Подъезд встретил его тишиной. Не ругался даже сосед, вечно выяснявший отношения в эту пору.
Мда… какую еще эту пору… На часах было 4 утра. Светящиеся командирские четко отсчитывали секунды бытия.
Завалюсь спать. Потом все остальное. Плевать на всех.
Да что мне, в самом деле, больше всех надо что ль, — эту фразу Евгений произнес уже вслух, открывая дверь, кое-как обитую утеплителем.
Ключи полетели на столик перед зеркалом. Портфель на коврик. Несколько курток на вешалке в коридоре служили напоминаем о дочери и жене.
Тишина темной квартиры не смутила Евгения. Он посмотрел на себя в зеркало.
— Что за чушь смотреть на себя в зеркало в четыре утра. Совсем чокнулся старый, лысый дурак.
— А что Ольга-то, небось, до сих пор неровно ко мне дышит. Вон как засуетилась… знакомому позвонила… суетилась… крылышками хлопала…
А я такой солидный…
Он пригладил свою лысину…
Ну, не богат, зато… физик… ядерщик… каждому свое. Он вот на своем месте.
Доказывать ничего не приходилось.
Не всем же олигархами быть.
Все было путём.
Ну, обида, конечно, пухла в недрах сознания. Обида, что вот, он старался, изучал, сидел, что-то там экспериментировал, делал, а в ответ вот она… тишина… наука его обманула… ничего он собственно не открыл… денег не было…
Стыдно было даже за эту вот машину, что так нелепо стояла памятником отжившему. Во всяком случае… — это было средство — именно оно, именно в среднем роде.
Евгений прошел на кухню… в недоумении завис перед чайником.
На фик чай, спать… Он щелкнул выключателем и замер в темноте, прислушиваясь к шорохам ночного дома. Привычка обитателя первого этажа — мыши время от времени устраивали набеги, к которым всегда надо было быть готовым.
Только теперь заметил свет, пробивающийся в узкую щель из-под закрытой двери ванной.
— Вот черт, свет горел тут, пока меня не было… забыл выключить свет.
Рука поднялась, чтобы щелкнуть по курносой кнопке выключателя, другая ладонь механически дернула за ручку двери.
То, что он увидел было из ряда оживших иллюстраций к книгам Кинга.
Хотя он не читал эти книги. Зачем? Он видел картинки в интернете.
Ольга называла его печальным Пьеро, белым клоуном, прессованным интеллигентом.
А Кинга, ну что Кинга, кто читает Кинга? Даже его дети не читали все это. А может, не читали, потому что он им этого не покупал?
Да он их вообще не очень-то и баловал. Брат и сестра обитали в одной комнате. Там же стоял общий шкаф с бельем постельным, полотенцами, его трусами и майками. Отдельной жизнью это бытие назвать нельзя!
Как они просили купить им телевизор. Но он твердо стоял на своем! Учитесь! И все у вас получится!
После 8 класса он перевел детей в свою школу. Когда-то она была физико-математической. Учебное заведение и теперь считалось продвинутым. И даже с ярлыком науки. В 9 коассе записал туда сына, а потом дочку. Пусть учатся. А как же иначе? Учеба — это святое.
Что дает человеку чувство собственного достоинства? Что дает ощущение выполненного долга?
Неужели количество формул? Или количество выученных слов?
Ну, — Евгений всегда наклонял голову, когда хотел сказать какую-то фразу, казавшуюся ему шуткой. — Бог подаст.
Школа казалась до сих пор счастливейшим временем его жизни. А сколько от этой жизни уже ушло? 49 лет. Это уже много. Одноклассник — вон — друг его — уже умер. Инсульт, инфаркт, скончался в одночасье. Как раз муж Ленки. Его Ленки. Теперь можно было бы начать все сначала…
А Ольга смеялась — формула типичного неудачника — со счастливой улыбкой вспоминать школу. Что там хорошего?
Но как-то больше ничего хорошего у него и не было. Герой любовник, отличник, герой компании…
Все это сейчас почему-то снова ему вспомнилось.
