Стукач

Часть пятая

Генрих Кроуд — нынешний вождь российских немцев в Германии и медийная персона. У него борода как у Фиделя Кастро и такое же революционное прошлое.

Правда в отличие от своего кумира, который ещё в юности заболел марксизмом Генрих в молодые годы болел только гонореей и на марксизм ему было плевать.

Но зато он успел получить кандидатскую степень и теперь с гордостью всегда добавлял к своему имени приставку — доктор. Доктор Кроуд, это звучит весомее чем просто Кроуд.

Получил известность он благодаря рыбе — пангасиусу.

Именно она послужила отправной точкой его политической карьеры и стала темой его диссертации.

По внешнему виду эта рыба напоминает акулу, только маленькую. Можно даже сказать комнатную. Одна из её особенностей, то, что она необычайно прожорлива.

Это рыба - хищник. Она всеядна. Питается фруктами, растительной пищей, рыбой, моллюсками. В ее рацион входят анчоусы, сардины, ставрида, скумбрия. Говорят, что большая стая этой рыбы за два часа может съесть даже некрупного аквалангиста. Обожает планктон.

В желудке отдельной особи можно обнаружить всякую всячину, начиная от мелкой рыбёшки и кончая найденными в воде обломками кораблекрушения. Взрослая особь пангасиуса вырастает больше метра и может весить более 45 килограмм.

Именно поэтому идея разведения этой чудо-рыбы так же как и идея клонирования мамонтов завладела умами членов политбюро.

Генрих Гурьевич Кроуд в те далёкие времена жил жил в небольшом украинском городке Жмеринка и работал в должности старшего ихтиолога Жмеринского отделения Азовского научно-исследовательского института рыбного хозяйства.

В начале восьмидесятых Кроуда командировали на Чёрное море с целью отлова молоди пангасиуса.

Амбициозный и предприимчивый Кроуд решил не только доставить рыбу по назначению, но ещё и попутно защитить диссертацию, обосновав в ней целесообразность разведения рыбы пангасиус для выполнения Продовольственной программы.

Планировалось посадить в садки партию молоди пангасиуса и доставить её в Жмеринское отделение наук СССР.

Вместе с ним отправились двое спившихся младших научных сотрудников, переведённых в лаборанты, в качестве подсобной физической силы. На побережье Чёрного моря как раз установилось прекрасное бабье лето. Лаборанты не проявляли никакого рвения по поводу своего задания. Они хорошо устроились на базе Черноморрыбвода,играли в подкидного и терс, пили домашнее виноградное вино и ели уху из рыбы, которую туда регулярно подбрасывали коллеги из рыбнадзора.

Видя такую «расслабуху», Кроуд плюнул на своих помощников и за несколько бутылок водки нанял на работу местный бичей.

Надо отметить, что сам процесс отлова молоди пангасиуса дело вовсе не простое, поскольку стайки мальков этой рыбы чрезвычайно проворны и без труда уходят от всякой опасности.

Обитают эти мальки только в мелководных морских заливчиках и лагунах с глубинами 10-20 см, под которыми находится толстый слой ила. Не трудно себе представить внешний вид людей, гоняющиеся с бредешком и сачками по таким местам. Во-первых, бегом получается только первые несколько метров, с берега. А дальше ноги вязнут в иле, и перемещаться можно только барахтаясь и ползком в зловонной грязи.

Но несмотря ни на что, отлов молоди прошёл успешно.

Кроудовской артели, состоявшей из без пяти минут аспиранта и деклассированного элемента удалось отловить около 2 тысяч штук молоди и посадить их в садки.

Оставались пустяки, переселить рыбу в резервуары с водой и кислородом и доставить её на базу.

Бригада рыбаков тем временем решила отметить завершение путины.

Поставили стол, развели костер.

Генрих почистил рыбу, положил в котёл всё, что нужно для ухи, и повесил на огонь. Вскоре аромат ухи защекотал ноздри рыбаков.

Пока уха остывала, рыбаки выпили по стакану, потом по второму.

Кроуд пошёл проверить состояние будущих мигрантов.

Именно они должны были стать гарантом его успеха.

Увиденная картина Кроуду не понравилась.

Десятки чуть живых особей обречённо дрейфовали в садках, едва шевеля плавниками.

Кроуд, чувствуя себя без пяти минут кандидатом ихтиологических наук, решил, что рыба скорее всего подыхает.

