Потомки Бога

...

                       Глава четвертая.

Когда Колбин проснулся, стояло позднее утро. Балконная дверь была открыта и сквозь нее прорывалось многозвучье большого города. Колбин быстро сориентировался во времени и пространстве: Сочи, гостиница, утро. Синельников спал в позе крокодила, едва умещаясь на раскладушке. Он посвистывал носом, как самовар и что-то бубнил во сне.

- Эй, Маэстро, подъем. А то мимо рта пронесут.

Гоша тяжело заворочался на своем лежбище и пробухтел.

- Что-то я напился – не проспать бы зиму. – Потом он привстал, опершись на локоть.

В соседнем номере крутили записи Маркина. Через открытый балкон слышно было отменно.

- А где же знаменитый, дважды рожденный «Сиреневый туман»? – прорезался голос Синельникова.

- Сейчас будет.

И действительно, через несколько секунд над бурлящим городом Сочи поплыла удивительная старая мелодия, как туман в сиреневых сумерках утра. Она изматывала душу, на время прерывала ссоры и заставляла забыть о насущных проблемах, пропитывала и заполняла до краев ностальгической грустью по тем временам, события которых мы поверхностно изучали по плохим учебникам истории, а дух… а дух эпохи передавала эта песня, сконцентрировав в себе трагизм уходящей молодости, радость взлета и горечь поражения, прошедшую любовь, упущенные возможности, сладость уединения, удары судьбы, чувства, мысли и чаяния того поколения, о котором мы мало знаем и плохо понимаем отдельных, еще живых его представителей, представителей поколения тридцатых годов. Эта песня прорвалась сквозь сонм шлягеров-однодневок, сквозь цензуры, запреты неумных вождей и безнравственных политиканов, сквозь эпохи страха, безалаберности и застоя. Подправлялись слова, модифицировалась мелодия, но дух этой песни оставался прежним и она, уже пройдя сквозь нас, устремилась в двадцать первый век. «Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда».

Мелодия растаяла в воздухе утра. Повисла пауза. Декабристы некоторое время сидели, как будто впав в кому. Внезапно Синельников встал, оттолкнувшись руками от раскладушки, быстрыми шагами подошел к балконной двери, как-то нервно закрыл ее и запер. Потом вопросительно посмотрел на Колбина и сказал.

- Послушай-ка, Волк. А что собственно тебя заставило скоропостижно покинуть столицу? Только не пытайся лепить из меня лучезарного придурка от литературы – в Афгане мы вместе были. Давай, выкладывай. Я что, отдыхать сюда приехал!? Я тебя поехал сопровождать на всякий случай. Ты читаешься как рекламный плакат в метро. С кем воюешь? – Синельников поставил вопрос в лоб.

- С призраками, Гоша, с привидениями. – И Колбин поведал о последних событиях. – Теперь ты понимаешь, что со мной рядом находится не просто опасно, а смертельно опасно. Так что тебе решать, что дальше делать.

- Я уже все решил, когда поперся с тобой в славный город Сочи. Сам-то ты что думаешь? Тебя же здесь, в конце концов, вычислят. Через твоих любовниц или еще как. Ты же не знаешь их возможностей, но судя по тому, как они действуют… Ну я не знаю. – Синельников закурил и зажмурился от ударившего в глаза дыма. – Под своим именем ты брал билет на самолет и живешь в гостинице, светишься по городу как маяк, в казино собрался сегодня… А на какие шиши?

- Пенсне заложу. А что я собираюсь делать? Устроить охоту. Они меня будут гнать как волка, а я убегать. А при случае зацеплю какого-нибудь зазевавшегося охотника и он мне расскажет про свои трудности в жизни, прежде чем я его загрызу. Я думаю, что они скоро появятся. А если нет, то вернусь в Москву и буду провоцировать их на активность там. Нужно кончать с неопределенностью – не вечно же мне бегать.

- За тобой гоняются не охотники, а безголовые охотничьи собаки, - ввернул Гоша.

- Собака приведет к хозяину. – Колбин закончил разминку и направился в ванную. Синельников дернулся вслед за ним.

- Подожди, Паша. А куда мы денемся, если они появятся?

- К Гассану, - рубяще ответил тот.

- Ты что сдурел!? В Афганистан?

- Гассан здесь недалеко, в Чечне. Просто перешел от Кармаля в армию Дудаева. Сейчас он там полевой командир, номинально подчиняется этому, ну… у кого уши топориком. Он же родился с автоматом в руках и воюет не за деньги, не за славу, а просто потому, что по-другому жить не может. Вот уж для кого война – мать родна! В этом мы с ним очень похожи – только я больше игрок, а он матерый хищник, не обладающий чувством юмора. В Афгане у меня была кличка «Волк», а у него «Ягуар». И еще он мне жизнью обязан. За меня он кому хочешь голову отрежет. – Паша ушел в ванную и включил душ. Синельников глубоко задумался.

