Я видела Дьявола. Он был мил.

Удручающий

Проводив Мирэ двое верных слуг, вернулись в номер Чонгука, который снова дымил сигаретой, вальяжно откинувшись на спинку дивана. Люди Чона встали перед ним, увесисто сцепив руки за спинами и опустив голову в послушании – давняя привычка военных. В ярком освещении выражение угрюмого лица Беса было хорошо видно, он, погрузившись дальше в коварные мысли все больше хмурился.

С самого начала этот фарс с переговорами не сулил ничего хорошего. Чонгуку давно следовало убрать девочку и заполучить третий округ, на правах разоблачителя лжи такой кровавой и низкой, что ни одна души не стала бы противиться его воле. Но он повременил, по осторожничал и упустил момент, теперь должен устраивать театр великого торжества, выслушивать всякие претензии и был милым против своей натуре.

— В срочном порядке отправь снайпера к дому Кима, девочка не должна успеть переступить ворота, — прикрыл глаза от притока крови к голове от нескончаемых проблем и курева. — Охранника ее тоже уберите.

Молчаливые псы, кивнув в ответ на приказ, поспешили к выходу доблестно и без перебойно выполнить его.

А Бус все так же сидел будто не живой, мысленно возвращаясь к перепуганному не наигранно лицу нынешней жертвы ситуации. К своим годам Чон откровенно переел красавиц, что привлекательный и притягательный вид женщин перестал приковывать взгляда. Девочка эта была несусветно красивая, хотя детство проскальзывало в милых чертах лица, в доброте и наивности взгляда, цветок еще не распустился, но уже лишал опору под ногами. Хотя не красота совсем привлекала в ней, хоть она бесспорна, Чонгука отрезвила словно поток морозной воды на голову, эта чрезмерная сдержанность и выставленная отчуждённость. Такой с ним была мать, даже находясь на сметной орде не принявшая его на последний разговор. С того дня, когда маленький совсем, теряющий голову от переполняющего гнева адовского Чонгук стал убийцей своего родного брата, мать с ним не заговорила в один день потеряв обоих сыновей. Острый на эмоции, щедрый для злости Чонгук долго и трепетно держал обиду – единственную нить, что связывала ее с его с шестилетнего возраста до самой смерти матери. Не было ни разговоров, ни случайных взглядов. Гробовое молчание спутник его с детства не был потревожен откликом матери ни разу. Чонгук перегорел всеми фибрами души, варился сутками в котлах неодолимой смеси обиды, злости и нестерпимой ревности, но никто даже не попытался остудить его. Теперь став мужчиной, догоревший дотла в собственном горе трупом, ощутив эту родную, пронзающую до глубин не существующей души отрешенность в повадках, в речах напускных он вдруг оказался узником привычных чувств. Ни одна женщина с которым он был знал не возымела над ним подобного влияния, как эта совсем юная, местами глупая и наивная девочка смогла.

Было жаль терять ее, так и не заполучив.

Открыв усталые глаза, Чон потянулся за мобильником на столе. Номер был выбран среди быстрого набора. После первого же гудка ответ последовал немного растерянный:

— Слушаю, — грубый голос моментально произнес. — Господин.

— В отеле есть крытый бассейн?

— Да. На крыше президентского номера.

— Прикажи приготовить его. Посторонних не хочу застать, — сдержав паузу. — Вон и Тае уехали?

— Да.

— Приходи к бассейну, будет поручение.

— Буду, господин.

После смерти брата Чонгук, как и весь мир вокруг него, понял, что он зверь. Самый настоящий, кровожадный и одичалый. Сквозь года, методом проб и множеств ошибок он осознал, если зверь наподдаётся контролю, то его нужно измотать в край. Ослабший от усталости и сонливый зверь не мог пустить чужую кровь. Верными помощниками в этом деле стали физические занятия, череда множеств тренеров, цель которых единая – измотать. С трех лет он ходил на групповые занятия тхеквондо, после смерти брата они стали индивидуальные и занимали каждые вечера, вместо трех в неделю. Отец, прощупав почву и найдя правильный выход эмоции вспыльчивого сына, добавил карате, следом рукопашный бой. К пятнадцати годам Чонгук возымел мнимый контроль над своим гневливым нравом, по вечерам пропадая в спортивных секциях. В шестнадцать он, получив черный пояс по карате, и шестой степень по тхеквондо, переключился на бокс и плавание. На спаррингах он выпускал пар, изматывал куратора и своих подопечных, которым доводилось ступать с им в паре на маты, а вода имел исключительно успокаивающий эффект. Плывя он не избавлялся от накопившегося за день комка злости, лишь отодвигал ее на задний план на короткое время, что в следствии делало его более сдержанным. Оба занятия были китами на которых покоилась его жизнь, без них он рухнул бы на самое темное дно, где змеилась злость в паре с гневом.

Диагнозов ему ставили множество от психопатии до проблем со гневом и сдержанностью, но ни один доктор не смог прописать нужные лекарства, оттого он топился себя в поте на спаррингах и в морозной воде.

Под морозной водой единым звуком, не доходящим до слуха, в вакууме чистейшем мысли прояснялись. Лишенный отвлекающих факторов под тонкой гладью, единая мысль далекая от разумный таранила разум. Несколько раз начав заплыв, изнывая остатки сил, Чонгук в конце вынырнул, снимая очки.

План покушения был гениален, и не лишён простаты. Жертва сама нырнула в сеть, вынудив дать подобный досрочный приказ. Убив сбежавшую в темноте ночи из-под чуткого взора родителя Мирэ, к тому же застрелив у ворот фамильного особняка Кима, никто бы не решился заподозрить будущего жениха в организации инцидента. Это ведь безумие. На этой точке Чонгук с уверенностью покончил бы с планом Кима, каким бы он его ни задумал. Лишняя головная боль отступила бы, навеки оставив в покое. Но, черт, почему-то после короткой встречи с девушкой, Бес задумывался, а стоит ли игра свеч. Внутренние доводы показывали, что нет.

Чонгук тяжелыми шагами вышел из воды, к нему подошел помощник, все время поджидавший у шезлонгов. На развернутые плечи Беса опустилось полотенце с рук внимательного Юна, правой руки Чона.

— Позвони ребятам, — вытерев лицо краем полотенца, тяжело сказал Чонгук. — Пусть сворачиваю все, — шокированный помощник перестал ступать по зеленному мрамору, мокрого от воды с бассейна. Чонгук всегда отличающийся хорошим складом ума и крайней расчетливостью никогда не давал отбоя на выполнения приказа.

— Планы изменились? — Юн полез во внутренний карман солидного пиджака в поисках телефона, чтобы дозвониться до Вона или Тае до конечного выстрела. Чон не останавливаясь шел к стеклянным дверям в душевых кабин.

— И перенеси перелет на сегодня. Нужно домашних предупредить о скорой свадьбе.

Юн кивнул коротко, прикладывая мобильник к уху, провожал сдержанным взглядом спину уходящего.

— Отбой.

В ответ стояла тишина.