Потомки Бога

..

                          Глава третья. 

День умирал. В окна гостиницы лился какой-то зыбкий свет – предтеча сумерек. Солнце мигнуло прощальными лучами и упало в море. В природе наступила пауза. Потом стало неожиданно и быстро темнеть.

Синельников внезапно проснулся, продрал глаза, ошалело закрутил головой, выбравшись из иррациональности сна и, наконец, поняв, где он находится, потянулся за часами, лежащими на столе, и долго смотрел отрешенным взглядом на циферблат, пытаясь понять, который час. Разобравшись со стрелками, он пробухтел, что было ему присуще, очередную, придуманную спросонья стихотворную фразу.

- Я в трезвости влачил младые годы…

- Не бубни, а ходи с козыря. – Колбин не спал, но лежал с закрытыми глазами. Он никогда не подавал виду, что проснулся, никогда не открывал раньше времени глаза. Отдельные фрагменты его биографии и среда, в которой он обитал последние годы, приучили его к перманентному чувству опасности, поэтому предварительно почуяв и оценив обстановку, он выдерживал паузу, чтобы при случае задействовать фактор неожиданности, и только после этого показывал, что он бодрствует.

- Подайте алкоголику на водку, он спился от тоски в очередях. Как у нас насчет пива, Волк? – с натужной игривостью изрек Синельников и закашлялся.

- Послушай-ка отставной «Красной звезды»  барабанщик. То, что ты помнишь мое Афганское прозвище – это хорошо. Но вот х**н тебе, а не пиво. На паперти подадут, если не набьют морду. Время не питейное настало. Повремени чуток.

- Паша, дорогуша, ну ты же знаешь, что разумная доля алкоголя меня только веселит, бодрит и подвигает на активные действия. Ты же не хочешь, чтобы я перешел в отряд головоногих моллюсков с рыбьим взглядом и повадками спящего хомяка. – При этих словах Синельников начал медленно стаскивать с Колбина одеяло, скорчив скорбную гримасу канонизированного мученика. Смотреть на него без смеха было невозможно. Колбин хмыкнул. Вид бессовестного вымогалы резко улучшил его настроение.

- Черт с тобой, алкалоид! Но бесплатный сыр бывает только в мышеловке, как сказала незабвенная Маргарет. Импровизацию!

Синельников, привыкший к потребностям Паши в литературных изысках, никогда не сопротивлялся подобным просьбам и, если не мог сходу ничего придумать, то доставал из своих загашников памяти что-нибудь подходящее, придуманное ранее.

- Я не гожусь в крутые мафиози –

 До женщин падок и вообще дурак.

Эта глупейшая до изумления, но тем не менее почему-то смешная фраза добила Колбина окончательно и он зашелся каким-то животным, гомерическим хохотом, в промежутках между приступами пытаясь говорить.

- О-хо-хо… И вообще дурак… это точно… ой, не могу… на балконе… у-ха-ха… портвейн на балконе…

- Что на балконе? – Синельников почуял близкую добычу.

- Ты вчера по пьянке сам заначил полбутылки портвейна на балконе и забыл. Там лежит, среди пустой посуды под тряпкой… и вообще дурак. – Колбин понемногу успокаивался.

Синельников набросил на себя скудное гостиничное одеяло и устремился на балкон. Балкон был сквозной, проходил вдоль всего этажа, разделенный хилыми пластмассовыми перегородками. Воровской балкон, ибо перелезть к соседям и обчистить номер не требовало большого ума и квалификации.

Уже стемнело. Зажглись уличные фонари. Синельников, гремя посудой и глухо матерясь, некоторое время возился в углу балкона, затем вынырнул, как из небытия, держа в руках бутылку, включил свет и уставился на этикетку.

- Как беспробудно править бал «Агдамом», - продекламировал он трагическим голосом, достал стакан, налил и быстро выпил.

