Неистовый квартет. Книга 1. Начало пути

Глава 1. Часть 2

Веки были тяжелыми, точно их отлили из свинца. С трудом Дора открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света.

Тело казалось таким легким, что любое движение, даже простое моргание, давалось с трудом. Ведь нельзя же поднять воздух.

В голове было пусто-пусто, и некоторое время Дора просто наслаждалась ощущением того, что жива. Пусть тело не подчиняется, пусть трудно двигаться. Но все же она жива. Может дышать, видеть солнце, слушать пение птиц.

Но нельзя было просто так валяться, так что Дора напряглась, стараясь вспомнить, что же с ней произошло.

И тут же пожалела.

Трещащие на дыбе кости. Раскаленный прут, прижимающийся к коже в жестком поцелуе. И вкрадчивый, почти ласковый голос инквизитора.

«Сознайся, и тогда боль закончится».

«Ты губила скот? Ты насылала на людей болезни? Отвечай! Не хочешь? Палач, приготовьте-ка для нее сапожки…»

«Некоторые люди говорят, что ночью ты ходила на болото рядом с городом и танцевала там обнаженная с болотными огнями».

И она хрипит из последних сил.

«Как же они это узнали… Значит, они тоже ходили на болота ночью?»

У самого богатого человека в Пьетро, Сальвадора да Суареса все племенные коровы погибли от какой-то заразы. Дора, как и многие разумные люди в городе, не сомневались, что это устроила бывшая жена Сальвадора, с которой он развелся, заплатив немалые деньги священнику за разрешение, а затем женился на молодухе.

Но будут ли жители страны, где правит бал Инквизиция, думать разумно?

Кто первый закричал «Ведьма!» Дора не знала, возможно, бывшая донья да Суарес, чтобы отвести подозрения от себя.

А кто лучше годился на роль ведьмы, чем чужестранка?

Как Дора позже узнала, бдительные инквизиторы тайно прибыли в Пьетро уже через два дня после гибели стада. У нее еще был шанс спастись: следовало бы собрать все, что можно унести, и дать деру, едва начался падеж скота. Но она по дурости верила в человеческую разумность, ожидала, что все закончится обычным судебным разбирательством без привлечения церковников. К тому же в городе было много тех, кто обязан ей жизнью, кого она вылечила или спасла от порчи.

А еще она не хотела бросать землю и дом, доставшиеся с таким трудом. В глубине души жил страх пред одинокими скитаниями без кола и двора, вечным страхом, что за поворотом дороги поджидают разбойники.

Все это она уже пережила в детстве…

Семья Доры когда-то перебралась в Элизар из гибнущего под ударами басарцев Вермилиона. В стране с такой же теплой погодой, как на родине, в маленьком уютном городке они надеялись начать новую жизнь, не подумав о том, что веселые и улыбчивые элизарцы в один миг могут превратиться в жаждущих крови фанатиков.

Дора плохо помнила Вермилион и белый Василевсин — его столицу, где прошли первые десять лет ее жизни. Для нее Пьетро был городом юности. Она научилась от матери науке ворожбы, передававшейся в семье по женской линии. Дора и ее предки всегда использовали силу во благо — приготовление целебных отваров, снятие порчи, создание талисманов для привлечения удачи.

Но люди быстро забывают добро, которое им делаешь. Зато всегда рады обвинить тех, кто хоть в чем-то не похож на других, во всех смертных грехах. Дора к тому же еще обладала внешностью ведьм из сказок: зеленые глаза и волосы, при ярком солнечном свете кажущиеся темно-рыжими.

Когда в ее домик на окраине городка ворвались солдаты Инквизиции, Дора пыталась сопротивляться. Но чтобы прочесть заклинание, нужно время, а опытному воину, чтобы ударить тебя по голове — лишь миг.

Хотя магический порошок, который Дора все же успела кинуть в одного из солдат, вызвал у того лишь приступы чихания, это ей тоже вменили в вину, как страшное покушение на слугу Трибунала.

Понимая по фанатичному взгляду инквизитора, что приговор неизбежен, Дора честно призналась в том, что отравила скотину. Она надеялась на быструю смерть, но оказалась слишком наивна.