Но местные бичи, выросшие на море пояснили, что такое поведение обычно для ограниченного пространства и порекомендовали плеснуть рыбке водки!

Может, кто не поверит, но оказывается применение 40 градусного напитка в аквариумистике – это не шутка, а реальное и эффективное средство в решении некоторых вопросов. Применяют такой метод, в тех случаях, когда произошло резкое обрушение температуры аквариумной воды, от которого рыбки находятся при смерти – лежат на дне, ели дышат и не шевелятся.

Но в случае принятия такого радикального решения рекомендуется влить в резервуар совсем немного водки. Примерно грамм тридцать на 100 литров аквариумной воды. Осуществив такую манипуляцию значительно возрастают шансы спасти рыбок.

В этом нет ничего удивительного, потому что даже Владимир Высоцкий пел об этом в своей песне: «А я вылил водку в аквариум, пейте, рыбы, за мой день рождения».

Будущий аспирант достал из кармана свою любимую фляжку, щедро налил рыбкам, потом сделал мощный глоток сам, закрыл глаза, и представил себя кандидатом наук, а потом доктором, а там глядишь и чем чёрт не шутит... академиком!

Спал он удивительно хорошо.

Рано утром когда ещё было совсем темно на попутном колхозном молоковозе съездил в город, направил руководству телеграмму о досрочном выполнении задания.

Но вернувшись в лагерь он застал членов своей артели спящими в палатке, а большую часть рыбок плавающими в воде кверху брюхом.

Молодой ихтиолог интуитивно почувствовал, что его обманули и с аспирантурой он элементарно пролетает.

И тогда рассвирепевший Кроуд пинками и тумаками подняв своих ещё не окончательно протрезвевших компаньонов приказал им всю передохшую рыбу скинуть в Молочный лиман. Распорядившись уцелевшую молодь срочно доставить на базу, сам тем временем рванул в Жмеринку.

Кроуду удалось выкрутиться из этого положения и поступить в аспирантуру. Через несколько месяцев он уже начал забывать об этом случае.

Но уже через год рыбаки выловили в Молочном лимане несколько экземпляров невиданной рыбы весом от 300 до 360 грамм.

Отличалась эта рыба от привычной тем, что у нее было вытянутое туловище, напоминающее веретено. Крупная чешуя располагалась даже на голове. Цвет был серо-серебристый, оттенок на спине темный.

Как оказалось опоенная Кроудом рыба не сдохла, а всего лишь впала в алкогольную нирвану. Брошенные в воду незаконные рыбьи мигранты, не только выжили в непривычных условиях, но и успешно закрепились на чужой территории и стали её успешно осваивать.

В апреле 1982 года в том же лимане браконьеры выловили двух икряных самок, весом более трёх килограммов каждая, а также одного половозрелого самца.

В 1983 году, была отмечена уже массовая миграция пангасиуса в Азовское море. К настоящему времени миграция пангасиуса достигла и бассейна Средиземного моря.

К концу 1980-х годов пангасиус стал просто бедствием в Азовском море, Молочном лимане и Восточном Сиваше, потому что вместе с илом он пожирал икринки и мальков других видов рыб. Косяки прожорливой рыбы словно тучи саранчи уничтожили всю околоводную растительность вместе с рыбацкими сетями. Сегодня пангасиус известен как самый страшный хищник.

Рыбаки всего мира поклялись утопить Кроуда в самой вонючей луже.

* * *

После того как провалился проект восстановления республики и большая часть российских немцев уехала в Германию Кроуд срочно вернулся на Украину, где в то время как раз возникла инициатива по созданию автономии немцев бывшего СССР.

С появлением Кроуда инициатива вновь сошла на нет, вопрос заболтали и советские немцы опять оказались у разбитого корыта-без республики, в страхе за настоящее и без надежды на будущее в этой стране.

Ну, а Кроуд вдруг возник в Германии, где принялся усиленно прорываться в Бундестаг – создавал переселенческие партии, вступал в ультрарадикальные движения.

Последнее, в чем он проявился, была попытка создания «Правительства российских немцев в изгнании».

Эту инициативу, поддержало ноль целых семь сотых  процента российских немцев, отчего к Кроуду прочно приклеилось прозвище - агент  0,07.

Забавно, но дядюшка Шульц иногда и сам называет общество «Зарождение» не иначе как «Вырождение». Чем уж оно ему насолило не представляю.

