Стукач

Часть четвёртая

Леопольд Иванович Герман жил в Берлине и ещё при жизни стал легендой.

Большинство этих легенд он придумал о себе сам. В них правда была перемешана с мюнхаузеновским враньём, да так, что одно уже было неотличимо от другого.

Он называл себя профессором. Говорил, что мальчишкой из Одессы был вывезен в рейх и служил в вермахте. Потом был ранен и попал в советский плен.

Его приговорили к смертной казни, но расстрел заменили на десять лет советских лагерей.

После лагеря окончил техникум, потом институт. Работал управляющим строительным трестом. Состоял в партии. Пил с Иосифом Бродским и первым президентом СССР.

По его словам, Михаил Горбачёв, он же автор перестройки и борец за трезвость, выпить был не дурак и всем напиткам предпочитал армянский коньяк.

Однажды в качестве визитки Леопольд Иванович напечатал доллары со своим портретом. Решил пошутить и подал такую визитку продавщице на кассе в магазине. Та шутку не оценила и вызвала полицию. Был жуткий скандал.

И поделом. Не мешай людям работать.

Выйдя на пенсию он организовал в Берлине творческий союз писателей. В него вошли несколько местных поэтес. Дамы были в возрастном диапазоне от тридцати и выше. Все они без исключения рано или поздно уступали его притязаниям.

Фрида Коврига несмотря на свои слегка неполные восемьдесят не стала исключением. Она жила у него месяц, основательно подорвав его экономическое благополучие.

После того как Леопольду Ивановичу принесли для оплаты очередной счет с несколькими нулями с ним чуть не случился сердечный приступ.

Его лицо исказил гнев. Глаза округлились. На щеках проступили пунцовые пятна. Он закричал: «вон из моей квартиры старая потаскуха».

Этого Фрида ему простить не смогла. Она ушла громко хлопнув дверью, но через суд потребовала с него сто тысяч марок, за сказки, которые он у нее якобы украл, издал, а потом купил себе яхту.

* * *

Валера Куклов, о котором я уже упоминал выше, родился в городе Кызыле, но босоногое детство провел в Казахстане. Окончил Московский лесотехнический институт и литературный институт имени Горького. Член ряда творческих союзов СССР и России, автор 24 пьес, 18 книг, 2 киносценариев, переведен на 11 языков, лауреат премии имени Льва Николаевича Толстого и многих других. Живёт в Берлине. Женат на российской немке.

Так про него написано на обложке его собственной книги.

На самом деле это был весьма заурядный человек с таким же заурядно дурным характером. При этом откровенно чванливый и грубый. Называл себя профессиональным диссидентом. Живя в СССР он был недоволен социализмом. Проживая на Западе- капитализмом.

Валера не работал. Работала его жена. Мыла полы и пылесосила в домах у богатых немцев.

Валеру семейные проблемы волновали мало, поскольку всё основное время он думал о диктате и кровожадной политике Америки, о растущей волне русофобии, засилье гомосексуалистов, масонов, евреев и либералов.

Он много писал, но все его книги были скучны, наполнены ложью и надуманными нежизненными сюжетами. Пьесы тривиальны и убоги.

Только наша склонность к бесстыдному публичному самоистязанию сделала из Куклова заслуженного, ни с кем не сравнимого страдальца.

Очень часто диссидентами становились обиженные властями, как им казалось, писатели, музыканты, актёры. Но объявлять об этом вслух было как-то не очень удобно, поэтому они объявляли себя борцами с режимом и советским строем. Например, Александр Гинзбург, он же Галич, стал, по его утверждению, диссидентом, когда столкнулся с государственным антисемитизмом. До этого он был удачливым и не особенно разборчивым в средствах советским писателем и сценаристом. Но когда вдруг оказалось — родное советское государство не ему отвело первые места, вступил с ним в борьбу и рассердился до того, что эмигрировал. Что характерно — уехал не в Израиль, а в Париж, стал не сионистом, а членом НТС, посещал не синагогу, а православную церковь, и даже заявлял, что с еврейским возрождением ничего общего не имеет.

По схожим причинам на Запад в своё время эмигрировали Василий Аксёнов, Владимир Войнович, Георгий Владимов и многие другие.

Куклов, это мой давний оппонент. Его жизнь была покрыта ореолом загадочности.