Паша к тому времени привел себя в порядок: он был причесан, чисто выбрит, от него пахло хорошим одеколоном, вместо злополучных шорт на нем сидели достаточно приличные джинсы, мохеровый свитер и пенсне на носу, предмет многочисленных насмешек и подначек, которые Колбин как правило пропускал мимо ушей и не обижался.

- Ну ладно, Гоша, причащение закончено – начинаем совет в Филях. У тебя есть какие-нибудь здравые мысли по создавшейся финансовой ситуации? За гостиницу я заплатил. За сутки. Кое-как наскреб. А дальше?

- У тебя же сквозили какие-то идеи… - Синельников брился, одновременно что-то дожевывая.

- А у тебя конечно умственная импотенция при словесном поносе. И не пытайся делать два дела сразу как Гай Юлий Цезарь – изрежешься как баран, а после этого куда ж с тобой в приличное место.

- А мы что, собираемся в приличное место? – Синельников насторожился. – Это куда ж?

- Туда ж, но только завтра… А сейчас пойдем просто проветримся, посмотрим окрестности. Кстати узнай, работает ли буфет вместе с Ниной – пожрем на халяву.

После посещения буфета, который действительно работал, друзья вышли из гостиницы. Нины в буфете не было, ее заменяла напарница, которая тем не менее покормила в долг – видно была предупреждена.

Стоял теплый и влажный вечер. Город был хорошо освещен: окна домов уже зажглись, а вдоль улицы горели фонари, расплывчато отражаясь в мокром после дождя асфальте. Зазывно подмигивала реклама известных зарубежных компаний и жуликоватых доморощенных фирм.

Назад вернулись поздно. Колбин быстро разделся и рывком бросил свое тренированное тело на кровать, умостился поудобнее и закрыл глаза. В голове замелькали недавно происшедшие события…

После аварии Паша домой сразу не поехал, а направил свои стопы к любовнице по имени Лена. Он был неравнодушен к красивым женщинам и поддерживал неформальные отношения сразу с несколькими. Но зализывать раны предпочитал у этой – она ассоциировалась с матерью, которой у Колбина никогда не было.

Лена обработала рану на голове, потом они выпили коньяку, активно позанимались любовью и к одиннадцати часам вечера Паша стоял перед дверью собственной квартиры, которую ему пробил «Союз ветеранов Афганистана» как Герою Советского Союза.

Колбин машинально взглянул на «маячок», который, в силу сурового жизненного опыта, богатого неожиданностями, всегда ставил на дверь своего жилища. Тот оказался сдвинутым – это был сигнал тревоги. В квартире побывали или находились в настоящее время незваные гости. На Колбина нахлынуло знакомое чувство опасности, заставившее внутренне сгруппироваться. В случайности он не верил, вернее, воспринимал в последнюю очередь, а всегда исходил из худшего сценария развития событий, когда предполагалась схватка. Но к ней он был всегда готов – это была его стихия.

Приложив ухо к двери и постояв так некоторое время, Паша уловил легкий шорох  внутри квартиры. «Засада! Кто это может быть и зачем? Если бы меня хотели грохнуть, то могли бы это сделать на улице или в подъезде. Значит есть какой-то разговор. Хотя… в моем случае можно у***ь и в квартире, даже лучше в квартире – никто не услышит, если пистолет с глушителем, и отпадает проблема сокрытия трупа. Оставят на месте. Пока его еще обнаружат». Размышляя о собственном трупе, Колбин усмехнулся. «Действительно, кто меня будет искать. Я один и по большому счету никому не нужен. Часто бываю в командировках… Пока не начну вонять на весь подъезд, никто и не шевельнется. Понятно. Значит будем исходить из худшего, из того, что меня сейчас будут убивать. Но это еще нужно суметь. Потягаемся, устроим ковбойскую дуэль. Стоп, стоп, стоп! Опять надо мной тяготеет проклятое прошлое. За что, спрашивается, меня убивать и кому это нужно? За то, что когда два дня назад разгорелись страсти на заправке, я отмудохал какого-то «нового русского» с его охраной в придачу? Слабо. Не повод. Ну пришли бы разбираться, поставили бы на бабки в конце концов… Да и вычислить меня еще нужно было. Этот вариант не проходит. Может чья-то глупая шутка? Кто меня знает – таким образом шутить не рискнут. Что еще… Афганские или Бангкокские хвосты? Может быть… Тогда, если уж до меня добрались, точно будут мочить, неминуемо. Ладно, тузуем помалу.

