Мы ехали домой. Ночь укрыла город тяжёлым покрывалом тишины. Машина скользила по пустынной дороге, как призрак — ни единого слова, ни одного взгляда. Только глухое напряжение между нами и мерное гудение мотора.
Реми сидел за рулём, казался спокойным, почти отрешённым. Его лицо не выражало ни злости, ни тревоги — только усталость или... безразличие? Вдруг зазвонил его телефон. Экран вспыхнул ярким светом в темноте салона.
— Наши друзья, — пробормотал он. Голос был ленивый, даже немного усталый. Он не спешил отвечать. Поднёс трубку к уху.
— Я занят… потом подойду, — тихо бросил он, будто с неохотой. Из телефона доносилась весёлая музыка, смех, кто-то пел — караоке или клуб, неважно. Они веселились. Они были живы. А мы…
Я смотрела на него. Долго. Словно ждала — чего? Признания? Объяснений? Но в ответ — только тишина. Его пальцы сжали руль крепче.
— Оставь меня, — прошептала я, почти не веря, что сказала это вслух. — Я сама дойду. Наверное, тебя ждут…
Реми молча кивнул. Глаза его были тёмными, unreadable.
— Всё нормально, — сказал он. — Я сначала отвезу тебя… потом поеду.
Он снова смотрел вперёд. Ровно. Спокойно.
А за окном — ночь, одинокие фонари, капли дождя по стеклу, как несказанные слова.
Когда мы приехали, я молча открыла дверь и вышла из машины. Прохладный ночной воздух коснулся кожи, как напоминание — всё это происходит наяву, не сон. Я уже собиралась идти, но обернулась — Реми тоже вышел. Он не спешил, просто спокойно подошёл к багажнику и вытащил пакеты с пиццей, фри, какими-то булочками. Казалось, будто бы ничего не случилось, будто бы мы просто вернулись с вечеринки.
— Ну давай, пойдём домой, — сказал он спокойно.
— Дальше я сама, — попыталась возразить я, но голос прозвучал неуверенно.
Он посмотрел на меня внимательно, чуть прищурившись.
— Я провожу тебя, Монро… В подъезде бог знает кто может быть. Алкаши… или хуже.
Я кивнула. Спорить смысла не было. Мы вошли в подъезд. Лампочка мигала, ступени скрипели. Каждый шаг отдавался глухо, будто в сердце. Я чувствовала себя маленькой, жалкой, особенно рядом с ним. Реми, весь сдержанный, уверенный, с хорошими манерами… и я. В кроссовках, с вечно торчащей прядью и этим старым, убитым домом.
Когда мы вошли в квартиру, Мать уже спала, свернувшись клубком, а сестрёнка тоже, наверное, давно ушла в свои сны. Тихо. Темно.
Реми огляделся с порога. Его взгляд был не осуждающим, нет. Скорее сочувствующим, даже тёплым.
— Тебе бы помощь… хорошая, Монро, — сказал он мягко.
Я отвернулась. Стыдно. Хотелось провалиться сквозь пол.
— Извини, — прошептала я. — Я не могу даже пригласить тебя на чай…
Он усмехнулся. Легко, почти весело.
— Да ты что… Уже почти час ночи. Отдыхай. Мне пора, — сказал он и ушёл, не оборачиваясь.
Дверь за ним закрылась, как точка. В темноте я осталась одна. Только пакеты в руке.
Я занесла еду на кухню. Было тихо, пока вдруг не послышался лёгкий топот. Ева. Маленькая, сонная, с растрёпанными волосами. Её глаза распахнулись, когда она увидела пакеты.
— Ты принесла пиццу?.. — спросила она и с трудом сдерживала зевок.
Я кивнула и начала доставать всё из пакета: пиццы, картошку, наггетсы, булочки, соусы. Маленький праздник на нашей старой кухне. Ева ахнула, как будто это был волшебный подарок. Она обрадовалась так искренне, что у меня защемило в груди.
Было больно. Не от бедности, не от холода в квартире. Больно от того, что для неё — это счастье. Просто пицца ночью. Просто немного еды. И я… не могу дать ей большего.