Инквизитор был уверен, что без пыток никак нельзя, пусть ведьма и призналась. Наверняка у нее есть грехи, которые она скрыла, и, не раскаявшись, потеряет шанс спастись. Жуткая, извращенная логика церковников.

А может конкретно этот инквизитор просто любил мучить людей.

Сперва Дора думала, что если признаваться во всем, то ее, наконец, оставят в покое.

Соблазняла ли она мужчин?

Да, да!

Наслала ли проклятье на сад доньи Эстебан?

Да!

Но когда Дора осознала, что согласие только распаляет инквизитора, то стала материть его, на чем свет стоит. Увы, только мысленно, потому что ее рот почти всегда был забит специальным освященным кляпом, руки — скованы серебряными кандалами с охраняющими молитвами, написанными на древнем иллирийском языке, которым пользовались только церковники. Чтобы не произносила заклинаний и не делала магических пассов. Особые оковы даже ослабляли произносимые про себя проклятия, которые могли теперь разве что вызвать у инквизитора икоту.

Мучения превратились в ало-черную пелену, полную боли и криков. Дора не в состоянии была вспомнить подробностей, но тело отзывалось болью даже без четких образов в голове.

Никто из тех, кому она помогла когда-то, не заступился. Даже Хосе отвернулся от нее. Жалкая трусливая скотина. От мыслей о жарких ночах с ним хотелось блевать.

Дора сжала зубы, хотя даже для этого простого движения пришлось здорово напрячься.

Она не будет больше думать о прошлом. Соберет все воспоминания в сундук и закопает в темных глубинах души, там же, где тлеют дома горящего Василевсина и звенят ятаганы басарцев.

Снова открыв глаза, Дора смогла осмотреться и поняла, что на самом деле находится вовсе не под палящим солнцем, а в тени густой кроны старого дуба. Под спиной она чувствовала одеяло, сверху ее накрыли плащом.

Воспоминания о событиях на площади путались в голове, перед мысленным взором то появлялось лицо Хосе, пытающегося скрыться в толпе, то черная фигура инквизитора. Нет, не его. Это священник, спасший ее, просто одеяние похоже.

Скосив глаза, Дора увидела неподалеку троих и, рассматривая их, постепенно собирала в голове крупицы витража воспоминаний.

Положив под голову вещевой мешок, прямо на земле растянулся священник и небрежно жевал травинку. На вид ему можно было дать не больше тридцати. Крупный нос, болотно-зеленые глаза и загорелая, продубленная солнцем кожа. На ее фоне сероватые стоящие торчком волосы казались совсем белыми. Надо же, так рано поседел. Но потом Дора вспомнила, что такой цвет волос часто встречался на севере, назывался, кажется, «пепельный». Для южан это выглядело странно, но не стоит уподобляться толпе и судить других по внешности.

Дора перевела взгляд на двух других, игравших в кости. На фоне огромных лапищ воина кости сделанные из зерен казались совсем маленькими. Он, как и священник, был выходцем с севера, его выдавали пшенично-желтые волосы, короткая, аккуратно подрезанная борода и усы. Еще более загорелая, чем у священника кожа. Лазурные, как летнее небо глаза смотрели скорее не на кости, а на юношу напротив.

Когда тот обернулся, Дора поняла свою ошибку, хотя худенькую, одетую в мужской костюм девушку легко было принять за парня. Вот она явно выросла на юге: коротко подстриженные черные кудряшки подскакивали при каждом движении, черные как у белочки глазки смотрели задорно и открыто. Девушка носила пестрый наряд странствующего менестреля — синий камзол, короткие штаны-буфы с зелеными и красными полосками, желтые колготы и в довершение петушино-яркого вида алый берет с обтрепавшимся павлиньим пером.

Под боком у девушки на траве лежала лютня из светлого дерева, украшенная уже выцветшим узором.

Дора решила, что троица — довольно странная компания. Но, так или иначе, она обязана им жизнью.

Тут девушка бросила взгляд в ее сторону и радостно подскочила.

— Очнулась! Очнулась!

Она говорила на кеттнианском: языке страны, чьи торговцы разъезжали по всему известному миру от побережья океана на западе, до Инеместы и диких земель на востоке. От Холгалярла и Сванстадта на севере до Аласакхины и Басарского каганата на юге.