В Германии он стал известен тем, что вначале объявил себя членом ЦК коммунистической партии Колумбии.

Потом он объявил войну известному бизнесмену и газетному магнату Николаю Вернеру.

Валера утверждал, что Николай Вернер сделал своё состоянии на торговле оружием, маскируя бизнес под торговлю мороженным.

Попутно с этим действом Валера сделал ему недвусмысленное предложение дружить.

Нет. Не в сексуальном плане. А в самом настоящем понимании крепкой мужской дружбы. Был предложен следующий план. Вернер берёт Куклова к себе на работу. Платит ему зарплату, страховку, гарантирует социальные льготы.

Валера в благодарность обеспечивает ему медийную безопасность. Иначе говоря, в средствах массовой информации рвёт на части его оппонентов. На мелкие кусочки! На лоскутки!

В противном случае обещал Вернеру, что покажет общественности его подлинное лицо, сиониста и мафиози.

Но не пошло. Коварный и далеко идущий план дал сбой. Вернер оказался умнее, чем о нём думал член колумбийского ЦК.

На предложение Куклова он не ответил. Зато его адвокаты подали исковое заявление в суд. Процесс длился долго. Несколько лет. Валера несколько раз впадал в депрессию и собирался уехать в Колумбию. Угрожал, что покончит жизнь самоубийством.

На какое то время его даже поместили в клинику для душевнобольных.

Не помогло. Процесс он проиграл. Его обязали выплатить крупный штраф.

В знак протеста Куклов объявил голодовку и начал сбор денежных пожертвований в пользу голодающих писателей.

Голодовка пошла ему на пользу. Он поправился на три килограмма.

При встрече он сказал мне.

– Можешь называть меня просто - Мастер.

Я прожил страшную жизнь. Преследовался режимом. Дважды сидел. Власть меня боялась. Жулики и урки уважали. Предлагали корону вора в законе.

На мой взгляд, на вора в законе он был похож также, как я на леди Гамильтон. Об этом я ему и сказал. Он в ответ обронил в мой адрес что-то пренебрежительное.

Кажется он назвал мои рассказы - «говно...»

Я сказал, что набью ему морду. И наши отношения были испорчены не успев начаться.

Между нами разгорелась война. Велась она методом взаимных нападок на литературных форумах. Куклов делал упор на отсутствие у меня литературного образования, солдафонское прошлое, отсутствие судимости. Я крыл его выражениями из лексикона заведений исправительно-трудового характера, широко распространённых в профессионально- технических училищах и армейских коллективах.

Эта перепалка страшно нервировала Куклова обилием непонятных ему слов и выражений.

К моим оскорблениям он не был готов и быстро сдался.

Перед тем как выбросить белый флаг он объявил, что поставит перед Гаагским трибуналом вопрос о признании меня военным преступником за участие в Чеченской войне.

* * *

Для политиков, родившихся в бывших республиках СССР тема любви к России зачастую является коммерческим проектом, на котором можно заработать.

На российских ток-шоу появляются какие-то неизвестные люди, которые заявляют о том, что представляют Германию, являются политологами, экспертами и клянутся в своей любви к Путину.

Один из них руководитель фракции Партии левых в Городском совете города Квакенбрюка Андреас Маурер. Он родился в Карагандинской области Казахстана. Немецкий, казахский и русский языки для него были родными. В СССР его звали Андрюшкой. Переселившись в ФРГ в 1988 году в возрасте 18 лет, он стал Андреасом и подался в активисты общественного движения российских немцев.

В последнее время он стал частым гостем на российском телевидении. В его присутствии ведущий охотно затрагивал тему культивирования немецкой вины, которую символизировал памятник жертвам холокоста в Берлине. Эта тема сегодня предельно обострена, потому что вдалбливание комплекса вины третьему и четвертому послевоенному поколению немцев страшно калечит и вредит национальному самосознанию немцев. И вот российский телеведущий, в очередной раз желая напомнить немцам о вине их отцов и дедов задаёт вопрос левому активисту Андреасу Мауреру. «что там у вас происходит? Почему «Майн Кампф» вновь стала настольной книгой немцев? Тиражи изданий бьют все рекорды!

Что на эти слова должен сказать любящий свою страну человек?