Счастье, розовой дымкой клубящееся над юностью приобретало багровые тона, сгущалось в жидкость, приобретало насыщенный цвет. Теплые тона господствовали в его ванной, которую он всего лишь несколько часов назад оставил чистой, свежей, пустой и холодной.
Розовая дымка налилась полной ванной кровавой водички. И в этом бульончике плавала его жена.
Теплый пар поднимался над всем этим зависшим миражом.
Кровь капала на пол, не щелкая, как в триллерах Хичкока, когда кровь издает звук… Да… как в «парфюмере» капля за капля…
Все это неправда, так не капает кровь… Красная влага медленно ползла по руке женщины, ползла бесшумно, не издавая никаких звуков, расползаясь по коже, стараясь запачкать ее всю, обволакивая, и как бы прикрывая, как будто снаружи, простым покрасом, она могла сохранить жизнь покидаемого ею тела.
Его большая, толстая жена, вдруг вынырнувшая в этой вот домашней ванне из ниоткуда, свесила голову в сторону. Он видел только длинные волосы, которые обычно она собирала в пучок. И нос. Да еще он видел нос. Но он не мог перепутать. 29 лет жизни — она знал, как выглядит его жена в ванной. Ее волосы, ее тело, еле помещавшееся, ее руки, и даже ее кольцо было все еще надето на пальце — большой изумрудный перстень, доставшийся ей от бабушки.
Евгений стоял и смотрел.
Полная ванна крови…
Нет, это, наверное, вода, — в человеке не может быть столько крови. Да… полная ванна воды с кровью, его жена, которая была в командировке в Германии, она была внутри этой ванны. Ее лицо свешивалось, ее рука капала кровью на пол…
Рядом на полу валялась бритва…
Какая-то бритва, — сосредоточил свое внимание на этом предмете Евгений. Бритва.
Откуда она вообще взялась?
Это мысль была тоже о бритве. Почему-то этот простой предмет удивил его больше всего. Жена, ладно, а вот бритва… откуда в этом доме бритва? Он никогда не пользовался бритвами с такими опасными лезвиями… бритва… бритва… да что ж это такое-то. Откуда тут бритва. Даже острое чувство ревности вдруг полоснуло его по грудной клетке. Неужели, пока его не было, жена встречалась тут с любовником и это ЕГО бритва! Кого не было? Это жены тут не было… Она в командировке!
Дурак, какой любовник. Она купила бритву, потому что решила умереть. Она приехала домой, увидела, что его нет, пошла, купила бритву…
Отпустило.
Чувство правильного найденного вывода дало какое-то успокоение. Мысли немного выстраивались. Хотя мыслями это назвать было трудно.
— Клава, — вдруг он назвал ее домашним именем. — Клава, что это такое-то?
Ему почему-то даже не пришло в голову подойти к ней, взять за руку, пощупать пульс.
Реальность полностью попадала под сомнение. Под Сомнение с большой буквы.
— Так, что надо делать? А спать как хочется, — эта мысль рефренировала с кровавой картиной. Вот ужас, вот сон.
Была даже минута, когда он подумал — лягу спать, завтра все посмотрим. Главное- выспаться.
Но правильность, обычная правильность поведения — типичный комплекс отличника, — остановила его.
Скорая помощь, милиция. Милиция зачем? Надо милицию. Наверняка надо и милицию. Но сначала — скорая помощь.
— Аллё, — обычно он всегда говорил «алло», делая круглые губы и страшно гордясь, что вот так он говорит «алло», и круглый, такой объемный звук накатывает на собеседника пусть невидимой, но петлей.
Сейчас, он забыл о своем детском выпендреже и произнес «аллё».
— Моя жена покончила жизнь самоубийством, я не знаю, она в кровавой ванне лежит. Она самоубийца. Я пришел…
Тут он остановился, не зная, надо ли говорить, откуда он пришел
— Вы врач? — вопрос на том конце провода удивил его.