* * *

Жизнь профессионального революционера, каковым безусловно являлся Кроуд, всегда чревата профессиональными рисками. Тот кто об этом забывает и пренебрегает правилами собственной безопасности, как правило становится объектом скандалов, жертвой репортёров и участником судебных разбирательств.

Если же революционер пытается одновременно отдаться двум своим низменным страстям, режиму и революции, ему нужно быть осторожным вдвойне. Генрих Гурьевич был не дурак и это понимал очень хорошо.

Он максимально оберегал себя, считая что рано или поздно должен возглавить свой народ в качестве президента ли на худой конец - канцлера.

Но скажи ему– ты вождь, поэтому ради счастья народа должен взойти на эшафот. Вождь бы бы покрутил у виска пальцем и спросил, уж не дурак ли ты мил человек? Если меня поведут на эшафот, то кто же вас тогда поведёт в светлое будущее?

Сбежав от своих бывших соратников в Германию, борец за счастье российских немцев долго приглядывался к чему бы ему применить свои силы и революционный опыт.

Как главный заступник обездоленного народа, он считал, что не имеет права бездействовать. Будучи много лет медийной фигурой он привык всегда находиться в центре внимания. Чтобы о нём писали и говорили, мужчины искали с ним дружбы, а дамы предлагали бесплатный интим.

Кроме того, он ведь был профессионалом, который в отличие от любителя должен получать деньги за свою деятельность.

Денег же катастрофически не было. Социального пособия, которым его ежемесячно одаривало германское государство, чтобы он не протянул ноги явно не хватало.

Оказавшись на обочине большой политики он долго не мог поверить в то, что его поезд уже ушёл и он никому не нужен. Ни своей старой Родине, ни вновь приобретённой.

Поэтому днём и ночью Кроуд без устали морщил лоб, пытаясь заставить работать свой интеллект.

Не спал ночами. Его клочковато-рыжая борода задумчиво торчала из под одеяла, натянутого под самый подбородок.

В голове крутилась только одна мысль. Нужны были деньги. Но деньги мог дать только тот, у кого они были. И лишь на то, что ему было интересно.

На фоне такой невеселой обстановки, Кроудом было принято решение собрать ещё живых стороников. Об­судить меж собой, за рюмкой чая сложившуюся ситуацию, поискать пути выхода из очередной «революционной задницы».

В начале января на квартире Кроуда собралась разношерстная компания крикливых, плохо одетых людей. «Старая гвардия»-как написали потом в газете «Ост-Вест-Пилорама».

На столе для конспирации стоял самовар с бубликами.

Гвардейцы были уже не те. Многие постарели, поблекли и потускнели.

Рядом с Кроудом уселся бывший профессор Гальдер. По комнате стал распространяться запах голубых сыров Бри и Камамбера. Революционные соратники стали тактично переглядываться. Источником запаха был Гальдер. Он всю ночь поездом ехал в Берлин и не снимал ботинок.

Кроуд, взбешенный тем, как пахнет от носков профессора, поспешил озвучить повестку собрания. Он был как никогда ре­зок и исполнен решимости.

Демонстративно запер двери и окна и заявил, что никого не выпустит, пока не будет найдено решение.

После этого, собрание загудело подобно рою шмелей. Одна нелепая идея следовала за другой. Бывший профессор предложил создать новую газету, а его назначить редактором.

Газета, по его замыслу, также как когда-то ленинская «Искра» должна была нести правду в массы российских немцев, угнетаемых нынешним правительством ФРГ.

Кроме того, выпуск газеты должен был послужить сигналом далёкой Родине, что её сыны ждут воссоединения с далёкой отчизной.

Ему вторил бывший математик Виктор Мюллер, по прозвищу — Витя Штирлиц. Только на место редактора он предлагал себя.

Роберт Моисеевич, услышав такие слова, оскорбился, позеленел от злости, а затем побелел и назвал конкурента - ренегатом.

Профессор и математик дискутировали очень эмоционально, порой переходя в споре грань приличий. Побеждал профессор. Гальдера поддерживал любимый ученик Генрих Дауб. Будучи большим любителем злых слов он что-то недоброжелательно выговаривал Мюллеру.

Остальные участники собрания вели себя сдержанно, пытаясь не идти на поводу чужих эмоций.

Кроуд дождался, когда все выговорятся, а потом встал с места. Гвалт затих, воцарилась гробовая тишина.

