* * *
Когда до цели оставалось полчаса лёта, он наконец выбрался из пилотского кресла, передав управление автоматам. Точный курс был задан, Аррида приближалась — желтый тусклый диск на экранах медленно рос.
Затаив дыхание, Горислав в очередной раз нащупал пульс на шее распростёртого на полу Яниса, которого он закутал в одеяла, найденные в аварийном запасе. Коснулся его руки — вот теперь пальцы Яниса действительно стали ледяными.
— Королева, — с тоской позвал Горислав, глядя в его заострившееся, белое, как мел, лицо. — Это я виноват. Но я не хотел. Я, честно…
Он осёкся, когда бледные губы раненого шевельнулись, ресницы дрогнули, и тот, не открывая глаз, прошептал:
— Да знаю я. Просто… не повезло. Ты бы меня… и без скафандра никуда… не выбросил. Ты же… сентиментальный дурак…
— А ты сраный умник, — выдохнул Горислав, едва не перекрестившись. — Заткнись и береги силы.
— Зачем? — Янис наконец открыл глаза — они опять были совершенно чёрными. Но, кажется, смеялись. Смеялись! — Я, может, много чего сказать тебе хочу, Романов, прежде чем… м-м… откинуться. Прибраться. Дать дуба. Отбросить копыта. Сыграть в ящик. Русский язык… и вправду могучий.
Он ещё и ухмылялся! Вот же зараза.
— Я тебе сыграю, — яростно и беспомощно процедил Горислав. — Я тебе так сыграю… на всех музыкальных инструментах, ну!
Янис ухмыльнулся ещё шире и тут же сморщился от боли. Но крови на его губах не было, слава тебе, Господи.
— Хочешь, то же самое скажу… по цирцеански, а то ты мне, не поверил, наверно, — весело продолжал вконец спятивший барон Озолиньш, и Горислав взвыл:
— Тебе что, пуля ещё и в голову попала?
— Пуля? Я думал, это из бластера… Мы где? — спросил Янис, и не думая затыкаться.
— В Караганде, чёрт тебя дери, — почти простонал Горислав. Он мог бы вкатить засранцу укол снотворного, но чёрт… а если… а если и вправду это были его последние слова?! — В шлюпке к Арриде подлетаем, а «Ястребок» на Тортугу пошёл.
Янис снова прикрыл глаза и сердито проговорил:
— Вот чёрт. Тебя же выследят, Романов. Сбрось меня где-нибудь… возле медицинского центра и улетай.
Горислав лишь упрямо мотнул головой:
— Нет. Я должен знать, что тебя спасут. У меня тут есть один контакт.
— Точно… ты сентиментальный дурак, вот кто, — барон длинно выдохнул и облизнул губы. — Попить бы.
— Я не знаю, что там у тебя внутри задето, — сипло возразил Горислав. — Может, кишки пробиты. Может, почка. Внутреннее кровотечение или ещё что. Нельзя тебе пить. Терпи, уже скоро, ну.
Он вновь крепко сжал запястье Яниса. Пульс частил. Он не знал, что это означает. Выглядел барон так, будто вот-вот потеряет сознание.
Но он снова зашевелился и изрёк, распахнув свои чернущие зенки:
— Ты… не вздумай опять похабщину… на борту рисовать, понял. Дети же… видят. Учти, с того света буду… тебе являться и укорять.
— Да чтоб ты скис! — Горислав схватился за голову. — Заткнись уже! Сил моих нету.
— А что там у тебя за… контакт на Арриде? — не унимался Янис, оказавшийся не меньшим балаболом, чем любой из экипажа «Ястребка», кто бы мог подумать. — Грудастая медсестра? Блондинка?
В каком бы смятении ни находился Горислав, он невольно поперхнулся смешком и загадочно сообщил:
— Увидишь. Подлетаем.
Ему всё-таки пришлось вырубить Яниса с помощью инъектора, потому что он не представлял, как раненый перенесёт транспортировку. Неся его на руках, по-прежнему замотанного в одеяла, Горислав осторожно вылез из шлюпки.
Стояла ночь, великолепная бархатная арридская ночь, полная запаха неведомых цветов и трелей таких же неведомых птиц — только эти звуки и нарушали тишину.
