Пантеон планеты «эльда»

Из личного жизнеописания Селесты Сорта – IV

Давящая боль, казалось медленно и неотвратимо, пытается раскрошить мой череп или проломить виски. Она набегала скачкообразными короткими приступами и столь же быстро отступала.

Я сидела в белом кресле с гибкой спинкой и сидением в виде полусферы.

Сидение парило над полом, благодаря магнитному полю.

Передо мной, прямо из темного, очерченного синевато-зеленым неоновым светом квадратно пола, вырастал стол в форме параллелепипеда. Он был с такими же, подсвеченными ярким неоном, границами и краями.

Больше вокруг меня, сверху и снизу не было ничего. Только беспросветная, непроглядная и совершенно монолитная чернота.

Куда бы не падал взгляд вокруг была только черная бездна. Никаких стен, дверей, окон или потолка, ни одной четко определяющей границы.

От этого всерьёз казалось, что очерченный сине-зелеными границами темный квадрат, на котором находилось кресло и стол, буквально подвешен посреди бездонной антрацитово-чёрной пустоты.

С тех пор, как меня привезли в главное управление ИЧК Его Величества, прошло, примерно, около полутора часа или чуть больше. Не знаю, я уже начинаю терять счет времени, сколько я тут сижу.

Я догадывалась, что всё это способ определенного психического давления, с целью посеять смятение в сердце подозреваемого или, в моем случае, подозреваемой. Так специалисты ИЧК склоняют задержанного к сотрудничеству или чистосердечному признанию.

Но, грязь с лап мосанрога вам на язык, сеньоры, а не мое признание!

Ничего вы от меня не получите!

Не знаю, как эта комната без стен и потолка действует на других, а у меня пребывание здесь вызывает скорее раздражение, гнев и возмущение! И все эти три эмоции увеличиваются в геометрической прогрессии, с каждой проведенной тут минутой!

— Слушайте, — запрокинув от усталости голову, проговорила я, — я знаю, что вы меня слышите. Вы можете уже объяснить в чем и почему меня обвиняют? Или вы меня притащили, чтобы полюбоваться? Оно конечно жутко приятно и лестно, но дайте хоть поесть и попить. А ещё мне бы прилечь… у меня голова болит и кружится.

Тишина. Только тишина и нерушимая чернота были мне ответом.

Я закрыла глаза и покачала головой.

— Я знаю пару анекдотов про следователей. Хотите расскажу? — повертев головой в обе стороны, проговорила я. — Ну, слушайте тогда…

Я заухмылялась, собираясь поведать господам из имперского чрезвычайного комитета один из пошлых анекдотов, которые во множестве слышала в «Фартовой масти».

Но тут, прямо в темной пустоте напротив меня, очертились границы двух прямоугольников, которые разъехались в стороны и пустили внутрь уже знакомого мне мужчину в красно-белом мундире с золотым чешуйчатым эполетом на правом плече.

— Сомневаюсь, сеньорита Сорта, что вы сможете здесь кого-то удивить чем-то новым и свежим, — сухо произнес следователь в чине оберста. — А учитывая из какой далекой и унылой дыры вы родом, то ваши шансы удивить нас новым анекдотом и того меньше.

Когда он подошел ко мне, из пола, с другой стороны от стола, выплыло точно такое же кресло, подвешенное на магнитном поле.

Оберст неторопливо уселся напротив меня, с деловитым и неизменно надменным, даже чванливым видом, расправил свои выглаженные красные манжеты с золотым шитьем.

Мне, наверное, стоило бы прикусить язык и вообще заткнуться, но у меня чертовски болела голова, я была раздражена и одновременно слишком утомлена, чтобы нервничать или дрожать от страха перед ИЧК.

— Не моя вина, что моей планете позволили стать «унылой дырой», — прохладно ответила я. — Правительство там было назначено со столичной планеты и вина за всё…

— Сеньорита Сорта, — чуть повысил голос следователь, — я советую вам обдумывать ваши слова, если вы не хотите за них поплатиться.

А вот это уже была прямая угроза.

Я вздохнула и, с язвительной вежливостью, поинтересовалась:

— А за что меня вообще арестовали и почему до сих пор не предъявили обвинение?