– Надо вывести на улицы наших людей! - Чеканя слова сказал он. - Надо показать Меркель, что мы сила и нас нельзя игнорировать как каких-то турок.

Надо только найти подходящий повод для объявления военных действий!

Идея Кроуда, при всей ее аванюристичности, пришлась ветеранам по душе. Она давала надежду, вселяла веру в то, что они ещё ого-го! В ней присутствовала романтика революции, в словах Кроуда слышался призывный крик буревестника.

Профессора как человека принципиального, неуживчивого и изрядного кляузника решено было поставить ответственным за официальную пропаганду.

А сам Кроуд решил первым же утренним рейсом лететь в Москву, чтобы заручиться поддержкой российских СМИ и разжиться деньгами на организацию революционной работы.

Бывший профессор умчался на железнодорожный вокзал, чтобы засветло вернуться домой и взяться за работу. Остальные участники собрания похватав куртки и плащи, устремились по распределённым объектам. А вождь закрылся в туалете, чтобы продумать план в тишине и одиночестве.

Через какие-то две или три недели по всем российским каналам прошла новость, что сирийские иммигранты увезли в машине и несколько часов насиловали несовершенолетнюю русскоязычную девочку по имени Лиза.

Внезапно во всех немецких городах появились большие группы людей, громко говорящих по-русски.

Это были представители четвёртой волны эмиграции, проживающие в Германии. Возмущённые бездействием полиции они требовали отставки правительства Ангелы Меркель.

Поздним январским вечером несколько мужчин в масках, выкрикивающие слова на русском языке, атаковали лагерь мигрантов.

На следующий день материал с заголовком «Берлин: изнасилована несовершеннолетняя — полиция бездействует» появился на принадлежащем российскому информационному агентству «Россия сегодня» немецкоязычном портале “Sputnik”.

Всё эти события стали даже причиной дипломатического скандала с участием министров иностранных дел России и Германии.

За всеми этими событиями угадывалась рука опытного сценариста.

Генрих Кроуд оставался в тени и на трибуну не стремился. Уклонялся от интервью. Наблюдал. Анализировал. Народ немного пошумел и разошёлся по домам.

Но власти струхнули. Подтянули полицию. Потом опомнились и сделали всё по немецки чётко. Провели тщательное расследование, в ходе которого установили, что девочку никто не насиловал. Она уже давно встречалась со своим молодым человеком, который был старше неё и за два года до описываемых событий начала жить с ним половой жизнью. Причём любила весь процесс снимать на камеру. Эта плёнка и послужила основой разбирательства.

И тогда германские власти задали себе вполне логичный вопрос. Если не было похищения и изнасилования, кто же тогда и зачем вывел людей на улицы?

Учитывая, что все события усиленно транслировало российское телевидение, а Кроуд в те самые дни, чуть ли не ежедневно летал в Москву вывод напрашивался сам. Москва! Кремль!

История девочки Лизы обещала превратиться в уголовное дело теперь уже против самого доктора Кроуда.

Поняв, что на этот раз он засветился по крупному Генрих, как было принято у профессиональных революционеров, решил уходить на нелегальное положение.

В ожидании нешуточных разборок нужно было либо срочно рвать когти, либо залечь на дно.

Кроуд решил не рисковать. Воспользовавшись суматохой он ис­чез, как будто его и не было. Можно было только удивляться, с какой прытью, скрылся от опасности этот довольно крупный и с виду неуклюжий человек.

Но прочно лечь на грунт и притвориться морской ракушкой не получилось. Внезапно, германский журнал «Фокус» назвал его русскими шпионом.

Дело грозило принять совсем уже дурной оборот.

* * *

Август 1991 года для сотрудников КГБ выдался жарким, не по сезону.

21 августа, когда разгоряченная толпа готовилась штурмом брать здания на Лубянке бумагорезательные машины во всех кабинетах работали на полную мощность. В коридоре и кабинетах стояли канистры с бензином. Чекисты уничтожали папки с личными делами агентуры.

22 августа в 16.00 сотрудники КГБ получили команду собрать все документы в мешки вынести во двор и облить бензином. Но спустя час команду отменили.

Доподлинно неизвестно, кто спас тогда Россию от большой крови Господь или дьявол.

Но многотысячную толпу от главного зания Лубянки увели.

Если бы папки с личными делами агентов попали в руки демократов все улицы были бы залиты кровью стукачей.