Но Маурер повёл себя по крайней мере странно. Он стал брызгать слюной и кричать о том, что - да! В ФРГ возрождается фашизм, что толпы нацистов свободно маршируют по улицам с факелами!

Что можно сказать этому человеку с широким бабьим лицом и вкрадчивым голосом?

Предатели есть у любого народа. До поры жо времени им кажется, что предав своих они вытянули счастливый билет. Они сладко спят и вкусно едят.

Но к каждому из них рано или поздно придёт расплата.

Через несколько лет справедливость в ФРГ всё-таки восторжествовала и ненавистник немцев Маурер оказался на скамье подсудимых за мошенничество на выборах.

Есть надежла, что когда-нибудь рядом с ним сядет и Генрих Кроуд.

* * *

Случайность – это автограф судьбы. Поэтому случайных случайностей не бывает. Чудо, вдохновение всегда случайны, но могло ли их не быть?

Лет через десять гуляя по городу я увидел, как мне навстречу идёт Лёня Струк.

Он был в шубе нараспашку и благоухал женскими французскими духами.

В нашем магазине всегда лежат бесплатные пробники, правда почему то всегда женские.

При виде меня Струк остолбенел и открыл рот. Увидев меня, он наверное подумал, что перед ним стоит чёрт. Его словно парализовало и он застыл с открытым ртом.

Я тоже растерялся, но сказал:

– Хай! Как дела?

Он не шевельнулся, мышцы на лице оставались застывшими.

Мне показалось, что у него онемели даже ресницы.

Я спросил:

– Лёня, ты оглох? Или немой?

Он почему то перевел взгляд на мои ботинки, потом на мое лицо и наконец его рот растянулся в улыбке. Одновременно он выкинул вперёд обе руки, намереваясь меня обнять.

– Ну привет, — сказал он.

Пожав его руку, я сказал ему первое, что мне пришло в голову:

– Хорошо выглядишь! Рад тебя видеть!

Потом спросил, как он оказался в Германии.

Потупив глаза он ответил:

– Зов крови. Его не обманешь!

Я пошутил.

– А я и не знал, что ты немец!

На его лице выступили красные пятна. Воцарилась неловкая пауза. Затем он посмотрел на меня тяжелым взглядом и ушёл.

Лёня оказался евреем. Хотя ранее во всех анкетах он указывал, что украинец.

* * *

Живя в России я никогда не задумывался над вопросом взаимоотношений бывших соотечественников на Западе. Мне казалось, что там изначально должен отсутствовать повод для раздоров.

У всех всё есть - машины, дома, квартиры. Шмоток полно, холодильник забит. Говорят, что думают. Живут, как хотят. Накормлены, одеты, обуты…

Завидовать нечему.

Оказалось, что я ошибался. Завидовали! И ещё как!

Все бывшие соотечественники в Германии жестоко переругались! Писатели с писателями. Музыканты с музыкантами. Коммунисты с демократами. Братья с сёстрами. Евреи с немцами. Первая эмиграция с последней. И так далее.

Склок хватало. В прессе, на форумах, и в быту. На семинарах, заседаниях, художественных чтениях, совместных встречах и разговорах в кулуарах.

В общем, налицо был самый что ни на есть обычный русский срач. Бессмысленный и беспощадный!

Поводы для зависти находились сами собой. Старые обиды, творческая

неудовлетворённость, профессиональная зависть.

Особую ненависть вызвали наиболее удачливые и талантливые, вызывая классовую ненависть, главным образом, у родни и коллег по цеху.

Мне регулярно звонят знакомые, или не очень знакомые борцы за справедливость и рекомендуют кого-нибудь в качестве жертвы.

Наиболее часто предлагают кандидатуру Генриха Мартинсона. Чем он им не угодил, не знаю. Но мне регулярно пишут о его маме, жене и бывших любовницах его папы.

Кроме этого мне уже сообщили о том, что он никакой не немец, а тайный иудей, который дома носит кипу и есть мацу.

Что он «работает немцем», украл все деньги выделенные Германией, что он полковник ФСБ России, агент МОССАД и много чего ещё. Я удивляюсь, почему он до сих пор ещё на свободе.

Совсем недавно в советской стране даже за меньший набор обвинений давали пятнадцать лет строгого режима.

Я шапочно знаком с Генрихом Мартинсоном, поддерживаю переписку с его женой. Это милая, прекрасная пара.