— Вопросы, сеньорита Сорта, здесь буду задавать я, — пророкотал следователь. — А вы, если будете продолжать дерзить и придерживаться хамского тона, будете сидеть здесь ещё очень долго. Проявление неуважение к нам – это неуважение к Его Величеству, от лица которого действует наш комитет. А вы знаете, чем чревато показательное пренебрежение к Его Величеству, как к символу власти? Это равносильно тому, чтобы публично порезать ножом государственный стяг.

Голос следователя понизился до зловещего вкрадчивого шепота.

Стало довольно неуютно. Всё-таки я сейчас в полной власти ИЧК и, как это не обременительно, но придется держаться с ними более вежливо, мосанрог их побери.

— Извините, — буркнула я, сложив руки на груди.

— То-то же, — многозначительно произнес оберст. — А теперь я представлюсь: оберст Сомберо. Глава следственной группы по делу об убийстве ректора Бернардо Фарфаро.

— Очень приятно, — проворчала я.

— Дальше будет не так приятно, — пообещал Собмеро.

Он коснулся стола в форме параллелепипеда и из его середины выехала гладкая прямоугольная и непроницаемо черная панель.

Через мгновение на ней появилось изображение с моей фотографией и полным списком документов.

— Вы взломали мой ГИМ? — не удержалась я.

— Нет, как высшая правительственная организация мы имеем доступ к личной информации любого гражданина империи.

— А как же права и личная свобода?

— А как насчет обмена данными с целью подготовки теракта, убийства или политической провокации? — в тон мне ответил оберст. — Вы вроде бы неглупая девушка, Селеста. Так не уподобляйтесь новомодным глупым тенденциям по обвинению власти в нарушении ваших пресловутых прав. Нам абсолютно все равно, какими данными и файлами обмениваются между собой граждане, если это напрямую не нарушает законы империи. Скажу вам по секрету мы даже не трогаем тех, кто торгует пиратскими продуктами или распространяет порнографию с несовершеннолетними. Так, что свободы у вас более, чем достаточно. Теперь к делу…

«М-да, уел он меня с замечанием о правах, — недовольно подумала я»

— Что вы делали на корабле K-34-80-ALB, компании «ИмперТрон»?

— Летела сюда, — пожала я плечами. — По-моему это очевидно.

— С какой целью?

— Погналась за лучшей жизнью, — проворчала я.

— А предварительно решили устроить перестрелку в вашей родной Тиральде и потом, оказывали сопротивление местным отрядам полиции? — криво ухмыльнулся оберст.

«Вот гадство! — забеспокоилась я. — Ещё чего доброго сдадут меня фликам из Тиральды!.. А те, как пить дать, передадут меня уже прямо в клешни погранцам».

Вот теперь стало страшно. По-настоящему. Я даже представлять боюсь, что со мной сделает Гастон Ренато, после моего побега и кражи камня.

В моей памяти живо всплыли моменты нашей последней встречи и, в частности, перекошенное от злобы лицо Гастона.

— И это ещё не всё, в чем мы можем вас обвинить, сеньорита Сорта.

С этими словами оберст достал из поясной черной сумки голубой алмаз. Мой голубой алмаз, стоимостью в шестьдесят миллионов талеров.

Мне показалось, что в вены мне резко ввели холодную до жжения воду. Оторопев и растерявшись, я нервно закусила губу.

«Чтоб вас всех!.. — в молчаливой ярости подумала я».

— Красивый камушек, — с ехидной издевкой заметил оберст Сомберо. — Где достали?

— Не ваше дело, — буркнула я.

— Как раз мое, но можете не отвечать, — хмыкнув, кивнул следователь.

Он коснулся кончиками пальцев двухстороннего монитора между нами и передо мной появилось несколько изображений с видеокамер, на которых виднелось хорошо узнаваемое здание игорного дома «Фартовая масть».

— Вы подрабатывали в этом преступном заведении геммологом, — произнес оберст и, чуть прищурившись, посмотрел на меня. — Изволите отрицать?

— Нет, — рыкнула я. — Чего вам нужно?

— Узнать правду и найти виновных.

— Какую правду? Каких виновных?! — вспылила я.

— Пока что, прежде всего, убийц Бернардо Фарфаро, а вместе с этим… — оберст пожал плечами. — Возможно нам удастся раскрыть ещё пару-тройку дел. Например, одним из них может стать дело о хищении в особо крупных размерах. Если не ошибаюсь…

Оберст совершенно картинно нахмурил брови.

— Это тянет лет этак на пятнадцать каторги. Вы, кстати, что больше предпочитаете рудники или каменоломни?