Последующее расследование показало: 19 августа, в первый день переворота лишь единицы среди чекистов выступили против ГКЧП, подавляющее большинство — либо участвовало в перевороте, либо выжидало.

Как раз в дни путча пришёл приказ о присвоении майору госбезопасности Скучихину звания подполковника. Он пришил на китель новые погоны и на следующий день подал рапорт об увольнении.

С сентября 1991 года работал экспертом в Комиссии Президиума Верховного Совета РФ по расследованию причин и обстоятельств переворота.

Ещё через какое-то время стал весьма успешным адвокатом.

Постепенно разочаровался в КГБ и из его сторонника превратился в критика и обличителя системы. Впрочем, разочарование в деле, которому он служил не помешало ему собрать и сохранить досье на многих лидеров немецкого движения того периодa.

Говорят, что после увольнения Скучихин получил загранпаспорт и выехал за рубеж, где на конспиративной квартире имел встречи с сотрудниками Ведомства по защите Конституции ФРГ.

Я позвонил Штайгеру и мпросил, мог ли Скучихин сдать свою агентуру? Тот задумался.

- Кого-то мог, - выговорил он, - Скучихин был стратег. Ради достижения цели, он мог пожертовать менее значительной фигурой. На конференции журналистов он же ведь практически назвал имя Курта Видмайера, который по заданию комитета вбросил тему калининградского варианта республики.

– А Кроуда?- не отставал я.

– Кроуда? - Ещё сильнее задумался Толя.- Нет. Кроуда не мог. Они же спали чуть ли не в одной постели, в гостинице всегда номера рядом. Дверь в дверь. Даже после своей отставки Скучихин постоянно держал его в зоне своей видимости. Кроуд ему был нужен для какой-то цели. Хотя у Скучихина где-то был архив. Он не доверял ни своим коллегам, ни самому Кроуду! Поэтому на случай своей внезапной кончины где-то прятал магнитофонные записи. И ещё...

Штайгер перешел на звучный шепот.

– Если судьба всё же столкнёт тебя с Кроудом ты должен знать, что даже непосредственный начальник Скучихина генерал Бобков называл его негодяем. Сам генерал считал Кроуда законченным мерзавцем. Это было сказано в присутствии людей, которые были приглашены на очень важное и высокое мероприятие, где обсуждали вопросы по российским немцам.

* * *

С возрастом остаётся всё меньше старых друзей. Некоторые удерживаются лишь памятью прошлого.

Зато с каждым новым днём проживания в Германии появляются новые друзья и знакомые. Оказалось, что один из них когда-то жил в том же посёлке, что и я.

Русскоязычные газеты писали о нём:

«Александр Эдуардович Приб историк, писатель, публицист – родился в месте спецпоселения Новосибирской области, куда были депортированы его родители.

Там же он закончил среднюю школу, после этого служил в Советской армии в должности инструктора по вождению средних танков.

На исторической родине работал директором сельской школы в сибирской глухомани. В эмиграции написал пятнадцать книг и прославился своими дерзкими политическими высказываниями».

Все писатели — люди не конструктивные. Даже самые выдающиеся. Достоевский... Гоголь... и Ги де Мопассан сошли с ума.

Михаил Булгаков, Юрий Олеша, Веня Ерофеев- спились. Юрий Галич повесился, Нил Генри перерезал себе горло бритвой.

Достоевский, Жигулин, Губерман отбывали срок в лагере. Тарас Шевченко добровольно сгубил себя водкой и триппером, который тогда лечили ртутью.

Писатель- это самоубийственная профессия. Если литература слишком богата, значит, нация обладает повышенным процентом неуравновешенных импульсивных индивидуумов.

Саня считает себя солдатом в мирное время.

Причём в звании как минимум полковника. Только в штатском.

Из тех, что спят с пистолетом под подушкой.

- Хочешь мира, готовься к войне! - Говорит он, полоща в пиве свои щегольские усики.

Когда Приб что-то твердо решает, ему действительно плевать на все второстепенные обстоятельства. Во время войны он бы обязательно с боем захватил вражеский штаб и стал бы героем. Правда, потом бы наверняка выяснилось, что враги были готовы сдаться сами, но на эти мелочи Саня плевал, поскольку вырос в советской стране, в которой как известно, - к победе идут только через трудности. Вот потому в России всегда полно героев.

В любой компании есть такая противоречивая натура- умница, книгочей и философ с университетским образованием. И одновременно мятежник, хулиган и забулдыга.

