Лаяна
Утро началось привычно. Кофе, слишком крепкий для пустого желудка. Спешка, потому что я снова не могла заставить себя лечь спать вовремя . Всю ночь меня преследовали мысли о вчерашнем. О нём. Добрыня.
Я старалась отмахнуться, убеждала себя: «Ты просто слишком впечатлительная. Это всего лишь работа . Просто еще один пациент» . Но сердце, словно назло, гулко стучало, едва я вспоминала его серо-стальные глаза и тот шрам , делавший его лицо жёстким, как вырезанным из камня.
Я не понимала себя . Почему именно он так зацепил ? Я видела людей в куда худшем состоянии. Людей, которых приходилось кормить с ложки, переворачивать, вытирать слезы и слушать их стенания. И всё же никогда никто не оставлял во мне такого следа после первого же дня.
Может, дело было в его гордости. В том, как он держал спину ровно, даже сидя в коляске. В том, как бросал слова, словно удары. В том, что он не нуждался во мне и при этом почему-то не выгонял.
Я шла знакомыми улицами к работе, и Тернополь постепенно оживал: маршрутки гудели, школьники спешили с рюкзаками, продавщицы выставляли хлеб в витринах. Обычный город, обычная жизнь. И только во мне самой было что-то новое, странное.
Сегодня его не было.
Я знала это заранее - у него день реабилитации. Раз в неделю, через силу, словно в наказание. Коллеги сказали, что он ходит, потому что стая заставляет, а не потому что сам верит в результат. Но всё равно . . . было странно заходить в отделение и не видеть его коляски у окна.
Мои шаги эхом раздавались по коридору, и я старалась переключиться на работу. Пациенты ждали. Каждый - со своей историей.
Первая - бабушка Катерина. Я помогла ей с завтраком, вытерла руки, поправила плед. Она улыбалась беззубым ртом и тихо благодарила, словно я принесла ей целый праздник, а не миску манной каши.
Потом дед Иван, которому я читала газету, потому что зрение уже почти не служило. Он комментировал новости хриплым голосом, ворчал на правительство и повторял: «Вот увидишь, всё равно лучше не станет». Я слушала, поддакивала, а мысли уже уносились куда-то далеко.
Дальше - женщина средних лет после инсульта. Нужно было помочь ей встать, сделать несколько шагов с ходунками. Я держала её под локоть, подбадривала, повторяла: «Вы справитесь». И каждый раз, глядя на её дрожащие ноги, внутри рождалась одна и та же мысль: «А если бы я так же держала Добрыню ? Поддерживала его ? Смогла бы ?»
Я ловила себя на этом всё чаще. В каждом движении пациентов, в каждом взгляде видела его. Его руки, вцепившиеся в коляску, его взгляд - тяжелый, колючий, с примесью злости. И этот шрам, который будто говорил за него: «Не подходи ближе».
Но мне хотелось подходить. Хотелось, чтобы он встал. Хотелось доказать, что даже самые мертвые ноги можно оживить, если внутри ещё дышит волк.
Смешно, конечно. Я - обычная сиделка. Девушка из Тернополя, без магии, без силы. Что я могу дать бывшему альфе ? Но почему-то именно мне не давала покоя мысль: «Если никто не смог, может, смогу я ?»
К вечеру я чувствовала усталость . Руки ныли от тяжелых подъёмов, голова гудела от бесконечных просьб. Но в душе было пусто . Потому что весь день я ждала момента, когда зайду в ту самую комнату и увижу его . А её дверь так и осталась закрытой.
Я вернулась домой поздно . Дверь закрылась за спиной, и привычная тишина квартиры обрушилась на меня, как всегда. Обычно я любила её - моё маленькое гнездо , моя крепость, где никто не трогает, где можно наконец-то вдохнуть спокойно.
Но сегодня тишина раздражала . Я бросила сумку на стул, включила свет и прошла к окну . Внизу шумел город, фонари отражались в лужах, а я стояла и думала о нём.
Шесть дней. Чёртово число . Шесть длинных, пустых дней, пока он снова не появится здесь, в центре . Пока я не услышу его хриплый голос, не встречу этот взгляд , который одновременно обжигает и бесит.
Я злилась на себя. На то, что считаю дни до встречи с человеком, который всячески отталкивает меня . На то, что его грубость, его колкость не оттолкнули, а только сильнее засели под кожу.