— Если бы я был врач, стал бы я вас вызывать?
— Вы уверены, что она мертва?
— Да. Нет. Не знаю… выглядит как мертвая… не откликается…
— Постарайтесь это определить…
— Я боюсь крови, — он сказал это так просто, сам не зная почему, но это было реально так — никакая сила не могла его заставить притронуться к этому телу, к этой крови, ко всему этому триллерскому нагромождению в его совсем недавно белой, родной ванне.
— В милицию тоже позвоните, — наконец сдались на пульте приема вызовов и отключились.
Евгений посмотрел на себя в зеркало. Он стоял в прихожей, в которую совсем недавно, буквально полчаса не прошло как, вошел с одним желанием — лечь спать. Он и сейчас хотел только одного — лечь спать.
Вдруг он поймал себя на мысли, что надо было все-таки лечь спать, сразу, не делая дурацкого обхода по дурацкой квартире.
Ну, какого черта потащился на кухню, заглядывать в ванну ему точно не надо было, ладно бы еще в туалет.
Он одернул себя, совсем чокнулся, тут умерла его родная жена, супруга, так сказать, соратник по жизни, которая родила ему двоих детей, которая радостно обстирывала и отглаживала его…
А как она готовила!
Нет, все-таки он изверг. Надо только дождаться скорую, или милицию. Кто приедет первым? Скорая, или милиция?
Должна милиция. Все-таки — труп. Хотя это же самоубийство — может быть, они вообще не приедут.
Как происходит процедура опознания?
Постой, — какого опознания?
Мысли окончательно свились в клубок, наскоро намотанный шерсти от беспорядочно и некрасиво распускаемой кофты.
Надо открыть дверь. Пойду у подъезда подожду, а то тут я засну, не услышу их звонков. Нет… такого не может быть, чтобы не услышать звонков…
Нет, все-таки спущусь, открою подъезд. Да пойду, там и подожду.
Евгений взялся за ручку двери. Оглянулся на ключи, небрежно кинутые на столике пред зеркалом. Подхватив их одним пальцем, он щелкнул замком и вышел на лестницу.
И тут он понял, что произошло. Длинный коридор первого этажа тянулся к лестнице, украшенный провалами дверей. Все было как всегда, у кого-то тут валялись санки, у кого-то стояли коляски, у кого-то какие-то палки, которые, конечно, никогда и ни на что не пригодятся хозяину, но они стояли тут, потому что однажды кому-то пришло в голову, что эти палки как раз то, что обязательно в крайний момент его жизни пойдет в ход, и без них он умрет, если эта необходимая спасательная нужность исчезнет на помойке.
Евгений посмотрел на этот коридорчик. Бытовуха ночи и соседских дверей стукнула его по голове хуже, чем вид кровавой ванны. До него вдруг дошло, что он только что увидел, и его сознание, блокировавшее эту информацию, отступило, он крутанулся в небытие, теряя последние крохи понимания действительности, понимания как самого по себе, так и способность воспринимать окружающий мир своими рецепторами, дающуюся зрением, осязанием и вкусом.
Врач делала ему укол. Пыталась сделать. Евгений слабо различал, кто это был — женщина, или мужчина. Укол она хотела сделать в вену, но почему-то ничего не получалось.
— Ну что…
— Очухались. А говорили, что жена самоубийца, а сами… так же нельзя… вы бы еще педиатров себе вызвали, или акушеров…
Девушка болтала, как из пушки прорвало… Она прям не могла остановиться, не понять было, то ли она рада поговорить просто потому что появился собеседник, не то чтобы собеседник, а слушатель. Либо она была рада, что он очнулся, и теперь не надо делать укол.
Она с радостью — Евгений смог рассмотреть из рассеивающегося тумана, что это она — молодая девушка — убирала шприц в сундук.
Зачем ей использованный шприц? — Евгений подумал, что это для отчета.