Люк за Гориславом автоматически закрылся, и шлюпка плавно пошла к орбите, повинуясь заданной им программе. Теперь ему оставалось только идти вперёд по едва слышным командам навигатора у себя в ухе.
А также молиться, чтобы их не засекли имперцы. Чтобы Лора оказалась дома и одна. И чтобы Янис Озолиньш остался в живых.
* * *
Лора была дома. Одна. Она встала на пороге, когда Горислав вызвал её по входному коммуникатору, и подбоченилась. Высокая, фигуристая, длинноногая, в едва сходящемся на груди ярком шёлковом халатике. Можно было бы даже сказать, что блондинка — Янис угадал по всем статьям: Лора Караваева в свои без малого сто пятьдесят лет не красила волосы — не считала нужным — и была совершенно седой.
В подвале её дома и находился подпольный — в прямом смысле этого слова — оперблок, оборудованный по последнему слову медицины. Вкупе с реанимационным боксом. Этот арридский контакт знали на Тортуге практически все капитаны пиратских кораблей, бережно храня его в памяти на крайний случай и расплачиваясь с Лорой в основном контрабандными редкими товарами.
Сейчас для Горислава наступил как раз этот самый крайний случай.
Лора посторонилась, пропуская его в дом, и проворчала:
— Креста на тебе нет, Горька. В кои веки спокойная тихая ночь выдалась, думала, отдохну.
— А что, ты обычно каждую ночь зажигаешь, Степановна? — подмигнул Горислав, с трудом переводя дыхание. Этот бесконечный день, начавшийся чёрт-те-когда и всё продолжавшийся и продолжавшийся, вымотал его совершенно.
Лора занесла было карающую длань, чтобы отвесить ему подзатыльник, но опустила её и нахмурилась, разглядев, что волосы незваного гостя слиплись на затылке от жидких бинтов.
— Сам тоже ранен? — быстро спросила она.
— Пустяковина, — беззаботно отозвался Горислав. — Хотели башку проломить, не получилось, ну.
— Да твою башку, Горька, и реактивным снарядом не пробить — отскочит, — фыркнула Лора, торопливо идя впереди него к замаскированному входу в свой подземный оперблок. — Литая каррахианская сталь — внутри и снаружи… Клади его сюда, я пока размываться буду. Из бластера парня продырявили?
— Пулей, правый бок, сквозное, — отрывисто отчитался Горислав, осторожно опуская Яниса прямо в одеялах, в блестящий саркофаг кибердиагноста, сразу зажужжавшего низко и деловито.
— Ясно, — вздохнула Лора. — Всё, иди отсюда, у тебя видок — краше в гроб кладут, так вот, полежи пока в гостиной на диване. Ешь что найдёшь. Позову.
Она уже сбрасывала с плеч свой халатик, и Горислав торопливо попятился, выскакивая за дверь. Позади него раздался негромкий мелодичный смешок.
Лора Караваева была среди тех, кто спасал его и других ребят на Руси. Родня. Поэтому его заигрывания с нею всегда были ритуальными, и это не имело отношения к тому, что по возрасту она могла быть его прапрабабушкой. Она была роднёй, вот и всё. И платы за свои врачебные услуги никогда с него не требовала. Но он старался возить ей с разных планет то, что она любила. Однажды даже двуглавого павлина с Новой Гренландии, немедля обосравшего ей дорогущий виктувианский ковёр, привезённый опять же Гориславом.
Едва он присел на мягко принявший его в свои объятия диван, на котором, по слухам, протекала вся жизнь Лоры, когда та не была занята пациентами, к нему бодро подкатил серв с подносом каких-то экзотических яств и бутылкой нью-калифорнийского. Горислав вяло отмахнулся. Есть ему с нервяка совершенно не хотелось, пусть даже со времени ужина с Янисом прошло… о Господи, сколько же прошло-то? Он попытался подсчитать, сдался и прикрыл глаза. Под отяжелевшие веки будто песку насыпали. Мелкого алмазного каррахианского песку. Чёртов диван, настроенный, очевидно, на общее состояние каждой задницы, на него приземлявшейся, немедленно принялся покачиваться. Баюкал, зараза плюшевая. Как выключить эту хренотень, Горислав понятия не имел, поэтому сдался вторично и поплыл куда-то по волнам навалившегося сна.
