Уши за косички

Глава 3

Даурен

Быть известным — охренеть, как круто! А быть скандально известным — охренеть вдвойне. Все, кому не лень, так и норовят сделать тебя ещё более скандальным и ещё более известным. Ладно, когда пришивают грешки, в которых я каюсь, причём искренне, но когда на тебя вешают такое, от чего волосы дыбом встают… и не только на голове… Это уже перебор! По последним «горячим» новостям в СМИ, я, оказывается, фанат гашиша и, мать их за ногу, мальчиков. Напрашивается один-единственный вопрос: что они там курят, дебилы?

Батя, которому вся моя «звёздная» жизнь по поперёк горла уже, выдал гениальный план: женить меня нафиг. На ком именно — пока не решил, но слух уже пустил, чтобы лишить охотниц за баблом всяких шансов. Последние не плохо так наварились на скандале.

Теперь тем, кому делать нечего, кроме как следить за чужой жизнью, не терпится узнать, кто та «несчастная», которая подписалась жить с наркоманом и пидором

Если честно, я сам от этого дерьма подзадолбался. Уже готов рвануть в загс с первой попавшейся, лишь бы все отвалили. Но пока вторую такую, как Сагатова, не встретил. Чёрт, если бы не этот Долбан Назаров, была бы Санька моей женой. Хотя, может, и к лучшему, что не моя. Она же чокнутая на всю голову, а Долбан её от этой шизы тащится, как псих. Хотя, если по-честному, я сам когда-то по ней угорал, втрескавшись по уши.

Пока батя роется в своём каталоге невест, я решил свалить из города. Скандал скандалом, а двадцать пять лет братану не каждый год исполняется. Жасик, мой кузен, решил отметить юбилей в своём ауле. Обещал устроить тусу века. Даже не представляю, что за движ можно замутить в его дыре.

На Порше к Жасу не доедешь, так что я выпросил у отца внедорожник, закинул в тачку Азу — не топ-модель, конечно, и даже не тёлка, но для движухи сойдёт — и рванул за город, в богом забытую глушь.

Кошусь на Азу, который одним глазом дрыхнет, а другим на дорогу поглядывает, и думаю: почему о нём не трындят в сетях? Тот ещё ходок. Даже поглядывает, потому что боится, что я вместо Жаркента в Шымкент его зафигачу. А ему туда нельзя — там на него охота объявлена. Этот придурок как-то умудрился замутить с дочкой своей бывшей училки. Отомстил за все двойки по алгебре и свалил в закат.

— Твою ж мать, мопед! — орёт Аза, выныривая из дрёмы, будто я не вижу, как эта хрень появилась из ниоткуда.

Блин, откуда он вообще взялся?! Как будто из портала какого-то вылетел и прямо под мои колёса. Я вжимаю тормоз, машина вздрагивает, шины визжат, ABS лупит по педали, но дистанция — уже трындец. Отцовский Гелик— зверь, конечно, но не истребитель, в конце концов, чтобы на лету уворачиваться.

Бу-ум! Удар — и мопед улетает в стратосферу. Остаётся надеяться, что портал вновь откроется, и он сгинет туда же, откуда вылез.

Но нет, облом! Видимо, космическая ссылка была в один конец. Мопед, пролетев несколько метров, со скрежетом падает в придорожную яму. Если только портал не в яме.

Торможу. Руки-ноги в мандраже. Ни я, ни Аза не рвёмся вылезать из тачки. То, что мопед лежит покорёженный в яме — это понятно. Но на нём кто-то был. И не один. Пялиться на покалеченные тела, вывернутые руки-ноги — как-то не тянет. К такому надо подготовиться. Морально.

Я глубоко вдыхаю, сжимаю руль, считаю до трёх — и выхожу.

— Может, они живы? — бормочет Аза, медленно двигаясь к обочине. Я тоже не спешу.

Подхожу и вижу тело. Твою мать! Оно в крови. Всё, мне 3.14здец! На второе тело даже смотреть не хочу. На этом столько крови, что ежу понятно — он не жилец. Вернее, она. Это девчонка.

— Даур, ты видишь то же, что и я? — хрипит Аза в ахере.

— Да, Аза, — не узнаю свой голос. — Я убил человека. Даже двух.

— Это понятно, — выдаёт Аза. — Непонятно, почему на ней трусов нет.

— На ком? — я перевожу взгляд на второе тело и ахереваю не меньше, чем от первого. Оно голое. Девочка практически вылетела из своей одежды.

Ладно, сандали разлетелись по яме, ладно, лямки развязались, и платье слетело, но как, бл…ин, можно было вылететь из трусов?!

В этот момент голая девчонка начинает шевелиться. Живая!

— Живая! — орём с Азой в один голос и бросаемся к ней.

— Эй… ты в порядке? — выдавливаю я, стараясь накинуть на неё сарафан. Она хоть и девчонка, но уже, блин, большая.

— Я… я… — шепчет она, дрожит, но глаза открыты.

— Ты цела? — кричит Аза. — Руки, ноги — целы?

— Аза, заткнись, она щас от твоего рёва кони двинет! — шиплю я, пытаясь его угомонить. — Звони в скорую!

Наклоняюсь к девчонке, отодвигаю пальцем рыжие пряди, прилипшие к лицу и помогаю ей лямочки завязать.