Что со мной не так ? Он ведь сам сказал, что не нуждается ни в ком . Он всё время злой, колючий, и выглядит так, будто хочет сожрать любого, кто приблизится . И всё же я ждала.
Я прошла на кухню , налила чай , но кружка так и осталась нетронутой. Внутри всё кипело. Словно моё сердце решило устроить свои собственные игры: оно било в груди сильнее всякой логики. Шесть дней . Всего-то шесть дней. Переживу.
Я усмехнулась, глядя в отражение в оконном стекле.
– Чёрт возьми, Лаяна . . . Ты сама себя не узнаешь.
И всё равно, как бы я ни врала себе, я знала: ждать буду.
Я спала беспокойно . Сначала снились обрывки - лица пациентов, коридоры центра , запах лекарств. Но постепенно всё растворилось , и остался только он. Добрыня.
Я увидела его так ясно , словно он стоял прямо передо мной . Его серо-стальные глаза сверкали в темноте, шрам казался ещё резче, и от этого он выглядел не страшнее , а величественнее . Он был не в коляске - он стоял . Высокий, сильный, настоящий альфа . И его взгляд прожигал меня насквозь.
Сердце билось так , будто я наяву. Я не могла отвести глаз , хотя внутри всё дрожало от напряжения.
Он приблизился. Я чувствовала его тепло, дыхание, силу . И вдруг услышала его голос - низкий, хриплый, будто рык волка в груди:
– Неужели ты . . . та самая ? Та, что мне нужна ?
Эти слова эхом отдались в голове, словно удар. В них было слишком много - надежды, боли, и чего-то такого , чего я не знала, как назвать.
Я хотела ответить , но губы не слушались . Хотела шагнуть к нему, но ноги будто приросли к земле. Всё, что я могла - смотреть в его глаза и тонуть в этом взгляде.
И когда его рука потянулась ко мне, сон оборвался . Я проснулась с бешено колотящимся сердцем, в темноте своей комнаты, с ощущением, что его слова всё ещё звучат у меня в ушах. «Та самая . . . та, что мне нужна».
В такой напруге проходили дни в работе . Вечером, когда пациенты наконец-то разошлись по своим комнатам , я зашла в маленькую комнату для персонала. На столе стоял чайник , рядом - несколько кружек . Я налила себе чаю и рухнула на стул.
– Устала ? - раздался знакомый голос.
Я подняла глаза. В дверях стояла Оксана. Мы познакомились здесь , на работе, и как-то сразу подружились . Она была прямолинейной, с хорошим чувством юмора , и, что самое главное, умела держать рот на замке, когда это было нужно.
– Не то слово, - я закатила глаза. – Такое ощущение, что за день я не пациентов поднимала, а вагоны разгружала.
Она села напротив, прищурилась:
– А ещё я вижу, что ты не только устала. Ты сама не своя. Что-то гложет.
Я откинулась на спинку стула , сделала глоток и усмехнулась, чуть дерзко:
– Ты наблюдательная, как всегда . Да, есть кое-что.
– Давай выкладывай. - ухмыльнулась она.
Я крутила кружку в руках и наконец сказала:
– Меня напрягает один пациент.
– Пациент ? - Оксана подняла бровь. – Это что-то новенькое. Ты же всегда держала дистанцию.
– Вот именно, - я постучала пальцем по кружке. – С остальными всё ясно: сделал, помог, выслушал - и пошел дальше. А тут . . . не выходит. Он будто застрял у меня в голове.
– Это кто, случайно не твой мрачный альфа на коляске ? - хмыкнула Оксана.
Я скривилась.
– Точно подметила. Уродливый характер, злой, с шрамом на пол-лица. Но, знаешь, он единственный, кто заставляет меня думать больше, чем нужно.
Оксана присвистнула.
– Хм. А я-то думала, ты непробиваемая.
Я усмехнулась, глядя ей прямо в глаза:
– Я и есть непробиваемая . Просто это другое. Понимаешь, я никогда раньше не чувствовала привязанности к пациентам . Это не входит в мою работу. Я ухаживаю за ними, а потом ухожу домой, и все остается там , в центре. Но с ним так не работает.
– И что ты собираешься с этим делать ? - спросила она, хитро прищурившись.
Я пожала плечами, на губах появилась лёгкая дерзкая улыбка:
– Пока - ничего. Но меня бесит сама мысль, что он зацепил. Это словно вызов.
