номера кабинетов, после чего вручила мне карточку, в которой должен был расписаться каждый учитель, после выдачи учебника. После уроков мне следовало принести её обратно на место дежурного преподавателя, чтобы обходной лист передали в библиотеку. Ответив на немногочисленные вопросы, женщина выразила надежду, что мне понравится Ксертонь и пожелала хорошего дня, так и не представившись. Я постаралась улыбнуться в ответ, как можно естественнее, но отражение в очках преподавателя мягко намекало — ничего у меня не вышло.

До звонка оставалось пятнадцать минут. Я вышла на улицу, желая глотнуть свежего воздуха и немного проветрить голову от непрошенных тревог. Присев на ближайший бордюр, подальше от компаний других учеников, я уткнулась в карту, стараясь выучить маршруты на день. В школе оказалось четыре крыла, объединяемые рекреацией на первом этаже из-за чего на некоторые занятия предстояло пробираться через всё здание. Рассмотрев карту внимательнее, я обнаружила на третьем этаже сквозной переход между северным и южным крылом. Это могло сэкономить время с учётом, что я не перепутаю крыло и не пропущу нужный поворот, среди множества кабинетов. Достав из рюкзака апельсиновый сок, я промочила горло и вернулась внутрь, стараясь дойти до кабинета без помощи карты. С приближением к заветной двери, моё дыхание настолько участилось, что я очутилась на грани гипервентиляции. Попытавшись задержать дыхание, я переступила порог класса, примкнув к двум другим ученикам в безразмерных дождевиках, надеясь остаться незамеченной. Они остановились у двери и повесили куртки на длинном ряду из крючков. Видимо, в Ксертони дождевик был вещью первой необходимости и использовался регулярно. Раздевалки на карте нигде не было, как и о сменной обуви меня никто не спросил. Странно.

Оказалось, я прошла за двумя девушками. Одна из них оказалась блондинкой с тонкой фарфоровой кожей, сквозь которую просвечивались линии вен на висках, вторая тоже была бледной, но с пепельно-русыми волосами. По крайней мере, цветом кожи в классе выделяться не буду — несмотря на ростовскую жару, загар отказывался ко мне прилипать.

Я подошла к столу учителя, на котором красовалась начищенная табличка с надписью «Георгий Васильевич Радчинский». Преподаватель оказался рослым мужчиной с дряблым вторым подбородком и клиновидной лысиной, берущей начало у висков. Получив обходной лист, он посмотрел на мою фамилию и вытаращился так, что я почувствовала, как густо раскраснелась. К счастью, свободное место оставалось только на задней парте. Глазеть на новенькую, сидящую в противоположном конце кабинета, одноклассникам было непросто, но они всё же умудрялись поворачиваться поглазеть, когда учитель начинал писать на доске. Досадно было понимать, что тоже самое ждет меня и на других уроках: у всей параллели одиннадцатых классов в расписании стояли факультативы, которые посещали разные ученики. Основные же предметы велись в узких группах из-за вместительности кабинетов и делились по посещению самым неожиданным образом. Насколько я могла судить по расписанию, на более ранние уроки русского языка ходили ученики с фамилиями, начинающимися с “А” до “К”, в то время как на утренние часы алгебры посещали старшеклассники с “Л” до “Я”. Кому понадобилось создавать такую сложную систему, оставалось только догадываться и, скрипя зубами, запоминать когда и куда ты должен пойти.

Пол-урока я не поднимала взгляда со списка литературы. Он оказался стандартным: Булгаков, Пастернак, Солженицын, Куприн, Горький. Всех их я давно уже читала. Открытие было приятным и, в то же время, скучным. Мысленно я пожалела, что не стала брать с собой старые конспекты и сочинения. Интересно, если я попрошу маму отправить тетради по почте, она согласится? В голове отыгрывая спор с Марией и придумывая аргументы, почему сдача старых работ не может считаться жульничеством, я не заметила, как закончился урок.

Прозвучал гнусавый звонок и все ученики, как один, принялись собираться рюкзаки и сумки. Я помедлила, не желая столкнуться с кем-нибудь в проходе, как заметила движение в мою сторону. Нескладный парень, с ниспадающей чёрной чёлкой на глаза и россыпью прыщей на подбородке, шёл прямиком к задним партам.