И ему приснилось, что они с Янисом сидят рядом у ночного костра в Новом Российске. Двенадцатилетние, двенадцать лет назад. Сидят среди обугленных руин, в которые превратился город. И Янис, белобрысый, тощий, в обносках не по росту, берёт у Горислава из рук гитару и начинает играть. Синие его глаза радостно блестят, блестит улыбка, и Горислав начинает прищёлкивать пальцами в такт мелодии, не думая об опасности, не думая ни о чём.
Эхо этой мелодии всё ещё звучало в его ушах, когда крепкая, совсем не женская рука Лоры нетерпеливо тряхнула его за плечо. Он так и подскочил на диване-колыбели, тараща глаза:
— Что? Янис? Жив?
— Жив, жив, куда бы он делся, — проворчала Лора. Она всё ещё была в синем хирургическом балахоне, но уже без бахил и перчаток. — Послушай, Горька, но он же имперский гвардеец. Кто он тебе?
Горислав прямо поглядел в её карие строгие глаза, окружённые мелкими морщинками, и ответил чистую правду:
— Мой враг. Самый верный, — он неловко усмехнулся, — ещё с Академии. Барон Янис Озолиньш. Это я виноват, что его подстрелили. Я его взял заложником, чтобы моих ребят освободили. Он… как он?
Лора так высоко подняла тёмные брови, что они почти исчезли за краем её прозрачной шапочки.
— Отлично, — едко бросила она. — Ну, насколько это возможно при таком ранении. Залатала всё на совесть, будет как новенький. Но крови он потерял изрядно. Я, собственно, за этим и пришла. Спросить. У вас с ним одна группа — у меня же есть твои данные. Я могу перелить ему и плазму, и имеющийся консервант, но живая кровь…
— Да ради Бога. Жалко, что ли, — не сразу сообразив, о чём она толкует, пробормотал Горислав, встал и покачнулся. В ушах сразу зашумело, но он изобразил бодрую улыбку, поворачиваясь к Лоре. — Давай, веди. Но я же грязный, как прах. Мыть будешь, Степановна? Спинку потрёшь?
— За ширмой положу, — ехидно отрезала та. — Босяк.
— Какая досада, — с деланным вздохом развел руками Горислав и наконец огрёб по затылку.
Наверное, он всё-таки отрубался прямо на ходу, потому что сама процедура ему почти не запомнилась — только бледное лицо Яниса, едва различимое на белой простыне. А потом Горислав и вовсе отключился, с неимоверным облегчением погружаясь в мягкий тёплый сугроб сна. Это был именно сугроб, потому что Озолиньш-то — Снежная королева. На этой бредовой мысли он и уплыл под отзвуки продолжавшей раздаваться в его голове мелодии.
Очнулся он, потому что показалось — кто-то его зовёт. Окликает по имени. Не тревожно, нет, но на кровати он подскочил, сел, спустил босые ноги на пол и потряс головой, пытаясь вспомнить, где находится.
Аррида.
Лора.
Янис.
Он торопливо высунулся из-за ширмы. Горел небольшой ночник, бодро подмигивали огоньки на панелях приборов у изголовья кровати Яниса. Если приборы ровно мигали, а не вопиликак оглашенные, значит, всё было в порядке, рассудил Горислав и, осторожно ступая, подошёл к кровати. Опять же решив, что полная стерильность Янису уже навряд ли нужна. Лора за подобное кощунство наверняка снова навешала бы ему люлей… но Лоры-то тут не было!
Из-под простыни, укрывавшей раненого, торчали разнообразные трубки и трубочки, при виде которых Горислава передёрнуло. Он ненавидел всю эту медицинскую мутотень, но куда было деваться.
И вообще… Не то, чтобы он не доверял приборам, окружавшим Яниса, но… Наклонившись, он нерешительно коснулся его щеки. Тёплая. Чёрт! Добрый Боженька и пресвятые угодники, слава вам.
У него даже ноги задрожали. Ну ещё бы, столько носиться, как лошадяке, с грузом на горбу, а ведь Озолиньш-то не лёгонький.