Оксана усмехнулась.
– Ты же всегда любила вызовы.
Я фыркнула.
– Вот именно.
И всё же, когда мы разошлись по домам, я поняла: раздражение раздражением, а мысли о нём никуда не делись.
Ночные дежурства всегда были моими нелюбимыми. Коридоры тянулись, как кишки старого дома: полумрак, запах лекарств, и этот странный полусонный шум, когда пациенты то вскакивают, то зовут, то бродят без памяти.
Я обошла посты , проверила, кто уснул, кому нужно поменять капельницу , кому поправить подушку. Всё привычно, всё монотонно . Но в голове всё равно вертелись мысли о нём . Добрыня. Я злилась сама на себя . Почему именно он ? Почему я, всегда умеющая отрезать эмоции , цепляюсь за мужчину, который сам делает всё, чтобы оттолкнуть ?
В коридоре зашевелился дед Иван, ворчал во сне. Я подошла, поправила одеяло. У бабушки Катерины упала кружка с водой - подняла, вытерла. Мелочи, забота, работа . . . Но мысли всё равно упирались в него, в его взгляд, в его злость.
И тут телефон в кармане завибрировал. Я достала его и скривилась. СМС. От него. Мой бывший Максим: «Ты хоть иногда вспоминаешь меня ?»
Я стиснула зубы. Бывший. Человек , которого я выгнала из своей жизни, но который упорно лезет обратно . Сначала звонки, теперь сообщения. Всегда одинаковые: то жалость, то упрёки, то сладкие обещания , которые я давно научилась не слушать.
Пальцы сами набрали ответ: «Отвали.»
Через секунду - снова вибрация: «Ты не сможешь забыть меня. Я знаю тебя лучше всех.»
Я хрипло рассмеялась , чтобы не заорать прямо посреди дежурства. Знаешь меня ? Ты никогда меня не знал . Я выключила звук и сунула телефон в карман, будто хотела задушить эту связь . Но внутри всё равно остался осадок. Злость и пустота.
Вернувшись на пост, я села, уставилась в окно и подумала: Может, поэтому меня и тянет к Добрыне ? Потому что он другой. Потому что он честно показывает свою злость , а не прячется за словами. Потому что в нём нет лжи - только шрамы и правда.
Я откинулась на спинку стула, закрыла глаза. Пациенты спали, ночь тянулась, а я чувствовала, что мой собственный покой уже разбит. Телефон снова завибрировал. Максим.
Я уже знала, что увижу его имя на экране, еще до того, как посмотрела. И всё равно сердце неприятно дернулось.
«Ты думаешь, сможешь стереть меня из своей жизни ? Не выйдет. Я всё ещё твой лучший выбор, Лая.»
Смех вырвался сам - тихий, нервный, будто истерический . Лучший выбор ? Он ? Человек, который вытягивал из меня силы, а потом бросил , когда стало неудобно ? Человек, который привык видеть во мне удобную тень, а не женщину ?
Я не ответила. Просто заблокировала экран и сунула телефон в карман халата. Но спокойнее не стало.
Я пошла по коридору, заглянула в палаты . Дед Иван снова ворочался - поправила подушку. Бабушка Катерина бормотала во сне - накрыла её одеялом. Потом - женщина после инсульта: всхлипывала, пришлось успокоить, дать воды.
Работа шла своим чередом, но глаз сомкнуть не удавалось . Каждая мелочь казалась громче обычного: скрип дверей, хриплое дыхание стариков , стук собственных каблуков по плитке.
А в голове - каша . Максим с его навязчивыми сообщениями . Добрыня с его тяжёлым взглядом . И я сама - разорванная между прошлым , от которого хочется бежать, и настоящим, которое тянет, хоть и пугает.
Я вернулась на пост, опустилась в кресло, уставилась в темное окно . Там отражалось моё лицо - усталое, дерзкое, с тенью напряжения . Не могу уснуть. Не хочу, если честно . Потому что стоило закрыть глаза - и он там . Добрыня . Его шрам, его злость, его глаза . Даже во сне он не отпускает . А ещё - эти смс от Максима , как будто прошлое специально тянет меня за волосы обратно в грязь.
Я вздохнула, потерла виски.
– Ночь длинная будет . . . - пробормотала я сама себе.
И впервые поймала себя на мысли: я скорее хочу снова увидеть чудовище в коляске, чем возвращаться к человеку , который называл себя моей любовью.