— Ты, вроде, новенькая? Настя Черная, так?

С виду он казался чрезмерно доброжелательным, как мэр маленького городка с телевизионного экрана.

— Ася, — поправила я. Ученики у близстояших парт разом обернулись, обратившись в слух.

— У меня следующим уроком ОБЖ с Мазепиным в четвёртом крыле. Если нам по пути, может пойти вместе.

Я неуверенно покачала головой. Все мои старание пошло прахом — не могла вспомнить, каким шёл следующий урок. Пришлось достать карту и свериться. Незнакомец заглянул в лист и просиял:

— Ага, ОБЖ, как у меня. Пойдём вместе, так точно не запутаешься в переходах, — он подождал, пока я поднимусь с места, и поравняюсь с ним в коридоре: — Кстати, я Андрей.

— Очень приятно, — сказала я дежурно, а не потому, что на самом деле это чувствовала. — А разве переход здесь не один?

— Не-а, четыре: два на втором этаже и два на третьей.

Не веря, как могла упустить на карте ещё несколько проходов, я еле подавила желание вновь развернуть перед собой карту и убедиться. Рассудив, что это привлечет лишнее внимание, пообещала обязательно заняться поисками злосчастных проходов на следующем уроке.

Но отсутствие карты не помогло. Куда ни повернись, всюду встречались любопытные взгляды. Идущие позади одноклассники держались к нам с Андреем так близко, точно желали подслушать разговор.

— А ты чего без дождевика?

Я вновь пожала плечами.

— Не знала, что в Ксертони так принято. В Ростове редко идут дожди, да и крючков для курток в классах нет. Разве только по весне немного льёт, но от силы два-три раза за месяц.

— Настолько редко? — на лице Андрея было искреннее удивление.

— Ну, — я замялась, примерно представляя: — Может чуть чаще. Но всё равно не очень обильно.

— Ого! А в остальное время как с погодой?

— Солнечно, в основном, и ветрено.

Андрей, нахмурившись, осмотрел меня сверху вниз:

— Что-то ты не выглядишь загорелой.

— Аристократы не стоят лишний раз под солнцем.

Он настороженно начал всматриваться в моё лицо, и я с грустью вздохнула. С такими успехами моему сарказму в Ксертони грозило полное вымирание.

Спустившись на третий этаж, мы свернули в переход и вновь начали поднимать до пятого этажа, но уже другого крыла. Дойдя до конца коридора, мы упёрлись в дверь нужного кабинета. Андрей остановился повесить дождевик на точно такой же вешалке, как в предыдущем классе. Пожелав мне удачи, он сел за первую парту по центру. Я же направилась к столу учителя с обходным листом.

Остаток утра прошёл примерно так же. Учитель геометрии, которого я автоматически недолюбливала, вместе с преподаваемым им предметом, стал единственным, кто в первый день вызвал меня к доске: заставил встать перед классом и рассказать о себе. Я заикалась и краснела, не зная, что сказать. К удивлению, по классу не разнеслось ни одного смешка, даже когда я попыталась вернуться за парту, но споткнулась о край чьего-то рюкзака в проходе.

К третьему уроку, мне удалось запомнить нескольких ребят из параллели. Каждое занятие находился кто-нибудь посмелее и представлялся, следом интересуясь первыми впечатлениями от Ксертони. Никто даже не догадывался, что я была в городе и раньше. Стараясь отвечать вежливо и доброжелательно, заводила новые знакомства, а бонусом больше ни разу не развернула схему школы: одноклассники провожали от двери одного кабинета к другой, даже если у самих другое занятие.

Одна девушка села вместе со мной и на геометрии, и на английском, а потом позвала пообедать в столовой, в компании её друзей. Одноклассница была настолько худой, что казалась хрупкой. Ростом на пару сантиметром ниже моих ста шестидесяти пяти, но из-за объёмных каштановых кудрей, собранных в высокий хвост, выглядела выше. Я не расслышала её имени на геометрии, поэтому всю дорогу только улыбалась и кивала, стараясь не выдать себя.