Мне было обидно. Глухо, глубоко, как будто что-то тянуло внутри, не давало дышать. Мы так живём… почти как в ожидании чуда, которого всё нет и нет. Я мечтала не о роскоши — просто чтобы мама снова могла ходить. Чтобы ей сделали операцию на ноги, чтобы она больше не сидела в этой проклятой тишине, как пленница собственного тела.
Потом дом. Его бы подлатать. Не для красоты — для выживания. Иначе зимой, как всегда, будет мороз в комнатах, горячая вода по праздникам, и стены, пропитанные сыростью. Я ненавидела это бессилие. Эту вечную борьбу за нормальность.
Я прошла в свою комнату, выключила свет, лёгла в постель, но сна не было. Только гул в голове. Горло сдавило. Слёзы? Нет, я не плакала. Просто лежала и смотрела в потолок. Мне было обидно на всё — на жизнь, на судьбу, на то, что я не могу изменить.
Но в этом мраке была одна благодарность. Один лучик.
Реми.
Я вспомнила, как он стоял в коридоре, с пакетами в руках, в своём спокойном, слегка насмешливом тоне. Он был совсем другой — высокий, спортивный, с лёгкими движениями, как у того, кто привык контролировать ситуацию. Светло-каштановые волосы чуть волной спадали на лоб, а в улыбке — что-то одновременно тёплое и серьёзное.
С ним было легко. Спокойно. Как будто рядом кто-то сильный, надёжный, кто просто есть, без лишних слов. Он не задавал вопросов, не жалел, не давил. Просто помог. Просто был рядом.
И мне было приятно.
Странно всё это.
Он не отталкивает меня. Не отводит глаза, не делает вид, будто мы из разных миров — хотя это именно так. И всё же… Он приходит. Сам. Провожает, когда поздно. Без лишних слов. Всегда серьёзен, как будто знает больше, чем говорит.
Я лежала, укутавшись в одеяло, и смотрела в потолок. В груди было беспокойство, почти тревога.
А вдруг… я ему нравлюсь?
Сердце вдруг кольнуло, будто эта мысль была слишком опасной, слишком тёплой. Я резко прикусила губу.
— Нет, — прошептала я себе. — Нет, не может быть.
Он бы сказал. За всё это время… если бы чувствовал хоть что-то — он бы дал понять. Он не из тех, кто играет. А значит, я просто... никто.
Он богат. Он свободен. А я… я — бедная девчонка с разбитой квартирой и сестрёнкой на руках. Таких, как я, у него, наверное, сотни под ногами. Кто-то красивее, кто-то проще, кто-то удобнее.
Я выдохнула. Эта мысль больно ударила — как будто реальность щёлкнула по носу, чтобы не забывала, кто я.
Я закрыла глаза. Захотелось провалиться в темноту.
Может, во сне будет лучше. Там, где он может любить меня, не оглядываясь на классы, деньги, разницу. Там, где я могу быть кем-то — а не только тем, кто всегда мечтает, но боится верить.
Но опять открыла...
О чём же я думаю…
Глупости. Настоящий бред.
Я перевернулась на бок, натянула одеяло почти до подбородка, словно пытаясь укрыться не от холода, а от собственных мыслей. Они лезли в голову, как назло, — навязчивые, нежеланные.
Он просто друг. Только друг.
Я не должна мечтать. Не должна додумывать за него. Он не давал поводов, не говорил ничего лишнего, не делал намёков. Всё, что он делал, — это быть добрым. Порядочным. Просто хорошим человеком. И я… я уже начала верить в сказку?
Нет. Он мне не подходит.
Слишком разные. Он — будто из другого мира, светлого, уверенного, богатого. А я — всего лишь Монро. Сестра, дочь, что выживает.
И я ему не подхожу.
Я медленно выдохнула, и в этом выдохе было всё — разочарование, понимание, горечь. Глупая надежда, которую я сама же и задушила. Правильно. Так и надо. Лучше уж больно сейчас, чем потом.
Я закрыла глаза. Пыталась заснуть. Но внутри было ощущение, будто я отреклась от чего-то тёплого — своими же руками. И всё равно — правильно. Потому что это не мой мир. Не моя история. Не мой финал