Он опять помянул чёрта и пресвятых угодников, когда обнаружил, что Янис открыл глаза и смотрит прямо на него. Ни слова не вымолвив, только облизнув сухие губы. Горислав поспешно огляделся и опять прошлёпал за свою ширму — там точно стояла какая-то тара с трубочкой. Он, кажется, сам из неё пил, валяясь с катетером под ключицей.
— Давай, только чуток, — велел он, подсовывая трубочку к губам Яниса.
Лора убьёт, точно убьёт, если узнает.
Янис выглотал почти половину стакана, — пока Горислав его не отнял, — отдышался, откинувшись на подушках и хрипло прошептал:
— Романов, опять ты? Я грудастую медсестру ждал.
— Утром увидишь, ей-Богу, — поклялся Горислав и допил содержимое стакана, приятно освежившее пересохший рот чем-то вроде сока лимонеллы. — Она не медсестра. Она бывший врач, хирург. Говорит, что залатала тебя, как надо, ну.
— Что именно залатала? — быстро спросил Янис, и Горислав смущённо поскрёб щёку:
— Да х**н знает. Я не спрашивал. Боязно. Я и про себя бы не спросил.
Янис демонстративно закатил глаза:
— Боже! Не ожидал, что ты такой слабонервный, Романов.
— Очень. Я очень слабонервный и нежный, ну, — сокрушённо подтвердил Горислав, усевшись на пол рядом с койкой. — Зато ты получил литра два моей кровушки, поздравляю. Мало ты мне её в Академии свернул. У нас одна группа крови оказалась, — пояснил он, видя, что Янис недоумённо моргает. — В общем, я тебе заляпал своим плебейством всю твою родословную. И кстати, насчёт царской фамилии. Отец у меня механиком был, а мама — воспитательницей, дед с бабкой — крестьяне, никаких тебе царей. И никаких дурных болезней, известных человечеству. Я их от своих шлюшек не подцепил, так что ты, выходит, от меня тоже, ну.
— Жалость-то какая, — протянул Янис, начав ехидно ухмыляться.
Сейчас какую-нибудь гадость скажет, понял Горислав. Пускай, лишь бы опять помирать не взялся.
— Нас не засекли? Шлюпка где? — строго осведомился тот. — Ты её хорошо замаскировал, надеюсь?
Надеется он, видите ли! Привык своей гвардией командовать, контра недобитая, весело подумал Горислав, сам начиная лыбиться. В душе поднималась ясная, совершенно детская радость.
— Да какое засекли, кому это надо, — безмятежно отозвался он. — Шлюпку я на орбиту отправил, когда приспичит, пошлю сигнал.
— И вместе со шлюпкой явится имперский эсминец, — нудным голосом предрёк Янис. — Как всегда, русский авось.
— Ну, это-то как раз тебе вмастит, — пожал плечами Горислав. — Твои орлы небось все секторы этой Галактики носом прорыли, тебя высматривая.
Они помолчали.
— Ты что дальше делать собираешься? — тихо спросил Янис. Глаза его, кажется, светились в темноте, и он как две капли воды походил на того пацана-оборвыша, который приснился Гориславу.
— Вернусь на Тортугу, что-что, — Горислав опять повёл плечом. — А ты?
— Подам в отставку, — скупо проронил Янис и пристально поглядел на него. — Закрой рот, Романов, ворона влетит.
— В какую, нахрен, отставку? — ошалело выпалил Горислав, не веря своим ушам. — Спятил ты, что ли? А как же военная карьера? Служба Империи, улучшение системы изнутри и всё такое?
— Буду улучшать систему в каком-нибудь другом месте, — легко отозвался Озолиньш, и Горислав как-то сразу поверил, что тот его не разыгрывает, не спятил и не находится под действием Лориных снадобий или ещё какой фигни. — Я же пошёл в Академию только…
— Из-за отца, — пробормотал Горислав, и Янис кивнул, приподымаясь на локте.
У Горислава давно вертелся на языке вопрос. Ну, как давно… все последние часы, начиная с момента, когда он выволок Озолиньша из его кабинета.