Казалось бы, если у вас есть вопросы задайте их самому Мартинсону или обратитесь в суд.

Но нет. Не хотят. Какую же цель они преследуют?

Цель в большинстве случаев самая обычная и благородная, восстановить якобы попранную справедливость. Но на самом деле припомнить оппоненту все обиды и на этом фоне хоть на минуту почувствовать себя выше и значительнее.

Один из таких «восстановителей справедливости» живет в Берлине, а до этого обитал в каком-то сибирском захолустье, где защитил кандидатскую по какой-то бессмысленной науке. Все зовут его, Эдгар Дуремар. Я правда не знаю фамилия это или дружеское прозвище, но оно себя полностью оправдывает.

Перебравшись в Германию Дуремар изнывал от тоски, завидуя всем, кто чего-то добился в жизни. На этот случай у него был припасен специальный блокнотик, куда он записывал имена всех этих «выскочек».

В свободное время, а его у него было много Дуремар разносил по квартирам земляков журнал «Ост-Вест-Пилорама». Пока хозяин поил его на кухне чаем, Дуремар доставал из кармана заветный блокнотик и зачитывал вслух фамилии бывших соотечественников, добившихся успеха. После оглашения списка делал паузу и доверительно интересовался:

– Думаешь, они немцы?.. Ошибаешься. Еврейчики. Вот так-с! Им всё, а нам ничего!

Человек считал, что занят ответственным делом. На самом деле совершал подлость.

Толерантность встречалась нечасто.

Сарафанное эмигрантское радио разносило сплетни и эхо свар со

скоростью электромагнитного телеграфного аппарата Самуэля Морзе.

В результате возникло выражение, что вся Германия это маленькая деревня.

* * *

Рассказывая о Кроуде и членах его команды, я меньше всего хотел бы, чтобы у кого-то сложилось впечатление о том, будто я хочу бросить тень на десятки тысяч самых обычных немцев России, Украины, Средней Азии, Кавказа, Крыма, Казахстана, ценой своих жизней добивавшихся отмены репрессивных сталинских указов, реабилитации и возможности вернуться на Родину наших предков.

Для меня идеалом гражданского мужества немцев был и остаётся Эдуард Дайберт.

В начале семидесятых его осудили на три года лагерей. Стандартное обвинение в антисоветской агитации и пропаганде.

Прокурор в своей обвинительной речи сказал.- «Вы, Дейберт, ели не свой хлеб, а чужой, советский и при этом ещё клеветали на социалистический строй!»

А Дайберт в ответ кричал:

«Мне не нужен ваш хлеб! Ешьте его сами, а меня отпустите в Германию. Заберите всё! Только похороните меня в немецкой земле».

После суда Дайберт не желая смириться объявил голодовку, но его принудительно кормили через зонд. Жена, услышав приговор — завыла. Потому что знала, что такое тюрьма. В ней сгинули все её близкие- отец, братья матери, старший брат.

Эдуард Дайберт вернулся домой в семьдесят шестом. В зэковских кирзовых ботинках и серой лагерной телогрейке. Потерявший всё, кроме желания уехать.

Я не хочу, чтобы у читателей сложилось впечатление, будто я считаю бессмысленным то, что сотни тысяч моих земляков вступали в общественные организации советских немцев, добивались, чтобы прекратились притеснения немцев и других репрессированных советской властью народов. И еще важный момент. Я убежден, что кому-то очень хочется постоянно стравливать немцев, вернувшихся из “советского рая” на Родину своих предков, и еврейских имигрантов, перебравшихся в Германию. Зачем это им нужно разговор другой. Но я, как гражданин и как литератор всегда выступал и выступаю против подобных приёмов, поскольку считаю это величайшей подлостью.

Основное большинство моих соотечественников заняты практическим делом.

Кто-то работает, кто-то учится. Строят дома, воспитывают детей.

Несколько лет назад в Берлине установили памятник советским немцам-жертвам сталинского режима.

Мой старый друг Александр Райзер - один из инициаторов создания поклонного камня.

Его поддержали Лора Рихтер и Светлана Хешеле, которым удалось убедить власти Берлина выделить земельный участок под памятник. Яков Ведель, подаривший свою скульптуру женщины-трудармейца; архитектор Вилли Гресли, подготовивший проект; Роберт Бурау, землячество немцев из России и газета Европа-Експресс, спонсировавшие установку памятника.