— Надо было сказать, что вам плохо. А то вызываете черти что с каким причинами. Самоубийство. Свое что ль? Сами что ль наглотались чего? Вы уж скажите, а то придется делать принудительное промывание желудка.
— Я — нет. Там жена в ванне.
— Да слышали мы уже про жену все. Так что вы выпили?
— Ну что я выпил… ну бутылку вина я выпил, не больше. Но я… точно нормально.
— А из медикаментозных препаратов что вы принимали?
— Да не, я ничего не принимал, а вы жену-то куда дели?
— Какую жену?
— Ё-моё — вы в квартиру зашли?
— Зачем?
— Так там же в ванной труп!
— Какой труп?
— Да вы что, там труп, моя жена покончила жизнь самоубийством.
Евгений сам почувствовал, что говорит какие-то нелепые фразы. Это что-то из какого-то фильма. Этого с ним не могло случиться просто, потому что не могло случиться, по определению. Такие вещи случаются в кино, в триллерах, в книгах, в дешевых детективах, на худой конец, в театрах. А в бытовухе, повседневной бытовухе обычных обывателей все живут себе потихонечку, готовя обеды, иль хоть как, покупая докторскую колбасу и яйца.
Как же он забыл!
Его сознание, как молнией вдруг обожженное, даже вспотело под черепной коробкой. Марк Гиршман! Только что не с этим же он ехал к Ольге? Да, точно, Марк Гиршман точно так же сегодня в джакузи, как сказала ему дочь, в кровавой ванне… бритвой…
Дежавю.
Все это он уже слышал, он слышал описание всего этого!
— Да нет там никакого трупа!
Слова донеслись к нему из жизни… которой жизни — выдуманной, или реальной, — он уже не мог понять сам.
— Какого трупа? — эхом повторил он.
— Никакого нет.
— Где?
— Нигде нет никакого трупа.
— А вы откуда знаете?
Евгений решил настаивать на своих показаниях.
В любом другом случае надо было признать сумасшествие.
Врачи могли, конечно, сказать, что он там пьян, или устал, но они не видели того, что видел он.
— Девушка, — он сделал попытку подняться. — Вы забрали труп?
— Там милиция.
Ах, ну вот… теперь всё встало на свои места. Значит, все по-настоящему. Там милиция, там ванна полная крови, там труп плавает… в крови… труп его жены…
У меня в квартире труп моей жены…
Звучало это даже еще хуже, чем было на вид…
— Да сидите вы.
Докторша попыталась его удержать. Он сидел, прислонясь к стене, видимо так и сполз по стенке, когда шел открывать дверь… да, да точно, он решил выйти на холодный воздух…
— Я хочу посмотреть.
Из его квартиры вышел человек. Ничто не говорило о том — кто это. На нем не было ни синей формы скоропомощников, ни серой кокарды, да вообще — куртка.
— Так это вы вызвали наряд на труп?
— Я.
— И где труп?
— В ванне.
— Ванне — какой?
— Моей ванне труп моей жены.
— Понятно. Ну с кем не бывает, выпил. Перемечтал. А жена вообще-то где?
— В ванне.
— В ванне труп, а где жена?
Этого уже Евгений не мог понять ни по- какому. В ванне труп, он сказал. Значит, в ванне, его ванне труп. Чей труп? Не его жены? А чьей?
Он недоверчиво покосился на мужика в куртке.
— Вы из милиции? — все-таки решил уточнить он.
— Да, и ты сейчас за хулиганский вызов можешь туда попасть.
— Как это?
— Да так вот, дорогой. Надо вызывать тех, кто может помочь при запоях. По другим телефонам.
— А кто в моей ванне?
— Труп, сам говоришь.
— Чей?
— Если б я знал.
Все это уже начинало надоедать Евгению. Да за кого они его тут держали? Он физик! И не какой-то там учитель физики в средней школе. Он физик ядерщик в институте ядерной физики имени Курчатова.
— Если требуется опознание — я готов.
Евгений сделал шаг в сторону своей квартиры. Они все еще стояли в коридоре, дверь была открыта.