Дора хорошо знала этот язык, как и некоторые другие, ведь знания дают силу.

Подбежав к Доре, девушка опустилась на колени и уставилась на нее с таким восторгом, будто увидела воскрешение из мертвых.

— Как ты себя чувствуешь?

Дора и рада бы была ответить, но с губ сорвался только хрип.

— Она же наверняка пить хочет, — заметил бородач, поднял с земли бурдюк с водой и, подойдя к Доре, поднес сосуд к ее губам.

Девушка чуть приподняла ее голову и Дора начала жадно глотать. Живительная влага текла по горлу и, казалось, что это скользит ледяная лавина.

Священник присоединился к товарищам и, присев, немного подержал руку над головой Доры.

— Похоже, вы идете на поправку, фройляйн, но нужно еще лечиться. Мы сделали все, чтобы вы не страдали, но на это ушло много сил.

— Благодарю… вас, — прохрипела Дора, отрываясь от бурдюка.

Надо же, они не только спасли ее от костра, но и лечили: она не чувствовала больше боли от ожогов и ран.

И тут Доре впервые пришла в голову мысль: зачем? Эта троица сильно рисковала ради нее, но она никого из них не знает. Потерянные родственники из Вермилиона? Ага, держи карман шире.

— Почему… вы… помогли мне? — спросила Дора, пытливо вглядываясь в лица и стараясь заметить любые признаки неискренности.

Трое взглянули на нее удивленно, будто для них спасение приговоренных к костру колдунов и ведьм было обычным делом.

— Как можно бросить в беде Прекрасную Даму?! — высокопарно воскликнул священник.

Если бы не страх обидеть людей, которые сделали ей добро, Дора бы насмешливо фыркнула. Она не сомневалась, что выглядела далеко не так прекрасно, как дамы, которых спасают от костра рыцари из поэм менестрелей.

— Верно, — поддержала священника девушка-бард. — Хотя не стоит использовать именно такие слова, получается слишком много пафоса. Я, кстати, уже набросала начало песни о наших славных делах.

Священник надулся, как ребенок, которому запретили плескаться в луже вместе со свиньями.

— Ничего ты в поэзии не понимаешь.

— В общем, не могли же мы просто стоять и смотреть, как сжигают невинного человека, — подвел итог бородач.

Такое заявление изрядно удивило Дору, не успев прикусить язык, она выдохнула:

— Как же вы поняли, что я не служительница зла?

Бард посмотрела на Дору с удивительной для своего юного возраста, почти материнской заботой.

— Я вижу, что в тебе нет тьмы.

Лицо странного священника стало серьезным, он сурово сказал:

— Настоящих посланцев тьмы никогда не казнят с помпой при большом стечении народа. Они слишком опасны, их стараются у***ь сразу, но, увы, много достойных монахов-воинов и добросовестных инквизиторов гибнет, сражаясь с истинным злом.

Он говорил так, словно сам участвовал в этих битвах и держал на руках умирающих друзей.

Бородач же ничего не стал говорить, просто внимательно посмотрел на Дору своими холодными глазами, и она вдруг ясно поняла: если он сочтет, что его друзья ошиблись и спасли настоящую злую ведьму, он убьет ее без колебаний.

Но Дора никогда не делала тех скверных вещей, которые ей вменяли в вину — ей нечего было бояться.

— О, мы же до сих пор не знаем, как вас зовут! — вдруг спохватился священник. — Да и сами не представились.

Он встал в эффектную позу, словно артист из бродячей труппы: драматично прижал запястье ко лбу и оставил ногу

— Я — посланник любви! Несущий в мир, радость и счастье! — Новая поза — на сей раз с воздетым к небесам руками. — Блистательный Фридрих Виль…

Тут бородач грубо прервал его вдохновленную речь:

— Это Фриц, он слегка безумен, но не опасен. А я — Карл.

— Бланка! — звонко добавила девушка-бард.

— Эй, почему ты меня перебил? — возмущенно начал Фриц. — Я собира…

Глазами указав на Дору (и, видимо, надеясь, что та не заметит), Карл приподнял брови. Фриц нахмурился, но больше ничего говорить не стал.