Обладая взрывным характером революционера он часто вредил себе опасной, дерзкой прямотой.

После второго стакана становился опасным. Заметив проявление недоброжелательности, не выбирал выражений.

Сначала мы с ним подружились, потом разругались, затем снова

помирились. Но подозреваю, что не надолго.

Во время первой встречи просил называть себя- комбат. Во время ссор я зову его контуженным комбатом.. Не по причине боевого ранения. Приб не воевал. Его травмировало танковым люком, когда он по пьянке пытался выбраться из танка.

Полгода назад мне позвонил Приб. Он как всегда хрипел и матерился, не желая выходить из образа комбата.

– Есть такой Виктор Тренкеншу. Живёт недалеко от меня. Я знаю его уже много лет. Тренкеншу – бизнесмен и миллионер. Строит дома. Покупает ободранные и заброшенные квартиры. Делает в них косметический ремонт. Продаёт. В общем далеко не самый худший тип проклятого капиталиста…

Но самое главное, он был вхож в высокие кабинеты. Дружил со Скучихиным. Когда то служил вместе с известным лётчиком Покрышкиным.

О Скучихине я слышал от Штайгера. Они были знакомы.

О Покрышкине мне рассказывал мой бывший командир полка. Во время войны он был техником-оружейником его самолёта.

Вопреки официальной пропаганде настоящие фронтовики Покрышкина не любили. В 1947 году в Новосибирске, где он балотировался в депутаты Верховного Совета СССР его закидали тухлыми яицами и обложили матом безрукие и безногие ветераны. Таким образом они высказали своё мнение по поводу инициативы Покрышкина отменить наградные деньги.

Приб замолчал. Звякнул стакан.

– Ты слушаешь меня?

Я кивнул головой.

– Так вот... Виктор хочет, чтобы о нём знали все. Чтобы ты написал о нём книгу. Он создал собственную партию, которую наши идиоты развалили своими склоками!

Но он не хочет баллотироваться в бундестаг. И ему не нужно общественное признание! Он просто хочет, чтобы люди знали, среди нас есть не только Гальдеры, но и настоящие герои- подвижники.

Приб перевел дыхание. Его тон стал вполне миролюбивым. Меня всегда поражало его умение мгновенно усмирять свой гнев.

Мои мозги, отравленные вчерашним алкоголем, соображали плохо.

– Зачем,— спрашиваю,—мне надо писать книгу о каком-то Тренкеншу?

Приб помолчал. Потом спросил веско и строго:

– Ты тупой?

Из деликатности я промолчал.

– Я же тебе уже говорил, напишешь книгу. Тренкеншу тебе хорошо заплатит.

На эти деньги ты напишешь и издашь книгу о движении немцев за свободу!

Я промямлил, что идея хорошая, но мне надо подумать. Обсудить детали с умными людьми.

– Даю тебе неделю!- Строго сказал Приб.

В следующие выходные я уже ехал в Санкт- Августин.

Мне открыл дверь седой и очень подвижный старикан, с живыми глазами.

На вид ему было шестьдесят, но позднее я выяснил, что по паспорту ему почти восемьдесят. Обычно с нашими людьми всё бывает наоборот.

За его спиной стояла также немолодая, но очень приятная женщина.

Старикан назвал своё имя, пожал мне руку. Спросил.— Вы давно из Союза?

—Да вот, скоро уже пятнадцать лет на чужбине,— ответил я. —А пока десять.

Он засмеялся. Его смех был звонким и заразительным, как у ребёнка.

Потом посмотрел на меня испытующим взглядом.

– Итак, чем могу служить?

Я воодушевлённо приподнялся:

–- Видите ли... Я собираюсь написать книгу. На мой взгляд, это будет гениальнейшее повествование, которая станет бестселлером. Там встречаются все известные в Германии персоны- Гейгерт, Куклов, Гроуд, Леопольд Иванович Германн и другие. Книгу раскупят они сами, их знакомые, родственники, знакомые родственников.

– В чём будет заключаться моя роль?

– Вы дадите деньги на издание книги.

Тренкеншу достал из кармана калькулятор.

Женщина вышла. Через минуту принесла бутерброды и кофе. Почему то одну чашку.

Я достал из портфеля свою книжку.