Во время войны в Афганистане Колбин познакомился с Гассаном, когда руководимые ими подразделения выполняли совместные рейды. В одной из яростных стычек с моджахедами Гассан был опасно ранен и Паша его не просто вытащил из боя, но успел доставить в Кабул, к доктору Смоллеру, который просто чудом вытянул его из могилы. Гассан тогда сказал, что у него бесчисленное множество кровных врагов и всего лишь два кровных друга: капитан Колбин, майор Смоллер и оба «шурави». Вскоре Паша попал в плен и они больше не встречались. О том, что Гассан находится в Чечне, Паша узнал, когда увидел его по телевизору в программе «Сегодня». Гассан давал интервью и Колбин почувствовал, что их пути когда-нибудь пересекутся вновь.

Плотно позавтракав в буфете, где сегодня работала Нина, декабристы пошли на пляж. Народу там толклось много, несмотря на конец курортного сезона. Было тепло, скорее даже жарко, и многие купались.

Раздевшись и развалившись на песке, Паша распутным взглядом начал изучать окружающий его пляжный мир. Гоша понимающе посмотрел на него и выдал очередную импровизацию.

- Я не глядел на солнечных блядей –

  Я не для этого приехал в Сочи.

- Отлично, маэстро. Пять с плюсом. А вот с этими ногами я бы познакомился поближе. Штучный товар!

- Кто же Вам мешает? С твоими внешними данными и обильным сексуальным опытом этот товар достанется тебе бесплатно, - съязвил Синельников и коротко хихикнул.

- Не стоит ее втягивать в наши партизанские игры – пускай себе пасется. Хотя… Ты куда так уставился?

Гоша кивнул в сторону прыжковой вышки.

- Посмотри на этого камикадзе!

Средних лет мужик выбрался из моря, налил себе стопку водки из бутылки, стоящей на полотенце у самой воды, лихо ее тяпнул и, закусив маринованным перцем, забрался на вышку. Чуть-чуть постояв на краю, видно прицеливаясь, он ласточкой прыгнул в набежавшую волну.

- И вот так уже в третий раз, - констатировал Гоша.

- Наверное заключил пари. Четкий парень! – восхищенно воскликнул Колбин, увидев, что мужик начал очередной цикл. – Давай с тобой поспорим на раздевание, сколько он еще протянет.

- Пойди лучше поспорь с той ногастой девицей. Она с удовольствием перед тобой разденется, а заодно и я посмотрю этот стриптиз. Ладно, пошли купаться. – Синельников встал.

- Иди один, а я понаблюдаю за изысками этого мазохиста.

Из трех основных пороков джентльмена: карты, женщины, вино, Паша был подвержен первым двум, а спиртное он воспринимал как повинность, чтобы не чувствовать себя изгоем. Женщин он любил, хотя и не являлся тривиальным бабником, а вносил в этот процесс эстетическую составляющую, воспринимая своих любовниц, как произведения искусства. «Ну какой же истинный коллекционер не хочет обладать шедевром», - говаривал Паша, - поэтому я коллекционирую красивых женщин и ими обладаю». Большой и чистой любви он не испытал – обстоятельства не позволили, а вот игроком он был по жизни и ставкой в его играх часто выступала сама жизнь, поэтому карты имели место лишь как один из способов удовлетворения его неугасающего азарта. Колбин играл в буру в армейских палатках, в подкидного дурака в армейских госпиталях, в преферанс с официантами ресторана «Бега»… Но особой любовью у него пользовался покер – здесь проявлялась вся его авантюрная сущность. Но несмотря на недюжинный азарт, Паша играл холодно и расчетливо, рискуя, точно просчитывал вероятность выигрыша и блефовал, изучив и прочувствовав психологию партнеров.

Искупавшись и выйдя из воды, Синельников увидел, что Колбин мило беседует с той самой девушкой, с которой ему было предложено заключить пари, нагло забравшись с ногами на ее подстилку. Девушка была хороша: Точеная и пружинистая фигура, шикарные черные волосы, обрамляющие подвижное лицо с насмешливыми зелеными глазами и длинные ноги. «Головоногая девица ногами жаждала любиться», - сымпровизировал про себя Гоша.

- Гоша, познакомься, это Инга. Инга, это Гоша. – У Колбина был вид блудливого кота. – Она здесь отдыхает, а вообще занимается активной психологией, то есть эдакие бесконтактные манипуляции человеческим мозгом, ну… там гипноз, кодирование…

- Очень приятно, - прервал Колбина Гоша и при этом подумал: «А кому приятно?».