Вместе с немцами над установкой памятника трудились русские и евреи.

Низкий им всем поклон за человечность и лучшие проявления души!

* * *

Мой друг Костя Готлиб родился осенью сорок пятого. Тогда был пик рождаемости. Закончилась война. Советские солдаты возвращались домой. Но отцом Кости был не солдат, а офицер. Немецкий. Майор вермахта.

Косте Готлибу уже много лет.

Он медленно и тихо говорит мне:

- Когда по телевизору рассказывают о том, что русские и украинские девушки бегали от немецких солдат как от чумы, не верь! Это, мягко говоря, неправда. Многие девушки мечтали познакомиться с немецким солдатом и тем более с офицером. Те в большинстве своём были молоды, красивы, на них хорошо сидела форма, да и первое время они вели себя очень учтиво. Какая девушка не мечтает о таком ухажёре и тем более женихе или муже.

Но родился сам Костя в ссылке, куда отправили его мать.

Получилось так. Осенью сорок первого года немецкие войска заняли Одессу, где жили его мать и бабка. Отец матери по национальности был из немецких колонистов, а её мать - украинка.

Большую часть мужчин - колонистов перед приходом немцев заботливый Сталин велел выселить с треском. А вот их жен и дочерей выслать не успели. Часть осталась.

С приходом немецкой армии заработали все городские учреждения — театры, магазины, больницы, рестораны, столовые.

Мать Кости Готлиба устроилась работать в офицерскую столовую. Там она и познакомилась с офицером вермахта Гюнтером.

Тот влюбился и отправил её вместе с матерью к своим родителям в Лейпциг. Родители оказались хорошими людьми и приняли их хорошо. Последний раз Евгения Готлиб видела мужа в марте сорок пятого, его часть отправляли в Берлин и он на два дня заскочил домой.

Потом закончилась война, но Евгения с матерью остались в Германии. Лейпциг находился в советской зоне оккупации, но их не трогали, поскольку никто из соседей не донёс на них в советскую комендатуру.

Евгения ходила с животом и осенью собиралась рожать. От мужа не было никаких известий. Или погиб, или попал в плен.

Но органы не зря ели белый хлеб.

В августе или сентябре у их дома остановилась машина. Им разрешили собрать чемодан, посадили в вагон-теплушку и в компании таких же бедолаг отправили «на родину» в Советский Союз.

Костя родился уже в казахском ауле. Мать вторично вышла замуж за ссыльного поволжского немца. Тот дал ему свою фамилию и отчество.

Костя отслужил в стройбате, закончил вечернее отделение университета и стал делать карьеру. Вступил в КПСС. Дорос до должности крупного ответственного работника в Алма-Ате.

В 1991 году Союз рухнул. Оставаться в Казахстане Костя не захотел, а в Москве ему места не нашлось. Подумав, он решил перебраться в Германию. Благо, что бывшие советские немцы уезжали туда целыми улицами и деревнями.

Переехать то Костя переехал, но какой-то «доброжелатель» написал на него донос, что он ненастоящий немец. Дескать, сотрудничал с советской властью и поэтому занимал привилегированное положение. Немцы народ дотошный и помешанный на всевозможных циркулярах. Через свои дипломатические каналы они запросили информацию и установили, что да, Константин Готлиб действительно был «крупным чиновником республиканского масштаба».

Длилась эта бодяга почти год, пока однажды Костя не познакомился с немецким журналистом, который интересовался темой войны. Как-то под настроение рассказал ему историю о своём настоящем отце и забыл об этом.

Но журналист ничего не забыл. Он послал запрос в бундесархив и получил ответ, что смертный медальон майора германской армии Гюнтера – первого мужа Евгении Готлиб, был обнаружен в районе штурма рейхсканцелярии. Скорее всего, именно там он и погиб. Его законная супруга, как жена германского офицера уже имела подданство рейха. Ровно так же как и их ребёнок. К этому пояснению на фирменном бланке были приложены документы, подтверждающие германское гражданство Евгении и ее брак с германским офицером.

И вот однажды Костю вместе с женой вызвали в немецкий Амт. Решив, что их вызывают для того, чтобы вручить постановление о депортации начали срочно паковать чемоданы.