— Я предпочитаю номер премиум класса, с видом на океан, персональный бассейн и пару десятков миллионов на моем личном счету.

— Типичные мечты провинциальной помойной крысы, — усмехнулся оберст. — Все вы такие одинаковые, все гонитесь за новой, обязательно счастливой жизнью и все мечтаете о роскоши. Банально и противно.

— Люди склонны мечтать о том, чего у них нет и…

— Никогда не будет, — с елейной издевкой, проговорил оберст. — Во всяком случае у тех, кто не желает сотрудничать со следствием.

— Каким образом я могу с вами сотрудничать, вы и так обо мне все уже узнали? — недовольно проворчала я.

— Не всё, мы не знаем, что вам известно о том, как был убит ректор Фарфаро.

— Почему я должна это знать?

— Почему бы вам этого не знать?

Я уставилась на следователя, а тот, в свою очередь, пытливо глядел на меня.

Затем цокнул языком и вздохнул:

— А как насчет ваших друзей… Эрхарда ван Эйка и Бартоломью Фламентина?

— Они мне не друзья, — поспешила сообщить я.

— Да ну? Неужели? Почему тогда вы помогали им в покерной афере, которую они попробовали провернуть?

— Потому что они не оставили мне выбора.

— Какая неудачная для вас череда совпадений, Селеста, — усмехнулся Самберо и, сплетя пальцы руки, чуть наклонился ко мне через стол. — Я тоже не оставляю вам выбора: или вы сообщаете всё, что знаете об убийстве или я обеспечиваю вас туром в каменоломни планеты Барбариум.

Меня пробрало холодящее кожу и пальцы неприятное чувство.

Я отвела взор и закусила губу.

Каменоломни Барбариума это… Ну, если Дуат*(загробный мир*) существует, то он мог бы выглядеть примерно, как бескрайние пустыни из скал алевролита и желтого песчанника, как на Барбариуме.

На поверхности этой планеты почти нет рек и озер, все водные источники исключительно под землей. Там двадцать четыре часа в сутки стоит изнуряющая жара от тридцати пяти и до пятидесяти градусов. В каменных пустынях почти ничего не растёт, за исключением зон редких оазисов, почти нет животных или птиц, кроме хищных подземных червей, гигантских пауков и всяких гигантских крыс или хищных гигантских кротов.

И самое главное, надзиратели каменоломен Барбариума славятся своей изощренной жестокостью по отношению к заключенным.

— Я ничего не видела, — сразу проговорила я, — но…

— Но? — надавил Самберо.

— Но я слышала, как ректор, вероятно незадолго до его убийства, что-то кому-то говорил.

— И вы не пошли проверить, что там происходит? — с выразительным скепсисом, спросил следователь.

— А зачем мне это? Ради новых приключений? — я презрительно хмыкнула. — Мне бы со старыми разобраться.

Следователь снова несколько мгновений изучающе и пристально меня рассматривал. Я держалась, отвечая ему максимально честным и невинным взглядом, но про себя подумала, что если он мне не поверит, Барта я ему обязательно сдам.

Как бы там ни было, судьба синеглазого шатена мне гораздо более безразлична, чем моя свобода. А может прямо сейчас всё рассказать?

Мосанрог побери…

Следователь не отводил своего требовательного, напористого взгляда.

Я уже приготовилась набрать воздуха в легкие и сообщить ему подробности, которые, сама не знаю зачем, утаивала.

— Ладно, как знаете, — пожал плечами следователь. — Тогда мы оформим вас по статье хищение в особо крупных. Сами понимаете, даже если вы не виновны в смерти многоуважаемого ректора Фарфаро, вы в любом случае виновны в краже, побеге от полиции и даже в том, что работали на аферистов из «Фартовой масти», прекрасно зная, чем они занимаются.

Следователь развел руками.

— Сразу вам скажу, что на четверть века каторги уже можете смело рассчитывать, сеньорита Сорта.

Почему-то я восприняла это с обманчивым спокойствием.

Я не ощутила страха, но почувствовала гнетущее и убийственное разочарование, жгучая горечь от бессильного чувства несправедливости прожигала душу до саднящего пепла.

Все мои риски, все мои стремления, все надежды и мечты… всё это… всё, что я сделала… всё… всё напрасно? Но… неужели? Всё закончится вот так? Я просто исчезну в ср**ых коменоломнях? Или заживо сгнию на каторге? Это и есть мой удел?.. Почему, мосанрог побери?! Я этого не заслуживаю! Нет! Нет!!! Не может быть, чтобы со все случилось именно так! Нет!..