– Наша книга будет выглядеть примерно вот так. Для начала мы издадим её тиражом в пятьсот штук. Её себестоимость обойдётся нам в две- две с половиной тысячи евро. Запускаем в продажу по десять евро. Через пару месяцев имеем выручку в две- три тысячи евро.

На эти деньги снова издаём книгу, уже большим тиражом. За то время, пока она будет продаваться будет написано продолжение.

Я замолчал. Перевёл дыхание.

Виктор стал нажимать какие то кнопки. Шевелил губами, задумчиво глядя в окно.

Затем положил калькулятор на стол, сказал:

– Окей! Оставь мне свою писанину. Я с ней ознакомлюсь. А сейчас у меня по расписанию завтрак. Позвони мне через две недели.

Уже на выходе я стесняясь спросил:

– Виктор, я слышал, что вы служили вместе с лётчиком Покрышкиным?

Старик задумался. Потом небрежно бросил.

– Да! Я был у него водителем во время срочной службы.

Это прозвучало так, будто водителем у Виктора был сам Покрышкин.

* * *

Через неделю Виктор позвонил мне сам. Он сказал:

—Твой проект убыточный, но рукопись мне нравится. Сколько тебе нужно на издание книги? Три тысячи? Я дам тебе пять!

Кроме того, прямо сегодня тебе отправят очень важные документы, касающиеся нашего движения. Я их ещё не изучал, не хватает времени. Но ты в них разберёшься.

Через два дня почтальон принёс мне толстый пакет, в котором я обнаружил несколько магнитофонных кассет и толстую общую тетрадь, исписанную мелким убористым почерком.

Адреса отправителя на конверте не было.

Но никаких обещанных денег я не получил. Водитель Покрышкина, ставший миллионером наверное просто забыл о своём обещании. Миллионеры, как я заметил, не только люди прижимистые, но ещё и забывчивые.

Огорчённый и растроенный я бросил пакет в ящик стола и забыл о нём.

Сейчас я уже не переживаю по поводу денег и издания книги. Не получилось — значит, не получилось Не судьба. Может, так и лучше. В конце концов, мне уже почти шестьдесят лет, возраст, достигнув которого нужно удовлетворяться достигнутым.

* * *

Европейцем становишься незаметно.

Постепенно перестаешь обращать внимание на мелочи: что автобусы и поезда приходят в соответствии с расписанием.

В них не наступают на ноги и не выясняют отношения. В магазинах и учреждениях никто не лезет без очереди, продавцы не хамят и не обвешивают. Даже близкие друзья перед тем перед тем как зайти в гости за несколько дней предупреждают об этом по телефону. Что после десяти вечера не принято звонить по телефону.

Что поздравляют не с Новогодними праздниками, а с католическим Рождеством. В гостях не принято кормить обедом, что кроме русской речи на улице слышатся немецкие, английские, итальянские и ещё чёрт знает какие слова.

Просьба «сделай мне термин» означает лишь просьбу назначить время встречи, и не более того…

Если ты звонишь какому-нибудь своему приятелю работающему таксистом или парикмахером он может испугать тебя одной фразой

– Позвони мне попозже, я сейчас имею клиента!

* * *

С тех пор прошло несколько лет.

Затянувшийся на несколько лет поединок с жизнью за право занять в ней какое-то место, тоже мало способствовали вдумчивому освоению того, что произошло на моей родине и выяснению собственной позиции в этом вопросе.

Мои отношения с литературным обществом сначала охладели, а потом сошли на нет. Причина совсем не в том, что мне разонравились писатели и поэтессы. Или они разочаровались во мне.

Напротив. День ото дня они мне нравились всё больше и больше. Надеюсь, что это чувство было взаимным.

Выражаясь напыщенно, всё это время я творил. То есть работал. Правда, без зарплаты.

Мой сын шутил, -«ты похож на российского президента. Пашешь как краб на галерах, а толку нет. Пишешь, рвёшь, снова пишешь и снова рвёшь».

Слава Богу, что он не сравнил меня с Гоголем, в период, когда он сошёл с ума. Тогда было бы совсем худо.

Но я не только рвал. Кое- что я складывал в ящик стола. До лучших времён.

Так я написал четыре повести и один роман. Часть из написанного удалось издать. Меня даже приняли в Союз писателей.

Моя мама была права, когда говорила: «Истинный талант всегда пробьет себе дорогу. Рано или поздно состоится. Надо только работать, добиваться… «

Толя Штайгер умер. Остановилось сердце. Но я сдержал данное ему слово.