Но перед походом в Амт Костина жена на всякий случай сунула в сумку конверт с полученными из архива бумагами.

После того, как немецкий чиновник увидел бумаги с печатями, его лицо стало серым. Естественно, что ни о каком выдворении из Германии речь уже больше не велась.

Косте и его семье даже принесли извинения. Официальные. Теперь он и его семья живут в Гамбурге и больше их никто не беспокоит.

* * *

Эту историю я тоже услышал от Кости Готлиба.

«Отец моего двоюродного брата Володи Шлегеля перед войной жил на Украине. В немецком селе, каковых на Украине в те времена было много. Мой двоюродный дядя был женат, работал трактористом в колхозе. Когда началась война танки быстроходного Гейнца, как звали немецкого генерала Гейнца Гудериана настолько быстро проутюжили Украину, что Рудольфа Шлегеля не успели ни арестовать, как потенциального предателя, ни призвать в Красную армию, как потенциального советского воина-освободителя.

Немцы, славящие своим немецким орднунгом быстро навели немецкий порядок. Если немец, значит должен служить в вермахте. И призвали Рудольфа Шлегеля в немецкую армию. Учитывая гражданскую специальность механиком- водителем танка. Выдали ему униформу, положили паёк, жалование и прочие льготы немецкого солдата.

А тут родился у него сын, назвали Володей. Рудольф отбыл на позиции, а семья стала дожидаться полной победы рейха. Но военное счастье переменчиво. Через какое-то время немцы отступили и Рудольф со своим танком вместе с ними. Пришла Красная армия, а вместе с ней самая справедливая советская власть и отправила жену Рудольфа на десять лет отбывать наказание в Карагандинский лагерь. А Володю в детский дом.

Рудольф Шлегель погиб и был похоронен в Германии. Его вдова освободилась из лагеря, забрала Володю и уехала вместе с ним обратно в Казахстан, чтобы не мозолить глаза бывшим односельчанам.

Володя вырос, правда, в школе проучился всего три года. Но писать кое как умел, выучился на водителя и крутил баранку.

Парень он был симпатичный, разбитной, весёлый и девушкам нравился.

Однажды в командировке на танцах познакомился с симпатичной девахой, без особых комплексов. Раз- два, переспали, и Володя отбыл по месту своей постоянной прописки. Он и думать уже забыл про ту деваху, как однажды утром просыпается от от того, что его будит милиционер. Милиционер не простой, а очень важный, в чине майора. Начальник одного из отделений милиции. Так и так говорит, ты мою дочь обрюхатил и сейчас у тебя два варианта, либо в загс. Либо в лагерь, где тебе самое место. Мать Володи, прошедшая через лагерь, упала в ноги «Не губи единственного сына»!

Володя подумал и согласился. Будущий тесть забрал у него паспорт и сказал, завтра с утра прийти в отделение.

Утром Володе выдали новый паспорт, где в графе национальность стояло

- русский.

Зачем майору советской милиции нужен зять немец? Это примерно как зайцу триппер!

Но Володина жизнь превратилась в каторгу. Молодая жена гулять начала чуть ли не с первого дня. Тесть чуть что грозил то пистолетом, то тюрьмой.

Промаялся Володя так несколько лет, а потом плюнул, развёлся и уехал на Север, зарабатывать деньги. Мать к тому времени уже умерла, а тестю он сказал, можешь отправлять меня на Колыму, только я уже там.

В 90-х годах российские немцы потянулись в Германию. Кто за колбасой. Кто за лучшей долей. А кое- кто и от обиды, не простив советской власти того, что она с ними сотворила.

Кто-то из Володиных родственников отыскал могилу его отца, ефрейтора Рудольфа Шлегеля, погибшего при защите города Берлина и похороненного на местном кладбище.

Загорелся и Володя уехать в ту страну, за которую воевал его отец. Подал документы, а ему приходит отказ. Дескать нечего ему делать в Германии, поскольку в паспорте у него стоит запись- русский.

Обиделся Володя, поехал в Германское консульство стал объяснять, как всё получилось, какой же он русский, если говорит по немецки, его отец был солдатом вермахта и похоронен в Германии. Но чиновник ни в какую. Нет и всё.