Следователь, чуть опустив голову, исподлобья следил за мной.

— Я могу рассчитывать на адвоката? — наконец, устало и обреченно спросила я.

— Конечно, сеньорита Сорта, — вздохнул оберст. — Но у меня есть к вам предложение поинтереснее. Хотите выслушать?

— Оно лучше перспективы двадцати пяти летней каторги? — уточнила я.

— Несравненно, сеньорита, — улыбнулся следователь.

— Ну, давайте, — пробурчала я.

***

Спустя пару часов, после того, как я отметила персональным глифом кучу электронных документов о неразглашении государственной тайны, о согласии на участие в сверхсекретном эксперименте и о том, что желаю передать свою судьбу в распоряжение палаты курфюрстов и двора Его Величества Данте Третьего, меня транспортировали в какой-то засекреченный НИИ.

Здесь мне, наконец-то, позволили помыться, переодеться, поесть, а затем привели в просторный, ярко освещенный кабинет, где пол, потолок и стены переливались тусклым хромом.

Меня вновь усадили в кресло, только на этот раз в мягкое, комфортное, с подголовником и подлокотниками. Кресло плавно изменяло форму, подстраиваясь под любое мое положение.

В нём было донельзя уютно и комфортно.

Но все приятное впечатление перечеркивал длинный стол в форме молочно-белого полукольца, с лазурной подсветкой, возле которого стояло одиннадцать темно-серых кресел, слегка напоминающие троны, по своей вычурности.

Прошло минут пятнадцать, несмотря на изматывающую нервозность и тревожную неизвестность, в которой меня удерживали, после кучи подписанных документов, я начала зевать.

Но тут двери входного люка рассоединились на четыре прямоугольных сегмента, разъехались в разные стороны, и в кабинет вошли одиннадцать человек в бело-голубых сюртуках и черных брюках.

У всех на руках были голубые шевроны с белым гербом Директориата образования и науки.

Я чуть приподнялась в кресле и взволнованно посмотрела на каждого вошедшего.

Но ученые, демонстративно не глядели на меня. Они как будто специально даже делали вид, что меня здесь вообще нет.

Через пару минут, когда ученые уселись в кресла, перед ними, из стола, появились прямоугольные тонкие мониторы на металлопластиковых кронштейнах.

— Все готовы? — спросил сидящий в центре стола рыжеволосый мужчина с густыми бровями. — Тогда начинаем.

Он прокашлялся и взглянул на меня. Я тут же вопросительно вскинула брови.

— Добрый день.

Я сухо кивнула – для меня этот день был ни хрена не добрый, но я сочла за лучшее просто промолчать.

— Селеста Сорта, вы дали добровольное согласие на участие в секретной государственной программе «Пантеон».

— Да, похоже на то, — вздохнула я.

Ученые переглянулись, некоторые пожали плечами, другие удивленно вскинули брови.

— Отлично, — прокашлявшись, проговорил рыжеволосый. — Меня зовут доктор Аргилла. Моя обязанность кратко ввести вас в курс дела.

— Ну, давайте, вводите, — криво ухмыльнувшись, проговорила я.

Рыжеволосый Аргилла снова прокашлялся, метнул на меня недовольный взгляд и уставился в свой монитор.

— Итак… В ближайшие семьдесят дней, вам предстоит стать непосредственным участником серии опытов и исследований в области метеорологии. Ваш организм, согласно нашим анализам, идеально подходит для внедрения разработанного нами вещества. Мы назвали его «Метеомант». В случае удачного образования необходимой синергии между вашим организмом и веществом «Метеомант», вам будет присвоен порядковый номер, кодовый псевдоним и позывной. После этого вам предстоит отправиться на планету Эльда… не хмурьте лоб, вы не знаете и не могли знать о существовании этой планеты. Поскольку её открытие держится в строжайшем секрете.

Рыжеволосый доктор ещё раз посмотрел на монитор.

— По прибытии на Эльду вы будете зачислены в ряды таких же, как вы, студиозусов и степендиантов императора. Там вы начнете проходить практику в среде обитания, в которой вам предстоит провести следующие двенадцать лет. С этой поры вы будете учится защищать интересы империи на планете Эльда.

Я слушала с неослабевающим вниманием и неожиданным для себя любопытством.