Толя, если ты меня слышишь: я все-таки написал книгу о Роберте Гальдере.

Думаю, что теперь он уже никому не причинит вреда.

Я так и не разбогател, но на жизнь как-то хватало. Иногда оставалось даже на какие-то поездки по миру.

Меня периодически приглашали в ЦДЛ. Это Центральный Дом литераторов в Москве, на Большой Никитской улице. Там постоянно бьёт неиссякаемый фонтан из скандалов, интриг и литературных сплетен. Такая современная «Воронья слободка».

Меня награждали сувенирными и ненастоящими медалями. Давали какие- то грамоты.

Московская писательская организация в очередной раз пригласила меня для вручения какой-то премии. Сначала ехать не хотелось. С годами мне всё меньше нравилось путешествовать.

Я не рассчитывал на премию, не старался угадать, кто победит, предполагая, что все заранее распределено.

Но потом представил, что мне наконец то дадут «Золотое перо» и дрогнул.

Кстати, мои ожидания не оправдались. Мне вручили слоника в каком- то бархатном мешочке и бутылку водки. Но это было потом.

Через два дня мне позвонил Гальдер. Он по прежнему демократично обращался ко мне на ты. Я ему интеллигентно выкал. Мы не виделись с ним лет пять.

—В общем-то, я по делу,— бодрым голосом сказал доктор филологических наук.

Я напрягся. Звонок и вступление не обещали ничего хорошего.

—Весь внимание.

За окном, со стороны спортивной площадки раздавался упругий стук теннисных ракеток.

– Дело в том, что мы готовим подборку статей под названием- «Россия, глазами соотечественников».

—Не понял. При чём здесь я?

 В голосе Гальдера появились интонации безграничной усталости.

Он ответил мне с едва скрытым раздражением.

– Россия поднимается с колен. Сейчас там прогрессивный и мыслящий президент. С тоталитарным прошлым покончено. Ты должен помочь нашей Родине, с которой нас многое связывает.

Я начал лихорадочно прикидывать варианты. Отказываться или не отказываться от такой нагрузки. С одной стороны почему бы не помочь Родине? Хоть и бывшей. С другой- на кой х**н мне это нужно?

Прогрессивного президента я знал. Вернее видел. По телевизору.

Когда его спросили, что случилось с подводной лодкой «Курск», он обескураживающе развёл руками.

«Она утонула»!

Ещё через несколько дней, когда по телевизору показали чёрных от горя матерей и жён, он презрительно бросил:

– Наняли блядей, по десять долларов!

Но в разговоре с Гальдером сработала проклятая врождённая деликатность. Я согласился.

Провожал в аэропорт Саня Приб.

– Удачи. Если не получишь премию, не переживай. В этом деле, как на Олимпийских играх, главное — не победить, а участвовать.- напутствует он меня перед входом в зал досмотра.

– Кланяйся родным берёзам!- Успел крикнуть Саня перед тем как его лицо скрылось за спинами других пассажиров.

Полёт длился чуть больше трёх часов. Я задремал в кресле.

* * *

Михаил Веллер писал, что отличие туземного государства от цивилизованного замечаешь уже в международном аэропорту.

Ранним воскресным утром я подал на паспортном контроле в «Шереметьево» свой российский паспорт. Пограничник долго изучал страницы. Несколько раз сличал моё лицо с фотографией на паспорте. На хмуром лице уверенность в том, что перед ним агент иностранной державы.

Я немного нервничаю. Месяц назад мой паспорт вместе с рубашкой оказался в стиральной машине. Я вовремя о нём вспомнил.

Прапорщик недружелюбно смтри на растёкшиеся от воды буквы:

– Это что?

Спешу развеять его подозрения.

– Это не то что вы подумали!

– В смысле?

– Это слёзы!

– Слёзы? Чьи?..

– Мои. Не хотел покидать Россию!

Пограничник задумался. Помедлил, потом нехотя вернул паспорт. Но вернул с таким видом, словно сказал, ладно иди, пока ты свободен. Но я тебя запомнил!

Где-то я читал, что российским пограничникам и таможенникам рекомендуют прививать людям страх и вгонять в ступор, особенно бывших соотечественников – чтоб знали своё место, суки!

Мне немного не по себе. Почему-то страшновато. Видно, я ещё не до конца выдавил из себя раба.

Наверное поэтому, я, почти подобострастно желаю ему хорошего дня!

* * *