— Пойдемте, я опознаю труп.
— Именно так мы бы и сделали, если бы познали, где именно этот труп.
— В ванне.
— Ну да, но, видимо, его смыло.
— Как может труп смыть? Что вы болтаете?
— Я не могу опираться на болтовню, я сыщик, и должен опираться на факты. А факты, милый вы мой, таковы, что трупа нет.
После этой совершенно дурацкой тирады так называемого сыщика Евгений уже ни во что не мог поверить.
Реальность стерла все грани и превращалась в книжную выдумку, взятую из фильма по Кингу, пересказанную плохо и невнимательно прочитавшим ее школьником двоечником.
Какие-то напыщенно книжные, как будто пропахнувшие дешевыми духами, или даже одеколоном, фразы милиционера, надеюсь, он был не сбежавший постовой, трупы в его ванной, жена появившаяся вдруг ниоткуда, из Германии, марки гиршманы, умирающие точно так же, как трупы его супруги, — все это не просто сводило его с ума.
Какое там!
В своем уме он никогда не сомневался. Ум — это то, что дано изначально! Раз и навсегда! А он — умный! Он отличник. Он закончил физико-математический факультет университета. Он — ядерщик. Он работает с…
Короче, его ум — это точка исхода!
А кругом беспредел. Смешение стилей, пространств, преступлений, слова каких-то героев вдруг вылетают из живых людей, явно им не принадлежа… Его ванна становится местом преступления для какой-то книжной женщины, которой он и знать не хотел, и не знал… реальности пространств скомкались, смешались, спутались, навалились на его мозги и не хотели как-то разрываться, объясняться, распутываться.
Да еще этот, со вчерашней машиной своей для чтении мыслей… Это с них все началось. Это они вчера демонстрировали ему какие-то волны, которые не фиксировались ни одним прибором, и при этом утверждали, что наука — это вовсе не то, чем он занимается.
— Изобретаете велосипед, — усмехнулся тот парень.
А у самого взгляд странный, бандитский. В ухе одна серьга… какое-то дешевое серебро…
А что он сказал-то?
Да это все началось вчера… точно…
— А вы ни о чем не думаете.
Да что за чушь. Он всегда о чем-то думает.
— Вот сейчас вы считаете, что я говорю чушь, но это так — вы ни о чем не думаете.
Какая это была ерунда.
А о чем он тогда думал? Он хотел есть, да, точно, он думал как бы пожрать… и очень хотелось пива.
— Ерунда, вряд ли это можно назвать мыслями.
А его доклад в Праге. Ему надо было срочно готовить доклад. На следующей неделе он летит в Прагу. Смешивание элементарных мюзонов в пи-поле при условии отрицательного поля.
— Так я пойду. Оформлять ничего не буду… вы еще тут останетесь?
Вопрос обращался к врачу. «Куртка» собралась отчаливать. И это остро врезалось в мозг Евгения — он рванулся в квартиру.
Все что он до этого слышал, он не мог воспринимать адекватно. Слова, слова — разве они могли чего-то стоить рядом с той кровавой картиной, которую он видел своими глазами только что.
— Вы что?
Докторша пошла за ним. Евгений увидел еще двоих в его кухне. Они что-то высматривали там, кажется содержимое холодильника.
Он рванулся к ванне, распахнул дверь.
Даже не включая свет, можно было понять, что тут никого нет. Там, где должно было темнеть озеро крови — была пустота, серевшая провалом в темноте.
Но он все-таки щелкнул выключателем.
Все было пусто, все было чисто, бело, сухо, и…
— А где труп?
— Да… это было бы неплохо узнать. Но с другой стороны — все хорошо, что хорошо кончается.
— Да вы с ума сошли. Тут был труп моей жены.
— Нет, я вполне допускаю, что она стерва. И вы спите и видите, что она лежит себе полеживает в этой ванне переполненной кровью, как сельдь в бочке.
— Почему, как сельдь в бочке?