— Слушай, — медленно произнёс он, сверля его взглядом. — Только не ври. Честно скажи — когда ты мне вещал про разумную альтернативу, а я тебе про неразумную, ты догадывался, что я могу скрутить тебя и взять в заложники? Ты же меня расковал и бросил наручники в ящик… ты не мог не знать, что я это увижу. И ещё… — он запнулся.
— И ещё бластер. Ну да, ты же не слепой. И не дурак, — легко ответил Янис без малейшего промедления, будто только этого вопроса и ждал, и у Горислава мороз прошёл по спине. — Я знал, что ты заметишь бластер. И если не согласился на мои условия, всё равно просто так не сдашься. Это же ты. Как один из вариантов развития событий — да, я такой сценарий действительно предвидел.
— Нарочно подставился! Но я же мог тебя, с**а, у***ь! — яростным полушёпотом проорал Горислав, стиснув кулаки. Ему страсть как хотелось вмазать этому умнику, этому манипулятору, который без зазрения совести играл с ним в чёртовы игры, но он саданул по стойке кровати так, что она едва не перекосилась. — Ладно, пускай не я! Кто-нибудь бы сдуру шмальнул! Так ведь и вышло!
— Ну я тоже… — Янис как-то странно замялся, — Тоже понадеялся на авось и на твою госпожу Удачу. Не мог же я допустить, чтобы ты на каторге сгнил. Я тебя арестовал, а ты… оказался многодетным отцом. Ну что ты заходишься? Я же в порядке, — он растерянно сжал плечо Горислава, когда тот со стоном уронил голову на край койки. — Всё хорошо, забей. Просто забей. Ну чего ты, Горе?
Горе. Так его звала мать. И добавляла со смехом, что это, мол, чтобы судьба не позавидовала, а на самом-то деле он — счастье.
— Слушай, — кашлянув, наконец проговорил Горислав, не глядя на Яниса. — А ты на гитаре умеешь играть?
Он от души порадовался тому, что Озолиньш, этот чёртов предусмотрительный стратег, всё-таки оторопел. Вот такого вопроса он явно не ждал.
— Н-нет, — с запинкой пробормотал тот. — Только на скрипке. Ещё при маме. А что?
— Я тебя научу, ну, — торжественно пообещал Горислав. — Я… Чёрт!
Он взлетел на ноги — поздно. На пороге бокса возвышалась Лора — в своём коротком халате, с разметавшимися по плечам седыми волосами — настоящая валькирия, не хватало лишь меча.
— Эт-то что тут ещё за посиделки? — сурово осведомилась она, сдвинув брови. — Романов! Вон!
Она ухватила его за рукав уже за ширмой, когда он послушно плюхнулся на свою койку:
— Я вскрыла последние правоохранные сводки, Горька. Тебя ищут. Пока не здесь, но могут подобраться. Тебе лучше прямо сейчас вернуться к своим, если ты оклемался. А твой Янис пусть ещё полежит у меня. Отдохнёт. Его тоже ищут, но по другому ведомству. Космогвардейцы. Эти не найдут.
— А, ч-чёрт… — Горислав стиснул зубы. В висках застучало. Да, всё верно — это подсказывало ему чутьё. Подсказывала сама госпожа Удача. Пора было уходить.
— Озолиньш, — позвал он, вывалившись из-за ширмы, и тот враз попытался сесть на постели под возмущённое шиканье Лоры. — Что бы дальше ни вышло… найди меня на Тортуге. Я там… подзадержусь.
Он дождался ответного кивка Яниса, прежде чем шагнуть за дверь.
— А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой! — крикнул тот ему вслед. И тихо рассмеялся. — Давай, Горе.
— Покой… Покой нам только снится, — проворчал Горислав, ныряя с Лориного крыльца прямо в какие-то душистые кусты. Его спину и плечи немедля осыпало холодной росой. Фиолетовые цветы на кустах радостно осклабились и завертели головками. Горислав цыкнул на них и на всякий случай проворно отскочил: чёрт знает, может, это какие-то особые сторожевые цветы, которые Лора держит вместо собаки.
На западе поднималось одно из двух арридских солнц.
Но шлюпка с «Ястребка» опускалась быстрее.