Колбин сел на корточки, сунул ключ в скважину и двумя оборотами отпер дверь. Но ключ не вынул, а продолжал шерудить им в замке. «Подержать этого «инкогнито из Петербурга» в напряжении – пускай подергается».

 Правой рукой вынув из кобуры «макарова», а левой всей тяжестью тела повиснув на ручке, Паша резко, как на турнике при подъеме переворотом, начал движение ногами вперед. Дверь распахнулась и он, проехавшись спиной по паркету прихожей, нырнул в кухню, при этом услышав хлопок выстрела и боковым зрением зафиксировав контур того, кто стрелял.

«Один – ноль в мою пользу. Нервишки-то у тебя слабенькие, козлик рогатый. Теперь ты у меня попляшешь танго под чечетку. Я уж для тебя что-нибудь изобрету повеселее… А один ли ты? Значит у***ь меня хочешь. А ведь не зря я перестраховывался. Аве, Колбин! Охота продолжается, только охотник теперь я. Свою партию ты уже слил. Белые начинают и проигрывают. Пешка отшестерила в ферзи и послала матом короля. Не горюй горбатый… Это всего лишь отработка методики боя в ограниченном и стесненном пространстве…».

Колбин взял с полки кастрюлю и с силой запустил ее в прихожую. Раздался грохот и одновременно хлопок выстрела. «Нервничаешь, гаденыш! А пистоле все-таки с глушителем. Киллер хренов! Сейчас я тебя достану!». Вторая кастрюля полетела за первой, а следом за ней нырнул Паша с пистолетом в руке.

Находясь в состоянии полета, Колбин никого не обнаружил в проеме двери, никаких выстрелов не последовало, но на всякий случай он уменьшил сектор обстрела для противника, откатившись к стене. Пашин организм моментально адаптировался к схватке когда разум  совместно с инстинктами мгновенно осуществляет оптимальные действия, направленные на уничтожение врага и собственное выживание, максимально используя окружающую среду.

Колбин находился в более выгодной позиции: в прихожей было абсолютно темно – входная дверь была с пружиной и захлопнулась, а комната подсвечивалась через окно и уличный свет блуждал по стеклам книжных полок, расположенных напротив. Они работали как зеркало.

«Раз, два, три, четыре, пять. Я иду искать. Поиграем в прятки, а потом в салки-догонялки. Степ бай степ. Посмотрим кто ты на самом деле: крутой профессионал-универсал или узкоспециализированный киллер. Главное, не сделать из него раньше времени жмура, а хорошенько выпотрошить на предмет, а почему ж меня кто-то так сильно не любит».

Паша нащупал рукой ранее брошенную кастрюлю и швырнул ее в поблескивающее стекло. Звон. Выстрел. Паша за это время успел впрыгнуть в комнату, вычислить координаты источника стрельбы и выпустить в том направлении пол-обоймы, чувствуя себя в процессе схватки как рыба в воде. Наступила тишина.

Колбин полуприкрыл рот ладонью, чтобы звук отгоняло в сторону и спокойным голосом предложил.

- Эй, покойник. Сдавайся – жив останешься. Расскажешь, кто тебя прислал и катись отсюда к чертовой бабушке. Ты лично мне не нужен. Эй!

Ни шороха, ни звука. Паша рывком поднялся и щелкнул выключателем, фиксируя обстановку. Зажегся свет. На диване, спустив ноги на пол, валялся человек в джинсах и черном свитере. В его правой руке торчал револьвер. «Действительно покойник. С комфортом устроился, сволочь! Стрелял, полулежа на диванчике», - подумал Паша и подошел поближе. Из горла лежащего неторопливыми толчками, как бы нехотя, вытекала кровь и тонкой струйкой лилась на диван.

