Стремящийся ввысь

Мелани проводила большую часть своих дней, не отрываясь от своего ноутбука, одержимая онлайн-играми, которые не имели какого-либо конца, делая свои записи в дневник под псевдонимом и преследуя людей на f*******:. Единственной примечательной вещью было неизбежное отсутствие ответственности. Она редко ходила на учебу и почти никогда не сдавала тесты, если они не имели какое-то отношение к социальным экспериментам или психологии. Сара, мать Мелани, была недовольна своей дочерью, но не предпринямала никакой инициативы, чтобы решить проблему, кроме как на ругать Мелани или забрать ее мобильный телефон. Отца Мелани больше не было рядом, но даже когда он был, он, не заботился о ней так или иначе. Мелани не могла вспомнить ни одного дня, когда отец отругал ее; он был слишком занят флиртом со своей секретаршей или каким-то сотрудником по работе, официанткой или врезанной из картона девушки Хутера, которую он держал наклеенным на внутреннюю часть своего шкафа. Мелани сказала бы, что она обижается на него за это, но ей действительно было все равно. Ее родители никогда не ладили. Тем не менее, развод оставил Сару опустошенной. Но отец Мелани воспользовался возможностью, чтобы уехать с каким-то грудастым блондинистым цыпленком с поддельным загаром и кучерявыми волосами, которая была слишком молода для него. С тех пор он не связывался с остальными членами семьи, поэтому никто не знал, где он находится. Мелани вспомнила, как ее мать сказала: «Хороший райдданс», а затем захлопнула дверь спальни, так она могла плакать над праздничными носками, которые когда-то купила для него в отпуске. Он даже никогда не носил их вне дома, но Сара все равно плакала. С точки зрения Мелани, развод вызвал ад на следующие три года. Она была потрясена тем, что она была единственной, кто сложил два и два вместе. Когда ее мать сказала ей, что теория — это нонсенс, Мелани перестала называть ее «мамой» и вместо этого выбрала «Сару». В ту ночь Сара снова плакала, стонала из-под подушки о покинутости и уважении и спрашивала, почему снова и снова. Но Мелани, которая слушала за дверью с хмурым ртом, знала, что все трагедии начались примерно через месяц после того, как ее отец сбежал, и она не могла заставить себя игнорировать этот факт. Сначала дом сгорел; позднее этот инцидент окажется поджогом. Затем собака умерла. После этого золотая рыбка Сары через два дня перевернулась животом, как будто проклятие убивало первенцев, за исключением домашних животных, а не людей. Мелани превратилась в невыносимого правонарушителя, а Сара отчаянно пыталась удержать их новую квартиру, борясь с проблемами управления на работе и сокращением заработной платы, что затрудняло выполнение арендной платы. Их новый арендодатель был, которая никогда ничего не исправляла и не шла на компромисс по арендным чекам. Сара не могла найти кредит, а Мелани пропустила так много дней в средней школе, что она, возможно, вообще не пошла. Затем Сара огрызнулась. Она решила, что больше не будет этим заниматься. Она не собиралась позволять своему бывшему и тому, кто сжег ее дом, уйти без шотландцев. Она заставляла Мелани взять свою в снаряжение, и она говорила своему менеджеру на работе, чтобы он сосал ее и уволился, просто так. Она могла это сделать. Ей нечего было терять, кроме дочери, которая все равно ненавидела ее, и дерьмовой квартиры, которая не подходила для крыс даже со всем ремонтом. Поэтому Сара взяла выходной, чтобы купить бензопилу. Она была вся в хозяйственном магазине, гордо держа его в руках на дисплее, где различные деревообрабатывающие инструменты висели на крючках, как мертвая рыба. Сара скучала по своей золотой рыбе. Собака была у Мелани и необученного брата, но золотая рыбка была ее. Она выиграла их на церковном сборе средств; они были призом в той глупой игре, где вы должны выбрать пластиковых уток из детского бассейна, и какое бы число ни было на дне, это ваш приз. Сара выиграла двух золотых рыбок, забрала их домой и поместила в хороший маленький аквариум с хорошим фильтром и еще более приятными украшениями, так что все это выглядело так, как будто оно подходило для морских тропических рыб, а не просто для золотой рыбки. Ей удалось сохранить этих двух золотых рыбок в живых в течение многих лет, несмотря на то, что их продолжительность жизни была менее недели. Соседи удивлялись им, когда они плавали кругами, говоря, что они никогда не смогут сохранить золотую рыбку в мешке такой долго. Эти комментарии всегда заставляли Сару раздуваться от гордости. Несмотря на все обиды в ее жизни, несмотря на то, что ее муж так откровенно изменял, несмотря