- Кстати Инга согласилась сделать с нами в вылазку в казино сегодня вечером. Очень теплая получается компания.

- Чего ради тебя так тянет на азартные игры? – поморщился Синельников, хотя прекрасно понимал, ради чего.

- Скорее всего здесь играют роль гены моего прадедушки, - начал свой рассказ Колбин. – Это дворянское отродье наверняка спустило свое состояние в разных клубах с сомнительной репутацией. А дедушка мой вообще был профессиональным шулером, вернее, не шулером, а игроком, блестящим игроком. Он не действовал по принципу – масти под скатерть, а козырь в игру, не крапил колод, не держал запасных тузов в рукаве… В общем, не проделывал подобные дешевые, общеизвестные в определенных кругах трюки. Мой доблестный предок просто был прекрасным психологом, чувствовал карту, тонко блефовал и кроме того… умел сдавать и давать подснимать. Да, да! В игре это немаловажно.

Распечатав новую колоду, он в течение двух минут стасовывал карты в нужном ему порядке, при котором выигрыш был обеспечен. Даже когда сдача была не его, он редко проигрывал, обладая фантастической интуицией на расклад, и был достаточно умен, чтобы не выигрывать много и сразу. Тузуй помалу!  Не нужно раздражать игроков и провоцировать их на необдуманные, эмоциональные поступки из-за внезапного и большого проигрыша, поэтому дедушка играл сутками напролет, постоянно и постепенно наращивая положительное сальдо в своем кошельке. Проигравшие изыскивали дополнительные средства, менялись игроки, деньги переходили из рук в руки и… В конце концов дед уходил с солидным кушем в кармане. С ним прощались как с другом и приглашали приходить еще. «Такая душка, такой приятный человек!».

Почему мой дед сделался профессиональным игроком? Да так получилось! Он все равно бы играл в силу своей азартной натуры, но чтоб стать профессионалом… Просто в небесной канцелярии какой-то нерадивый херувим вбил не ту строчку в книге судеб против фамилии Колбин.

Все началось с того, что экспроприаторы в пыльных шлемах увели куда-то его папу и маму. Он их больше никогда не увидел. Малолетка чуть не загнулся от голода, питался на помойках, где тоже шла своя жестокая конкурентная борьба, пока не попал в компанию себе подобных. Там его научили просить Христа ради у сердобольных женщин, воровать на рынках, залезать в форточки квартир, шмонать по вагонам на товарной станции, где философия жизни сводилась к нескольким простейшим постулатам: Украсть - пожрать, украсть – обменять – пожрать, съедай все сразу и быстро, пока не отняли, и так далее.

В конце концов, он попал в облаву на Казанском вокзале и был препровожден в колонию Макаренко, где прошел богатую школу жизни, научился подло драться, ловко передергивать в карты, но где великий педагог так и не сумел привить ему радость свободного социалистического труда. Пройдя полный курс воспитания и получив путевку в жизнь, мой славный предок понял, что деньги нужно зарабатывать головой – руками и дурак сумеет.

Пристрастившись в колонии к карточной игре, стос, бура, сека, очко, покер, деберц, и обладая примитивным арсеналом шулерских приемов, какое уж там, в колонии мастерство, он начал поигрывать в гостиницах, поездах, на «хитрых» хатах, несколько раз его ловили за руку на нечестной игре, били смертным боем, а однажды выкинули с прогулочного теплохода в ноябре месяце в районе Евпатории.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы он однажды не встретил Мастера в поезде Москва-Батуми. Невзрачный старикашка в течение двух часов сумел выиграть у него всю наличность, а потом спросил.

- А ты не из графьев ли Колбиных будешь? Похож уж больно.

- Да, - ответил дедушка, - Из графьев Колбиных. А что?

- Козыряй осмысленно, юноша, вот что! Знавал я хорошо твоего батюшку, весело жили, а уж азартен он был – не приведи Господь. Ну да ладно: заря коммунизма – в потемках, прошлое – в далеком будущем, а кушать нужно сегодня. А для того, чтобы кушать обильно, следует либо иметь пролетарское происхождение, что тебе абсолютно не светит, либо быть мастером игры на человеческих слабостях. Колода тасуется так… - Незнакомец продемонстрировал удивительную ловкость рук. – А свой сегодняшний выигрыш я зачту как плату за образование.

После этой встречи дедушка зажил безбедно, без зазрения совести облапошивая богатых непманов, сановитых большевиков, удачливых аферистов и прочих подверженных азарту граждан, пережил всевозможные репрессии, чистки, разоблачения, посадки, войну, завел семью и… не особенно грешил на государство, с которым имел редкие деловые контакты: давал чиновникам взятки для улучшения жилищных условий и отмазал сына от армии через военкома, проигравшего ему крупную сумму в преферанс. Ну и так, по мелочи. Спасибо говорю моей стране за то, что меня плохо воспитала.