«Все-таки жмур. Куда ж теперь его девать, кресть твою масть? Здесь оставлять нельзя – протухнет, падаль, вонять будет и распространять заразу. Диван весь засрал. – Паша понял, что теперь он долго не появится в этой квартире. По крайней мере, пока не разберется в причинах нападения. «Сбагрить его надо куда-нибудь подальше и сматывать удочки. Уж если меня решили убрать всерьез, то будут посылать таких постоянно, пока не добьют».

Колбин посмотрел на револьвер в руке трупа. «Ого! Магнум с глушителем. Такая машинка отчетливо дырявит. Если был полный барабан, то должно остаться четыре патрона. Так оно и есть. А этот… - Паша бросил взгляд на покойника, -… наверняка с прикрытием работал. Как пить дать! Надо вычислить прикрытие, а то вторая попытка у них может быть удачней».

Он подошел к окну и осторожно выглянул наружу, слегка отодвинув занавеску: прямо у подъезда на всех парах стояла «девятка», которой там раньше не наблюдалось. Боковое стекло было открыто.

«А вот и прикрытие… Курит, стервец! Меня уже похоронил и расслабился. Не чувствует опасность. Такой в Афгане и двух дней бы не прожил в горячие времена. Ладно, не будь подонком понемногу, Колбин – где один, там и двое. До него метров тридцать, стекло отодвинуто – не зазвенит, на хлопки выстрелов никто не обратит внимания – все уставились в телевизор, а там стреляют через каждые двадцать секунд. Не повезло тебе, парень!».

Паша вернулся к мертвецу, взял «магнум», взведя курок, подошел к балконной двери, тихо открыл ее и, пригнувшись, вышел наружу. Мысль о том, чтобы взять его живым и допросить, Колбин отмел сразу. «Надо прорываться и уходить – не до жиру».

Он быстро и аккуратно прицелился, а потом выстрелил дважды в тлеющий огонек сигареты. Прислушался. «Вроде все тихо». Пошел на кухню, вынул фонарь, переместившись в прихожую, надел перчатки и спустился вниз к машине. Посветив внутрь салона и увидев окровавленный рот и остекленевшие глаза сидящего, он моментально все понял и вернулся обратно. «Два-ноль в мою пользу и никаких переигровок».

Колбин начал осмысливать создавшуюся ситуацию. Он понял, что относительно спокойная и налаженная жизнь кончилась и его опять поволокло куда-то в сторону от наезженных путей. «Почему я всегда влипаю во всякие дерьмовые истории?! Куда не шагни – и вот она куча! Впрочем, это лирика. Надо разобраться с мертвяком. Как же его переправить вниз? По лестнице тащить неловко, да и в подъезде может кто-то оказаться – объясняй ему… Сразу ментовку вызовут. – Колбин со злостью посмотрел на труп и внезапно его озарила идея. «Ага! Спустить на веревке с балкона. Проще и меньше риска засветиться"»

Он достал тонкий капроновый шнур и быстро проделал задуманную операцию. «Что будем делать дальше? Так… Быстро разобраться со жмурами, а потом к Саше Солейко в котельную. Если он сегодня дежурит. А потом посмотрим».

Колбин вынул из бара початую бутылку водки, стоявшую там с незапамятных времен, прямо из горлышка сделал большой глоток, утерся рукавом, вытащил из дивана сумку с «джентльменским набором диверсанта» по меткому определению Гоши Синельникова и, перекинув ее через плечо, вышел из квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь.

Спустившись вниз, он затолкал мертвецов в «девятку», сел за руль и, выехав на площадь Ильича, двинулся по направлению к Андроньевскому монастырю. Улицы были пустынны. Резко прогудев, прощелкала электричка, скрытая за домами. Накрапывал дождь. Паша включил дворники и обернулся: трупы сидели рядком на заднем сиденье собственной машины. «Какое нелепое словосочетание! Трупы сидели… Казуист Синельников раздул бы из этого целый монолог с цитированием западных философов и классиков русской литературы. А не поехать ли к нему… Это хорошая мысль! Нет, сначала в котельную. Оттуда ему позвоню и договоримся. Лишь бы дома был, а не болтался по злачным местам».