Что за планета Эльда? Как я буду защищать там интересы империи? И, конечно же, меня волновало какого рода эксперименты с моим участием собираются проводить в этом научно-исследовательском институте?

Впрочем, какая для меня разница? Меня предупредили, что я могу прекратить эксперимент в любое время, но альтернативой участия в этом сверхсекретном научном, военном и политическом проекте является каторга Барбариума.

Ну и из чего мне выбирать? Выбор-то между сто процентной мучительной гибелью в каменоломнях, от жары и изнеможения, и небольшим шансом пережить опыты, которые собираются на мне ставить сеньоры научные специалисты.

А если есть даже одна сотая шанса выжить, отбыть гребаных двенадцать лет на этом «Пантеоне» и потом, согласно подписанным документам, вернутся обратно в империю с кучей льгот, освобождением от любых налогов и пожизненным ежемесячным пенсионом в полмиллиона талеров… То почему бы и не воспользоваться такой оказией?

Всяко лучше, чем сдохнуть на далекой планете-тюрьме, среди худших отбросов общества!

А вот мой голубой алмаз у меня изъяли с концами и передали в сокровищницу империи, которая служит как хранилищем активов виде драгоценностей, так и общедоступным музеем.

А жаль… моего дорого камушка мне будет очень не хватать.

Впрочем, ладно. Теперь нужно думать о другом.

— Сеньорита Сорта, вам всё понятно? — уточнил доктор Аргилла.

— Да, мне всё понятно.

— Тогда мне нужно ваше устное согласие на начало эксперимента.

Я шумно сглотнула и сильно севшим голосом тихо просипела:

— Начинайте…

— Отлично, — доктор сдержанно кивнул и что-то быстро нажал на своей клавишной консоли. — Будьте так добры пристегнитесь ремнями безопасности. Начните с ног.

Из кресла появились ремни с застежками.

Я с опаской посмотрела на поблескивающие ремешки из темного полимера.

— А это обязательно? — неуверенно поинтересовалась я.

— Сеньорите Сорта, это для вашей же безопасности. Пожалуйста, пристегнитесь.

Скрепя сердца и не надеясь ни на что хорошее, я послушно заковала сама себя.

— Я готова, — объявила я пристегнув стопы, голенища, поясницу, шею и левую руку.

— Положите правое запястье в браслет на правом подлокотнике, — велел доктор Аргилла.

Стараясь унять скачущее внутри меня беспокойство и шквальное паническое чувство, я опустила руку в браслет и он тут же заключил мое запястье в браслет из композитного металла.

Всё. Я была почти полностью обездвижена и совершенно беспомощна.

«Твою мать… — подумала я нервно. — если не сдохну… я… я научусь шить и буду подкармливать бездомных!.. Боги, прошу вас, помогите!..»

— Внимание, мы начинаем! Эксперимент номер двадцать-четырнадцать-восемь, — продолжал доктор.

Остальные научные специалисты, сосредоточенно глядя в свои мониторы быстро шевелили пальцами на своих консолях управления.

Что-то загудело, пол подо мною завибрировал, и вокруг меня начал мерно и с тихим скрежетом подниматься прозрачный цилиндр и прозрачного и толстого метало-пластика.

Тревожное чувство с силой лягнуло меня в грудь, заставив нервно дергать стопами ног, сжимать кулаки и беспокойно вертеть головой из стороны в сторону.

Сердце в груди мячиком для пинг-понга скакало между спиной и грудью. Его удары отзывались в нервных окончаниях рук и ног.

У меня сбилось и стало прерывистым мое дыхание.

Внезапно накатившая паническая истерия усиливалась пропорционально тому, как надо мной поднимались закругляющиеся стены цилиндра.

Я увидела, что крыша помещения разделилась на две медленно раздвигающиеся громадные створки, а мир впереди, вернее, надо мной, стремительно сужается в круглом кольце верхушки цилиндра.

Из-за темного времени суток, я не сразу различила, что в небе надо мной собрались темные, чернильно-синие на фоне ночного неба, грозовые тучи.

Кривая линия блистающего света расчертила ночное небо, я зажмурилась. Яркий свет молнии мерцал через сомкнутые веки.

Ночное дождливое небо разразилось раскатистыми ударами грома, сочно запахло влажным воздухом, а затем я ощутила мелкие холодные капельки на своем лице.

Дождь усиливался, капли тяжелели и стучали чаще.