К четырём утра я сдалась . Глаза резало от усталости, голова гудела от бессонницы и навязчивых мыслей . Пациенты наконец-то притихли, коридоры затихли , и я позволила себе закрыть глаза прямо на посту, уронив голову на руки.
И сон накрыл неожиданно . Я снова увидела его. Добрыню. Но он был не таким, каким я привыкла его видеть каждый день . Не в коляске, не с каменным лицом, изрезанным шрамом, не с той вечной злостью в глазах.
Он стоял. Высокий, сильный, словно скала , и смотрел прямо на меня . Его взгляд был тяжёлым, но не колючим. В нём было что-то другое - тёплое, притягательное.
Я не могла пошевелиться, только смотрела. Он шагнул ближе , и сердце моё бешено ударилось в грудь. Его голос прозвучал низко , хрипло, будто в нём скрывался рык зверя, но слова были слишком мягкими, почти обжигающими:
– Лаяна . . . Неужели ты та самая ? Та, что мне нужна ?
Я ощутила, как по коже пробежали мурашки. Сон был слишком живым, слишком реальным. Я чувствовала его дыхание, тепло его тела рядом.
Хотела ответить, но слова застряли в горле. Хотела дотронуться до него - но руки не слушались. И только сердце стучало, будто хотело выпрыгнуть наружу.
Он протянул руку. Не приказом, не рывком - а осторожно, как будто боялся, что я исчезну.
– Ты разбудишь меня . . . - шёпот скользнул прямо в мою душу. – Только ты.
И в тот миг всё вокруг потемнело, сон оборвался.
Я рывком проснулась, запыхавшаяся , с мокрыми ладонями и бешено колотящимся сердцем. Комната была та же, пациенты спали , за окном серел рассвет . Но я знала: его голос всё ещё звучал во мне. «Та, что мне нужна . . . Только ты . . .» И это пугало меня больше, чем любой кошмар.
Утро встретило меня серым небом и липкой усталостью . После ночного дежурства я всегда чувствовала себя разбитой, но сегодня было хуже . Сон о нём не выходил из головы. Слишком яркий, слишком настоящий.
Я шла по городу, пряча лицо в воротнике пальто, и злилась . На себя, на него, на то, что даже во сне он нашел способ добраться до меня.
Почему именно он ? Почему я не могу выбросить его из мыслей ? С какого чёрта он нужен мне ? Чем больше я злилась , тем сильнее сердце предательски отзывалось на одно лишь воспоминание о его голосе: «Та, что мне нужна . . . Только ты».
Я шагала машинально, даже не глядя по сторонам . И только резкий визг тормозов вырвал меня из мыслей.
– Ты что, с ума сошла ?! - рявкнул мужской голос.
Я остановилась посреди пешеходного перехода. Машина застыла в нескольких сантиметрах от моих ног, запах жженой резины ударил в нос. Я только сейчас поняла, что перешла дорогу на красный.
Дверь захлопнулась, и ко мне бросился водитель - здоровый мужик с красным лицом.
– Ты ослепла, дура ?! Ты на красный прёшь ! Ты вообще жить надоела ?!
Я сделала шаг назад, но ноги дрожали. Колени предательски подкосились , и я упала прямо на асфальт. Острая боль вспыхнула в локте и колене - кожу срезало в кровь . Мужик наклонился ближе, продолжая орать, и в этот момент в машине рядом опустилось окно.
– Закрой рот.
Голос был низким, глухим, знакомым до дрожи . Я подняла глаза - и замерла . Добрыня. Он сидел в машине, в коляске, но взгляд его был таким же , как в моём сне: холодным, властным, и в то же время прожигающим насквозь.
– Не ори на неё, - повторил он водителю , и в его голосе не было ни тени сомнений. – Подними её и посадим в машину. Она идёт со мной в больницу.
Водитель, ещё секунду назад разъяренный, замолчал . Сила в голосе Добрыни не оставляла места для споров. Мужик подхватил меня под руку, помог подняться и усадил на заднее сиденье.
Я сидела в машине , растерянная, с коленом и локтем в крови, и смотрела на него . На этого мужчину с шрамом на пол-лица, который минутами раньше был всего лишь навязчивой тенью в моих снах. А теперь сидел рядом . Реальный. Живой . И защищал меня. Добрыня. И сердце снова ударилось о ребра так, что перехватило дыхание.