Сзади что-то затренькало. «О, похоже у нас есть связь! Надо было сразу обшарить мертвяков». Паша съехал на обочину, остановился и, забравшись в карман бывшему водителю машины, выудил оттуда сотовый телефон.

- Алло. Как у вас дела? Доложите, - вопрошала трубка.

- Дела идут отлично, - весело отрапортовал Паша. Его насмешила нелепость ситуации.

- Ну что, убрали? – спросил тот же голос.

- Убрали и в землю закопали, и надпись написали…

- Кто это шутит? Кто это говорит!?

- Это Колбин говорит. А теперь послушай сюда, говноед. – Паша импровизировал напропалую. – Если со мной что-нибудь случится, то информация о вашей вонючей шараге моментально всплывет в нужном месте и в нужное время. Усек? Не слышу.

- Где Вы? Мы можем договориться, - отреагировала трубка после небольшой паузы. – Где Вы находитесь?

- О чем мы будем договариваться?

- Вот встретимся и обсудим. Говорите условия.

- Ищи дураков в зеркале. А своих «уборщиков» вместе с машиной, если хочешь, заберешь по адресу: улица Большая Коммунистическая, сквер между домами девятнадцать и двадцать один, рядом с двадцать девятым отделением милиции. – Колбин отключил телефон. «Теперь по крайней мере они будут пытаться добыть меня живым. Кому-то я сильно перешел дорогу. Кому? Ладно, тузуем помалу. Время все откорректирует».

Колбин бросил машину в оговоренном месте и быстрым шагом углубился в лабиринт Таганских переулков и дворов. «Скорее всего они заберут машину с покойниками. Хотя, это зависит от расклада… Тогда в завтрашней сводке новостей появится сообщение о двух неопознанных трупах. Приплетут, как обычно, версию о бандитских разборках за раздел сфер влияния, а уголовка получит еще один «висяк».

Газовая котельная, где нес службу Александр Александрович Солейко, находилась в подвале старого дома сталинской или дореволюционной постройки в одном из многочисленных Таганских дворов. Кроме главного зала, где находилось котельное оборудование: всякие емкости, трубы, вентили, манометры, подвал изобиловал большим количеством подсобок, закутков и других комнат, неизвестно для чего предназначенных.

В Афгане Солейко был любимцем роты. Имея покладистый характер, умея внимательно слушать собеседника, вникать в чужие проблемы, обладая здоровым чувством юмора, он в любом обществе постепенно становился центром людского притяжения. К нему ходили за советом, на исповедь и просто так поболтать, обменяться информацией неформального толка. Когда ему в одном из рейдов моджахеды практически отстрелили руку, Колбин, как командир роты, пробил у начальства вертолет, и Сашу отправили в Кабул, в госпиталь, к майору медицинской службы Смоллеру. Тот был хирургом от Бога и говорили, что он может собрать человека как автомобиль, из запчастей. Руку Саше спасли, но она плохо функционировала и его комиссовали.

Когда Колбин после многочисленных мытарств приехал в Москву, он раскопал Солейко в этой котельной и впоследствии часто туда захаживал. Саша Солейко пребывал в своем репертуаре. Когда было его дежурство, котельная не пустовала круглые сутки. Туда заходили выпить и пообщаться актеры театра «На Таганке», студенты Суриковского института, беженцы из скоропостижно омусульманившихся стран ближнего зарубежья, а попросту говоря, бомжи, представители андеграунда, бандиты местного разлива и еще Бог знает кто. Администрация жилконторы пыталась прикрыть этот самостийный клуб, но их предупредили через посредников, что за Сашу Солейко им пооткручивают головы и еще что-нибудь. После чего жэковские моралисты смирились.