Через несколько лет Володина дочка закончила пединститут, отправила в Германию запрос и выяснила, что поскольку отец Володи служил в вермахте, значит был подданным рейха. Значит Володя по праву рождения тоже имел немецкое гражданство. Пришло Володе письмо из посольства, дескать приезжайте за получением немецкого паспорта. А Володя, плюнул и сказал по русски:

– Пусть немецкий канцлер свернёт мой паспорт в трубочку и засунет его себе в анус!

* * *

Русской эмиграции в Германии как бы нет. Есть две основные конкурирующие группы, русскими себя не считающие и не называющие. Первая - евреи из России, вторая - российские немцы. И те, и другие на русском говорят охотнее, чем на немецком, но обижаются, когда их называют русскими.

Каждая группа разрабатывает соответствующую национальную идеологию и национальные чувства. При этом обе группы отличаются друг от друга не языками и культурой, а происхождением.

Изучать «русских евреев» и «русских немцев» как два отдельных народа - бессмысленно. Более того — опасно. Объединять их в один объект изучения - значит стать врагом сразу и тех, и других.

Большинство евреев образованны, интеллигентны, живо интересуются политикой, очень хорошо знают свои права и не прощают обид.

Основная масса российских немцев инертна, аполитична и боится любой власти.

Евреи, уехавшие в Израиль целеустремленны и всегда готовы за себя постоять.

В наших людях напротив, есть что-то жалкое, приниженное и отталкивающее. В их покорности, скупердяйской прижимости и равнодушии.

Хотя их нельзя назвать трусами. Немцы всегда участвовали во всех войнах которые вела России, бунтах, революциях и локальных конфликтах на её территории, начиная от пугачёвских волнений и заканчивая чеченскими войнами. Среди российских немцев достаточно много георгиевских кавалеров, героев Советского Союза и России.

Среди них были люди, которые служили в вермахте и имели награды, сопоставимые со званием Героя Советского Союза в СССР.

Сибиряк Вальтер Паппе, который родился в том же Усть-Удинском районе Иркутской области, что и известный российский писатель Валентин Распутин за проявленное мужествово время военных действий во Франции был награжден высшей наградой Рейха «Рыцарский Крест».

Или мой прадед Карл Гебгардт, который во время 1-й Мировой войны воевал на турецком фронте и за добросовестную службу и меткую стрельбу был пожалован серебряными часами и медалью.

Впоследствии, мой дядя, Карл, будучи его внуком ещё в детском возрасте спёр у него часы и обменял их на конфеты подушечки. Продавались такие в СССР на вес, без обёртки.... Медаль же где- то затерялась.

В чём причина терпимости к любой власти и законопослушания моего народа? Может быть впитанной в себя с молоком матери верой в то, что любая власть от Бога?

И это тоже характерная черта простого народа, привыкшего работать — не бунтовать против власти, не роптать, не хитрить, не воровать.

Хотя, и здесь нужно быть честным, у российских немцев тоже встречаются персонажи типа безногого рецидивиста Вениамина Вайсмана, в криминальном мире более известного, как Веня Хитрожопый.

Он прославился тем, что в 1944 году совершил побег из Нижне-Амурского лагеря и украв у фронтовика заезду Героя более десяти лет зарабатывал на жизнь тем, что разводил доверчивых граждан и чиновников рассказами о своём геройском прошлом.

Недавно мне попались мемуары уже упоминаемого мной Роберта Гальдера, который ярко и красочно живописал о многочасовых допросах в кабинете сотрудников госбезопасности, о своих страданиях, которые он перенёс отказываясь стать «сексотом» КГБ.

Мой друг, бывший полковник милиции Ульм через которого прошла вербовка десятков, если не сотен «стукачей» долго плевался читая эти воспоминания.

Его вердикт был кратким: «Брехня! От первого до последнего слова»

* * *

Мне позвонил Готлиб:

– Ты хочешь издать свою книгу?

– Я бы не возражал, – сказал я.

– У тебя в городе проездом, Вальдемар Ульрих. У него есть деньги.

Мне было известно, что Вальдемар Ульрих это наш сермяжный миллионер, который являл собой знакомый типаж нежданно и нечестно разбогатевшего человека. Он был нагл и суетлив одновременно, не умел выбрать верную манеру общения и постоянно срывался от хамства к подобострастию.