Правда один раз взыграло ретивое, когда он в начале тридцатых проходил по родной улице и увидел открытую форточку в окне бывшего родительского особняка, где на первом этаже располагалась одна из многочисленных контор с отвратительной аббревиатурой, а на втором – коммунальный рай, завоевание большевизма.

Просунув руку в форточку, мой пращур открыл шпингалет и залез в окно, как оказалось в кабинет начальника конторы. Там он вскрыл гвоздем металлический шкаф, заменявший сейф, вынул оттуда все папки с документами, разворошил их, разбросал по всему кабинету, облил все это чернилами, клеем, а в довершение, забравшись на стол, навалил кучу, раздавил ее пресс-папье и накрыл сверху портретом вождя, снятого со стены. Этого начальника потом посадили – наверное, утром в кабинет кто-нибудь попал раньше него. Все это дедушка рассказывал мне незадолго до смерти, когда меня нашел и забрал из детского дома.

Я помню, как он ходил на ипподром и играл для души в преферанс с букмекерами и официантами ресторана «Бега», совершенно не пользуясь своими исключительными способностями. Игра шла по-крупному, и каталы туда не допускались. А если случайно и просачивался какой-нибудь, то дед его быстро вычислял, ловил за руку на мошенничестве, и незадачливого шулера прямо в костюме и штиблетах забрасывали в стойло к лошадям и запирали на ночь, невзирая на время года. Иногда дедушка брал меня с собой и, правда, намного позже, я частично продолжил его карточную эпопею в этом богоугодном месте. – Колбин замолчал.

Синельников некоторое время сидел неподвижно, увлеченный рассказом. Потом встрепенулся зябко, шмыгнул носом и изрек.

- А не тиснуть ли нам этот материальчик в какой-нибудь журнальчик? А, Паша? Я подредактирую.

- Тискать – это по твоей части, - проговорил Колбин и запустил камешком в прибойную волну. – Ну, так вот… Дедушка очень сокрушался, что не может обучить меня своей хлебной профессии, говорил, что, мол, в душе ты игрок, но талант по наследству не передается, а потом подарил мне пенсне, выиграл у кого-нибудь наверное, и строго наказал: не продавать, не дарить и хранить как зеницу ока, ибо это единственно оставшаяся семейная реликвия. Врал, наверное, а может быть и правда… Ладно, пора идти. До вечера, Инга. – И декабристы устремились прочь с пляжа.

- Эй, постойте! – весло крикнула она. – Господа оставляют даму в одиночестве на диком пляже. В казино еще рано. – Голос ее был полон задора, но в глазах бултыхалась затаенная тоска, какой-то внутренний надрыв.

Декабристы остановились. Колбин обернулся и пристально посмотрел на молодую женщину. Они сцепились взглядами и никто не хотел первым отводить глаз. Эта безмолвная дуэль продолжалась около минуты. Внезапно Паша почувствовал, что какая-то сила, пришедшая извне, тянет его обратно к Инге, а завораживающий голос нашептывает успокаивающе и сладко: «Вернись, милый!».

Он как сомнамбула медленно подошел к ней и опустился рядом на подстилку. Потом нелепо начал трясти головой, сбрасывая наваждение и приводя мысли в порядок. «Чертовщина какая-то! Она меня загипнотизировала.»

- Больше никогда так не делай, - буркнул Колбин, глядя на катящиеся волны. – Со мной. Не люблю, когда на меня давят. Я и так с тобой спать буду.

Инга ничего не ответила, сидела, потупив взор, по русалочьи скрестив ноги и просеивая песок сквозь пальцы.

- Ты где так научилась? – Паша никак не мог успокоиться.

- Это врожденное. Бабушка у меня колдуньей была. А я развила способности, да и специальности соответствует. Пойдемте по шашлыку с сухим винцом. – Инга вопросительно подняла глаза. – Знаю, что у джентльменов трудности с деньгами. Я угощаю.

- Ты что и мысли читать умеешь!?

- Нет, просто анализирую разговор, его интонации, поведение собеседников, их жесты. Я сама толком не знаю, как это получается. Умею – и все. – Инга улыбнулась беззащитно, как ребенок.

- Ты хочешь сказать, что и я к тебе не сам подошел, что ты меня привадила!?

- Сам, сам, успокойся. – В глазах женщины сквозила насмешка. – А сейчас сам пойдешь в шашлычную вместе со мной и Гошей.

Колбин хмыкнул. Его откровенно веселила возникшая ситуация. Да и Инга ему нравилась.

- Эй, Маэстро! Иди сюда. Здесь шашлыком на халяву угощают.