Там можно было встретить какого-нибудь спившегося дипломата, который пьяным привидением бродил со стаканом в руке, повторяя всем одну и ту же фразу: «А ты знаешь, что такое Уолл Стрит ночью!? Нет, ты не знаешь». Солейко не отвергал никого. Он умел тонко управлять всей этой разношерстной компанией, уравнивая социальные статусы всех присутствующих. Если иногда вспыхивали ссоры, то он их гасил своим беззлобным юмором.

Колбин подошел к обшарпанному пятиэтажному зданию, спустился на несколько ступенек к подвальной двери и нажал кнопку звонка. Дверь открыл заросший детина по кличке Бизон – бас-гитарист какой-то начинающей рок-группы. На его лице расползлась улыбка узнавания.

- О, Паша, мое почтение! Вползай помаленьку. У нас тут ночь поэзии – стеб неимоверный.

Солейко Колбин застал в главном зале, задумчиво сидящим на колченогом стуле. Саша выглядел увальнем с простоватым лицом тверского крестьянина, но когда того требовали обстоятельства, бывал быстр, резок, при этом имел острый наблюдательный ум и безудержную фантазию. Солейко, не видя Колбина, внезапно встрепенулся, взглянул на приборы и стал что-то быстро записывать в конторскую книгу, беззвучно шевеля губами.

- Привет, Саша. – Колбин тронул его за плечо.

- А, это ты, Волк, - не оборачиваясь проговорил Солейко. – Какими судьбами? Что-то давно тебя не было.

- Да знаешь, дела, проблемы… От тебя можно позвонить?

Колбин, не дожидаясь ответа, снял трубку с надтреснутого, заклеенного синей изолентой телефона и быстро набрал номер.

- Занято. Слушай, в случае чего у тебя здесь можно перекантоваться ночь? – Паша начал повторно накручивать наборный диск.

- Ты же знаешь, что можно. Зачем спрашиваешь? – Солейко остро посмотрел на Колбина. – А что это за такой случай?

- Влип в какую-то гнусную историю. На моей квартире кто-то организовал засаду – пытались у***ь. Ну я не дался, сам понимаешь…

- Трупов много? – Солейко хорошо знал Пашу Колбина.

- Два. Я их уже пристроил.

- А кто все это затеял, не догадываешься?

- Пока нет, но потихоньку разберусь. Но чувствую, что эта грыжа сама по себе не рассосется.

В соседней комнате за полузакрытой дверью некто, подвывая, декламировал стихи.

- Вертинский пел про Сингапур,

  Крутилась старая пластинка,

  Рыдал рояль, парила скрипка,

   Катились слезы, под сурдинку

   С тобой мы делали ля мур.

- Кто это завывает? – Колбин усмехнулся.

- Да притащили какого-то знаменитого поэта андеграунда. Балдеют уже два часа. Пусть их… Кому дозвониться пытаешься?

- Гоше Синельникову. Если дома – к нему ночевать поеду.

- А у нас, Паша, тоже странные вещи происходят. Люди пропадают… безвозвратно. – Солейко  встал, сложил руки на груди и начал нервно отмерять шаги. – Шлюшка тут крутилась, Нинка, из беженцев. Готова была трахаться где угодно и с кем угодно за мелкую мзду. Хоть верхом на заборе. И пропала… Последнее, что люди видели, это как она договаривалась с двумя санитарами скорой помощи. О чем… ты естественно понимаешь. Уехала с ними и с концами. Две недели ни слуху, ни духу. А куда ей деваться-то. У нее никого нет. Прижилась тут у бабульки одной – ее и себя кормила. Потом, вот еще… Боря Берман ушел от меня за пивом на десять минут и как в воду канул. Месяц уже прошел. Говорят, что плохо стало и увезли на скорой помощи. А он здоровый как бугай, молодой. Нелепица какая-то! И заметь, тоже одинокий, живет в Балашихе у какой-то бабы. Сам из Казахстана, из Караганды. Выживают вонючки русских с их исконных территорий. Тьфу! Так вот, пытались мы насчет Бори по больницам звонить – никакого толку. А в розыск подавать – кто мы ему такие. Да, кстати тут еще более странный случай произошел. Я в испорченный телефон играть не буду – услышишь из первоисточника. Пойдем!