Я, насколько позволял ремень на горле, повернула голову на бок.

Омерзительно холодные капли потекли по щеке, вниз к шее и дальше. Я сжимала кулаки и инстинктивно норовила вырваться из плотных пут кресла.

Надо мной, словно в мрачном ликовании, гремел гром, молнии, похожие на сверкающие трещины в небесах, блистали среди туч.

Дождь превращался в ливень, усиливался вой ветра.

Дождевая вода пропитывала одежду, стекала по моей коже, пропитывала волосы.

Юркие струйки ледяной воды проворно скользили по телу, заползая за шиворот, приближаясь к зажмуренным глазам, ушным раковинам и краешкам моих губ.

Я очень быстро продрогла и меня начало ощутимо знобить.

Вскорости у меня застучали зубы.

А затем, я ощутила странное движение в кресле, в области моей спины.

Кажется, что-то выехало прямо из кресла и уперлось мне точно в позвоночник, чуть ниже лопаток.

Прежде, чем я успела хоть-что сообразить, что-то больно укололо мою спину.

Я скривилась, застонала и бессильно, с неистовостью сжала кулаки до побелевших костяшек.

— Мосанрог вас сожри!.. — процедила я через сомкнутые зубы.

Что-то резало мне спину, раздирало плоть и пронзало ткани, фасции и мышцы.

Я инстинктивно попыталась выгнуть вперёд, намереваясь отодвинуться от длинного, тонкого и узкого лезвия, что вспарывало мне спину.

— Селеста, потерпите немного, мы сейчас введем вам более сильную анестезию!.. — раздался возле моей головы голос рыжеволосого доктора Аргилы.

Я заметила, что пространство огромного кабинета за прозрачными стенами цилиндра потемнело, и я ничего не различала за ними, только видела смутные силуэты ученых, что наблюдали за мной.

— Мне больно! Больно!!! — заорала я и ощутила выступившие на глазах слёзы. — Прекратите!!!

Мой голос сорвался на захлебывающийся визг.

— Я знаю, но мы не можем во время введения вещества дать вам сильнодействующее обезболивающее – вы потеряете сознание и с большой долей вероятности умрёте.

— Что у меня в спине, мосанрог раздери вашу мать?! — проорала я со злости и от боли.

— В ваше эпидуральное пространство введены иглы специального инъектора с «Метеомантом» и небольшим количеством местного наркоза… Пожалуйста, потерпите.

— П-потерпите?! — вскричала я, давясь слезами боли. — Что б ты, болотник вонючий, каждое утро так терпел! Садист рыжемордый! Соплесос завшивевший!.. А-ай!!!

Мне казалось, что у меня пытаются по живому вырезать или вырвать часть позвоночника. Боль крошила и неистово разрывала мою плоть.

Небо надо мной ударами грома аккомпанировало моим чудовищным страданиям. Похожие на голые ветки деревьев, бело-голубые молнии вспарывали небеса.

Боль не ослабевала. Я часто дышала через сомкнутые зубы, на лбу и на щеках выступили капли жаркого пота.

Я задыхалась, у меня как будто темнело перед глазами и мне казалось, что я умираю...

— Спокойно, сеньорита Сорта, мы закончили и начинаем поступательно вводить вам сильнодействующий анестетик.

Рыжеволосый истязатель не обманул и через минуту я ощутила, как боль заметно отступает, затихает и гаснет.

Находясь между сознанием и забвением, я в изнеможении лежала в кресле. Меня поливал ливень, надо мной всё также блистали молнии и грохотал гром, но мне было всё равно.

Я размеренно и глубоко дышала, наслаждаясь отсутствием боли. Я чувствовала, как мое тело как будто горит под мёрзлыми струями дождя.

Если бы я тогда знала, что это будет только начало моих мучений.

Если бы я могла предположить, что подобных операций мне ещё придется перенести чуть больше десятка.

И несмотря на неожиданно щепетильное, внимательное и обходительное отношение персонала НИИ, следующие семьдесят пять дней я проведу переживая одну боль и с ужасом ожидая следующей.

Если бы… То что?.. Прекратила бы я участие в эксперименте?.. Не знаю…

За день до того, как я покинула пределы научно-исследовательского института, меня навестил мужчина, которого я видела и слышала много раз, о встрече с которым девяносто девять процентов населения империи может только мечтать.

Да, ко мне в комнату явился сам Данте Третий из династии Фальконе.