В молодые годы он окончил военное училище и проходил службу в Группе советских войск в Германии. Как ему удалось обмануть родной политотдел, особый отдел, главное управление кадров и с фамилией Ульрих попасть служить в Германию известно только одному Всевышнему.

Хотя, думается что Всевышний здесь не причём. Там скорее всего постарался дьявол. Такое тоже случалось.

Советская власть среди обвинённых в предательстве легко находила тех, кто готов был лизать её сапоги.

Знаменитому Вовиному однофамильцу Василию Ульриху, несмотря на то, что он вёл свою родословную от прибалтийских немцев удалось дослужиться даже до звания генерал-полковник и должности председателя Военной коллегии.

Вова Ульрих дослужился всего лишь до старшего лейтенанта, но это не мешало ему в зрелые годы пить водку с главой РЖД Якуниным и тесно дружить с архиепископом Берлинско-Германским и Великобританским Владыкой Марком.

Вову постоянно донимали просьбами чьи-то жены, которым он должен был выбить пособия. Ветераны, которым он обещал организовать лечение. К нему на приём шли начинающие предприниматели, с проектами мгновенного обогащения.

Вова никому не отказывал. Он обещал каждому всё, о чём тот мечтал. Точно так же как в своё время большевики. Землю-крестьянам, воду-матросам!

В нем присутствовала широта натуры русского купчины. Готовность оплатить ресторан эстрадной знаменитости. Пожертвовать Храму несколько тысяч евро. Подарить главе РЖД осыпанную брильянтами звезду.

Но при этом он был чрезвычайно жаден в мелочах. Никогда не подавал нищим, принципиально не оставлял официантам чаевых.

Вальдемар Ульрих, которого в прошлой жизни звали просто Вова, никогда не был бизнесменом. Он был талантливым мошенником, эволюционировавшем от командира танкового взвода до президента благотворительного фонда «Данко».

Он обладал каким-то специфическим даром убеждения. Стоило ему только оказаться рядом с людьми у которых есть деньги и они обречённо отдавали ему всё, вплоть до последней копейки.

Свой первый миллион он сделал в провинциальном городе Саратове. Там у него осталось более трёх тысяч потерпевших.

Но это было ещё не всё. Потерпевшие были также в Прибалтике, Молдавии и украинской Жмеринке.

Я спросил, - его ещё не посадили?

– Пока нет. Он уже третий день пьянствует в отеле Бонн-Сити с каким -то московским прокурором.

Я нашёл Ульриха в баре.   Это был невысокий толстенький мужчина в красивом дорогом пиджаке. Унизанные золотыми перстнями пухлые пальцы цепко держали сигару.

На столе перед ним стоял стакан с виски.

Я уже знал как пойдёт разговор.

Сейчас он начнёт со мной разговаривать. Где полушутя, где полухамя, трогать по живому цепким коготком, и смотреть на реакцию: обычная привычка русских нуворишей, слово за словом, постепенно наглея стараясь унизить собеседника и вывести его из себя.

Какое-то время я буду терпеть, а потом от всей души врежу ему по сопатке, как это уже однажды было в Москве.

Но желание иметь книгу было велико. Мне хотелось, чтобы он оплатил её издание.

Сумбурно и путано я объяснил свою просьбу.

Ульрих под столом нетерпеливо дрыгал ногой. Только потом я сообразил – он был с похмелья. Ему срочно нужно было поправить здоровье.

Пить одному в моём присутствии ему казалось неудобным. Заказать выпивку также и мне, ему не пришло в голову.

– О чём сюжет? - Спросил он.

Я вновь повторил, что это записки солдата- контрактника, цикл чеченских рассказов. О войне, о армии, о выброшенных из жизни людях.

Мне не нравится собственный тон. Понимаю, что почти заискиваю и от этого начинаю злиться сам на себя.

– Интересно, – задумчиво произнес он, – Очень интересно…

Стесняясь выпил и ушел.

Я был ошарашен.

До сих пор меня мучают угрызения ущемлённого самолюбия. Как я унизился до такой жалкой просьбы?! Боже мой, у кого я пытался просить?!

Константин Готлиб потом объяснил мне:

– Сказал бы, что напишешь про него. Он бы заинтересовался. Таким личностям очень важно, чтобы о них писали. И писали только хорошее.

Впоследствии я неоднократно убедился в правильности этих слов.

* * *