Солейко привел Колбина в один из многочисленных закутков. В углу, на диванном матрасе сидел худенький парнишка в очках, интеллигентного вида, затравленно глядя на вошедших. Он был явно не в себе.

- Знакомьтесь, это Валера, это Паша. – Солейко Присел на угол матраса и, заглянув в глаза парню, попросил. – Валера, расскажи свою историю. Пашу можешь не бояться. Может быть он тебе что-нибудь подскажет, посоветует.

Парень смотрел затравленным зверьком и молчал. В глазах у него плавала безысходная тоска, как у смертельно больного человека, знающего день своей смерти. Колбин примостился рядом и положил руку ему на плечо.

- Ну что, братишка. Немножко по краю походил, рядом со смертью? По тебе вижу. Это вопрос привычки. Я всю жизнь по этому самому краю хожу, да и сейчас тоже. Да ты не напрягайся, расслабься. Расскажи, что там у тебя стряслось. Может и помогу чем…

Валера внимательно посмотрел на Колбина. В его глазах появились проблески надежды. Он слегка прикашлянул и начал свое повествование бесцветным и глухим голосом.

- Я с Украины. Приехал деньжат подзаработать – у нас с этим делом туго. Ну, пока туда-сюда, жить где-то надо. Тут Сан Саныч помог – договорился с начальником жилконторы и дали мне комнатуху в доме, который на снос. Недорого. Деньги естественно начальнику прямиком в карман идут, но ведь он тоже «за просто так» шевелиться не будет Все было нормально, уже с работой договорился…  Иду, значит, по Факельному переулку – ко мне подваливают двое: дай, мол, немного – на бутылку не хватает. А у меня с собой ни копейки. Ну я сказал им об этом, а эти козлы меня бить начали, все лицо в кровь размочалили, а потом чем-то по башке долбанули так, что у меня в глазах поплыло. И что очень странно – все это время рядом карета скорой помощи стояла, как будто ждали, пока меня добьют. Она меня и доставила в больницу. Пока меня везли, я оклемался, а санитары или врачи, х**н знает, кто они там, этого не усекли, и тут я слышу их разговор. Один сказал, сними, мол, с него часы, все равно они ему больше не понадобятся, а второй ответил, что часы дерьмо, не стоит пачкаться. ЯЧ тогда не врубился в смысл этого разговора, но почувствовал неладное и не подал виду, что я уже в сознании. Как привезли в больницу – сразу в операционную, наркоз собрались давать. Тут я всерьез испугался, но мне повезло – вырубили электричество. Пока они в темноте шерохались, я оттуда потихонечку смылся и сразу к Сан Санычу. Отсиживаюсь здесь как зверь в норе уже четвертый день. А мной уже ходил и интересовался какой-то тип. Видел бы ты их глаза – это убийцы, они достанут меня… - Парня затрясло как в лихорадке.

- Странная история. – Колбин на несколько минут задумался. – Может быть это не все так страшно, может быть тебе показалось…

- Нет, не показалось, - всхлипнул Валера. – Они меня убивать везли и убили бы, если бы не случайность.

- Номер машины запомнил? – быстро спросил Колбин. – Подумай.

- Ничего я не запомнил…

- А адрес больницы?

- Адрес не знаю, но где она находится, могу рассказать. – Валера подробно изложил, как туда добраться. Колбин автоматически фиксировал получаемую информацию в памяти.

- Ладно, не бери особо в голову, братишка, - сказал Паша, когда Валера закончил. – Все обойдется.

Когда они вернулись в зал, Колбин еще раз набрал Синельникова. Тот оказался дома. Паша распрощался с Солейко и ушел. Больше всего его поразил взгляд этого Валеры: тоскливый и безнадежный.

Позже Колбин узнает, что Валера тоже пропал. Ушел в город и не вернулся.