— Нигде не болит? — спрашиваю, стараясь быть спокойнее.

Она пытается сесть, морщит лоб, голос хриплый:

— Что случилось? — спрашивает.

Оглядывается и видит кровавое тело. К моему ахеру, не визжит от вида крови, а спокойно спрашивает:

— Мика, ты жива?

Мика лежит, уткнувшись лицом в липкую, не высохшую после дождя грязь, причём ровно так лежит, как на процедуре у массажиста. Я даже не уверен, стоит ли её трогать. Не знаю, что там под ней. Может, на штырь какой приземлилась брюхом? Иначе откуда кровь? Лучше не лезть, пока врачи не прикатят, а то ещё обвинят, что я тут следы преступления затираю.

— Жива, — вдруг отзывается Мика, едва слышно.

Я в большем ахере. Ушам не верю. И глазам. Она шевелится! Не просто шевелится — двигается.

— Аза, что там со скорой? — кричу я, не отрывая взгляда от Мики.

Если с рыжей всё более-менее ясно — жить будет, — то Мике точно нужна помощь, и срочно.

— У тебя кровь, — говорю я ей, стараясь не паниковать. — Надо перевязать. Аза, тащи аптечку!

Пытаюсь сообразить, как её перевернуть, чтобы не навредить, и понять, что перевязывать. Но девчонка вдруг сама переворачивается, довольно живо, и пытается подняться.

— Не надо, я сама! — рявкает она, отталкивая мои руки. Встаёт, пошатываясь, оглядывается. Её взгляд падает на разбитый мопед. Она замирает в ужасе, а потом раздаётся охренительно громким рёвом:

— Не-е-ет!

Та, что без трусов, подходит к ней, обнимает, пытается успокоить, шепча что-то на ухо. А я стою, как дурак, и не понимаю, что происходит.

— Блин, Даур, сеть не ловит! Не могу до скорой дозвониться! — запыхавшись, подбегает Аза с аптечкой.

— Не надо скорую! — горько плачет Мика. — Что вы сделали с моим мопедом?!

— Мопедом?! — не въезжаю я. — Это же просто железка! Вам к врачу надо, обеим! Пойдёмте в машину, мы отвезём вас в больницу!

— Да какая, блин, больница?! — орёт она, смахивая слёзы и грязь с лица.

— У тебя кровь, девочка! Показывай, где кровит, или я сам начну искать! — говорю на полном серьёзе и выдираю аптечку из рук Азы.

— Душа у меня кровит! — выпаливает она, складывая руки на груди. — Вы мой мопед угробили!

Я хренею ещё больше, а Аза склоняется ко мне и тихо шепчет в ахере:

— Кажется, у неё крыша поехала.

— Это посттравматический шок, — делаю я заключение.

Стоять и пялиться на её мопедные страдания в мои планы не входит. Хочу быстрее запихнуть девчонок в тачку, отвезти в больницу, дождаться ментов, лишиться прав и отхватить свой условный срок. Видимо, судьба у меня такая — попадать в ментовку в Жасулановской дыре. При всей моей скандальной личности, в ментовке я был всего раз, и то десять лет назад. Угадайте, где? Да, угадали! В этой самой чёртовой дыре, куда я прусь. Тогда одна мегера засадила меня на пару дней за то, что я её мелкой копии косички отфигачил. Разборка была вселенского масштаба. Даже отец примчался из города, но ни он, ни дядька не смогли уломать эту ведьму. Баба — железобетон, принципиальная до тошноты. Всю кровь из нас высосала. Не дай бог такую в родственницы, а то и хуже — в тёщи.

С тех пор в Жаркент я ни ногой. Видимо, и в этот раз зря попёрся.

— Отвезите нас домой, — вдруг заявляет та, что без трусов, но, походу, с мозгами.

— Серьёзно? Не в больницу? — я вглядываюсь в её лицо, пытаясь понять, адекватная она или тоже поймала посттравматический шок.

— Точно, — кивает она. — Только мопед захватим, — добавляет.

Да ради бога! Мопед, трусы, сандали — всё, что угодно, лишь бы скорее закончить с этим.

— Слушай, ей рану перевязать надо, — шепчу беструсовой, взглядом указывая на неадекватную, — ещё скопытится у меня в машине от потери крови. У неё же что-то кровит!

— Да ничего у меня не кровит! — взрывается «неадекват в крови». Услышала всё-таки. Не уши, а локаторы. — Вернее, кровит, — рявкает она, выхватывая у меня аптечку. — Но ничего! Выживу! — бросив мне в лицо, топает с аптечкой к деревьям и скрывается за ними.

— Это она куда? — спрашиваю в ахере, хотя ахеревать дальше некуда.

— Рану перевязать, — отвечает рыжая. — Вода у вас есть?

Аза бросается к машине, достаёт литровую бутылку «Tassay» и протягивает ей.

— И всё, что ли? — морщит нос девчонка. — Пятилитровой нету?

— Сорян, всё, что есть, — виновато мямлит Аза, разводя руками.

— Тогда мопед в багажник! — приказывает она и чешет туда же, куда свалила неадекватная.

Мы стоим, пялимся ей вслед, и я на сто пудов уверен: Аза, как и я, сомневается в реальности происходящего.