Что ж, Карл вполне разумно поступил, остановив приятеля, который был готов назвать свое полное имя. Раскрывать такую важную часть своей души незнакомке, тем более предположительно ведьме, пусть и доброй, не стоит. Карл не до конца доверял ей, что ж Дора тоже пока не могла поверить в бескорыстность троицы. Хотя вряд ли бы кто-то стал рисковать, спасая ведьму, чтобы потом продать ее в р*****о или сделать еще что-то в том же духе. К тому же ее не связали, не наложили никаких сдерживающих чар.

— Я — Дора, — преставилась она.

— Сокращенно от «Доротеи»? — тут же спросила любопытная Бланка.

— Ага. — Дора не стала ее разубеждать.

Прокашлявшись, чтобы привлечь внимание, Фриц заметил:

— Не стоит утомлять Дору болтовней, мы еще не закончили лечение.

— Точно! — Бланка хлопнула себя по лбу и поспешила к тому месту, где лежал вещевой мешок и лютня.

Фриц тем временем положил руки Доре на ноги, та тут же почувствовала всплеск боли. Но по сравнению с тем ужасом, что пришлось ощутить на пытках, это были сущие пустяки. Фриц тихо читал молитву, похоже, на бруденландском, Дора поняла кое-какие слова, хотя почти не знала этот язык. До южного Элизара бруденландцы, жившие в самом сердце материка, добирались не часто.

С каждым словом молитвы боль становилась все слабее, а затем совсем ушла, ноги охватило приятное тепло. Утомленная Дора начала погружаться в сон, словно издалека до нее долетела нежная мелодия, сплетающаяся с низким голосом Фрица в странную колыбельную.

Дора уже задремала, как вдруг музыка резко оборвалась. Приоткрыв глаза, Дора увидела, что положивший руку на плечо Бланке Карл, напрягшись, к чему-то прислушивается. Фриц тоже прекратил молиться и настороженно смотрел на Карла.

— Семь лошадей, — тихо обронил тот. — И собаки.

— Может просто кто-то охотится? — робко предположила Бланка.

Сжав зубы так, что на челюсти заходили желваки, Фриц процедил:

— Как же. Наверняка, это по нашу душу. Инквизиция не выпустит так просто добычу из когтей.

Стремительно вскочив на ноги, Карл закинул себе на плечо мешок и ножны с мечом.

— Поспешим, граница с Несской маркой недалеко, там они не станут нас преследовать.

Троица собралась в мгновение ока: Фриц и Бланка подхватили свои мешки. Карл, сунул за пояс секиру, легко поднял Дору на руки, закутав в одеяла, как в кокон.

— Может, лучше я ее понесу? — предложил Фриц.

Бланка и Карл взглянули на него с непонятным для Доры укором.

— Да ладно… я что? Я — ничего, — пробормотал Фриц и первым зашагал вперед.

Они споро двигались через лес, огибая деревья, Дора смутно представляла направление и надеялась, что новые знакомые знают, куда идут.

Но, несмотря на быстрый бег, вскоре не только Карл услышал топот копыт и собачьи завывания.

— Оставьте меня, — попросила Дора. — Спрячьте где-нибудь в кустах. Собаки не найдут.

На самом деле она прекрасно понимала, что найдут, но ей не хотелось подвергать опасности людей, которые были к ней так добры. Хороший человек в мире, полном жестокости, такая редкость. А тут целых трое.

— Еще чего! — возмущенно воскликнула Бланка.

— Тебя найдут и снова устроят представление с костром, — веско сказал Карл.

Остановившись, Фриц обернулся назад, там, среди стройных сосен уже показался заливисто лающий черный пес.

— Предлагаю принять бой. Их всего семеро и вряд ли в отряде есть маги, кроме самого инквизитора. За такое короткое время он не успел бы съездить в Меридо, где ближайшая резиденция Трибунала, и набрать подмогу.

— Ну, с семью воинами я справлюсь, — с поразившим Дору спокойствием обронил Карл.

— Эй, не забывайте обо мне! — Бланка вытащила лютню, висевшую на ремне у нее за спиной.

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась Дора, ей даже удалось поднять руку и вцепиться в ворот рубахи Карла. — Вы пострадаете…

Фриц хищно улыбнулся, окончательно потеряв сходство с традиционным образом священника.

— Мы-то не пострадаем. Беспокойся за инквизитора и его прихвостней.