Словоохотливость этого, в куртке, поражала. Он сыпал и сыпал словечками вполне подходя в напарники к докторше. Что их там на участках — совсем с завязанными ртами что ль держат?
— Кровь-то соленая…
— Вы пошляк.
— А вы алкаш.
— Я физик.
Евгений не удержался, пытаясь вызвать соответствующее отношение.
— Ну может, вы и физик, но физических тел, кроме вашего, моего, докторши и воон тех живоглотов здесь не наблюдается.
— Да погодите вы, а пол… весь пол был залит кровью. Вы экспертизу сделали? Мазки там какие-то…
— Дорогой мой друг, — опять в своем дурацком стиле псевдо-старой книги начал сыщик. — Мазок берется у женщины из влагалища, и у всех — из другого места — не буду при кушающих говорить — из какого. И, хотя я, как понимаю, у вашей жены были проблемы по этой части, раз вы в курсе терминологии… или у вас, — он посмотрел на Евгения, — нет, у вас вряд ли, раз вы физик… если бы вы были политик, тогда может и у вас… но у физика…
— Да что вы мелете и мелете, как бабка у подъезда… тут был труп, я видел, и крови полно…
— Ну хорошо, и где он? Ушел мазок сдавать?
— Кто?
— Труп.
— Я вас спрашиваю. Раз я грохнулся в обморок, вы ответственны за труп. Вы его увезли, и не хотите говорить, что и как, чтобы на вас не повисло нераскрытой у******о.
Тут и у «крутки», наконец, отвисла челюсть. Мужик минуту смотрел на Евгения. Потом на доктора.
— Так вы сознаетесь в убийстве? — шутник брал в нем верх.
— Кто?
— Ну ладно, вы поспите, — решил все-таки не реагировать на последнюю фразу следователь.
— Выспитесь, проверьте радиоактивность, а то, может, вы уже фините ля комедите. Ну, потом можете и ко мне забежать. Поговорим о трупе, как он выглядел. Сделаем фоторобот. Раздадим по всем постовым, всем участкам. Объявим план перехват. Найдем ваш труп.
Он снова внимательно посмотрел не Евгения. Тот задумчиво молчал.
— А особые приметы у трупа были?
— Она была вся в крови.
— Это намного упростит задачу. А машину труп не угнал?
— Чью?
— Ну вашу, для начала. Может, пропало в доме что?
— Вы хотите сказать, что это был вор? А почему он выглядел как жена?
— Так, ладно, я пойду.
— Да погодите, я видел то, что видел, и почему вы мне не верите?
— Все так говорят. Потому что вы говорите черти что. Тут все чисто. Никого нет. Следов крови на полу не обнаружено. Нам навстречу никто не попался. Когда мы приехали, подъезд был пуст.
— Может, она поднялась этажом выше?
— Кто она?
— Она.
— Труп, или жена?
— Но я видел ее… его…
— Ладно я пошел, увидите снова труп, вызывайте.
Сыщик решительно зашагал к двери, махнув на ходу рукой пожирателям докторской колбасы из холодильника.
— Пошли, ребята, вдруг это колбаса из свежего трупа.
— Да погодите…
— Ну а кто, по-вашему, убил тогда вашу жену?
— Никто. Она сама себя убила.
— А причина?
— Не знаю
— А где сейчас ваша жена?
— В Германии в командировке.
— Так позвоните ей. Что вы нам голову дурите.
Евгений схватил телефон. Реально, что он, как тормознутый, спорил, когда надо просто позвонить.
Гудки раздались на другом конце… гудки… обрывались так ничем и не завершившись.
— Никто не берет.
— Слушайте, дождитесь утра. Она, может быть, спит, может быть, с любовником, с чего она вообще должна была быть в этой ванне? Короче, некогда мне…
Видно было, что разговор все-таки его утомил. Он мечтал, так же как и Евгений час назад, пойти поспать на диванчике, и, если повезет и не будет больше вызовов, проспать до утра, которое… собственно… уже наступило.