на отвратительное отношение дочери, она могла, по крайней мере, увеличить продолжительность жизни единственных двух призов, которые она когда-либо выигрывала. Сара даже назвала их: Спекл и Веснушка. Именно тогда, увидев инструменты, как они свисают с каждого металлического крючка, как ценные щуки, Сара поняла, как сильно она действительно скучает по Веснушчатой и Спекл. Она хотела свой дом, своего мужа и человека, которого раньше была ее дочь, и ее проклятую рыбу. Она хотела, чтобы все вернулось, но она знала, что это не то, как работает жизнь. Она посмотрела вниз на бензопилу в своих руках, и любая ярость или воля, которую она должна была найти своего бывшего мужа и арендодателя и у***ь их, внезапно испарилась. Это был деревообрабатывающий инструмент, и она ничего не знала о деревообработке, и это не было ничем не заметным оружием. Она сказала продавцу спасибо за то, что позволила ей посмотреть, и вышла из магазина, вообще ничего не купив. Когда Сара вернулась домой, она обнаружила, что Мелани не пропустила школу в тот день, поэтому она решила не кричать из-за неудачных оценок своей дочери. Выбирайте свои битвы, напомнила она себе, закручивая свои пережаренные спагетти. «Как была школа?» — спросила Сара, звуча стыдно. Все, за что она когда-либо злилась на свою дочь, казалось таким тривиальным по сравнению с тем, что она почти сделала. "Хорошо." Мелани смахнула довольно большой кусок спагетти со своей вилки. Сосущий звук эхом разносится по почти пустой квартире. «Сегодня я чуть не купил бензопилу». Мелани кивнула. Сара не знала, что это значит. Она выпалила: «Я собиралась у***ь твоего отца этим. И хозяин квартиры». — А ты? — Ну, нет. «Очень плохо. Я бы помогла тебе спрятать тела», — сказала Мелани с еще одним громким шепотом спагетти. На этот раз соус усеял ее подбородок, поэтому она вытерла рот смятой салфеткой в левой руке. Сара была в неумении от слов. Мелани села за стол и закончила свой ужин без единого слова, а затем отправилась в свою комнату, которая была больше похожа на шкаф, чем на что-либо в своем размере, чтобы плюхаться на свою кровать. Она не убирала посуду, вероятно, не трогала домашнее задание. Над проточной водой из комнаты Мелани раздулся дэт-метал. Сара мыла оставшуюся посуду и думала, что делать дальше с собой. Продолжайте свою жизнь, как она предполагала. Несмотря на то, что Она всегда говорила Мелани выключить музыку, на этот раз Сара скорее наслаждалась ею; Гневный крик, который обычно тер ее барабанные перепонки и вызывал головную боль, был удивительно приятным теперь, когда она едва избежала убийства. Немного больше ее дочери имело смысл. По крайней мере, это было что-то, сказала себе Сара. Следующий день был днем канавы для Мелани. Она сели в автобус и, когда все остальные студенты разгрузились, она присела под сиденье, пока водитель не закрыл двери и не уехал. Водитель всегда останавливался через несколько минут на парковке школьного автобуса, чтобы поменять смену с коллегой. У Мелани это было искусство. Она всегда занимала одно и то же место. Когда все остальные выходили, она пряталась ниже диапазона зеркала (которое должно было видеть каждый дюйм автобуса спереди, но Мелани знала, что у него есть слепое пятно, иначе ее план никогда бы не сработал) и сидела с ногами, торча под сиденьем перед ней. Чтобы сойти с рук, Мелани всегда нанимала время, чтобы добраться до своей автобусной остановки пораньше, и делала акцент на том, чтобы сидеть в восьмом ряду у окна. После того, как водитель автобуса вышел, Мелани выскользнула, встала и вытащила свой старый рюкзак из-под сиденья. Она спрыгнула с автобуса и спустилась по гравийной дорожке возле автобусной стоянки, которая ведет к местному пруду под названием Первозданные воды. Иногда Мелани замечала велосипедиста и прыгала с тропы, когда они проезжали мимо нее, но на этот раз вокруг никого не было. Она догадалась, что люди не ездят на велосипеде по четвергам. После того, как Мелани была на хорошем расстоянии вдоль тропы, вне досягаемости от парковки школьного автобуса, она пожала плечами и вытянулась назад, чтобы сломать свои жесткие суставы. Рядом была белка, которая наблюдала за ней, ее нос дергался взад и вперед. Мелани подошла к нему, но он бросился прочь и бросился на соседнее дерево, всегда держась вне досягаемости. «Ну, по крайней мере, я вышла из этой скучной лекции на английском языке», — заметила Мелани. Она несколько раз ходила вокруг дерева, наблюдая, как белка спирально вокруг, чтобы избежать ее. Это было больше для того, чтобы занять себя, чем что-либо еще. «Интересно, что бы сделала Сара, если бы убила папу? Арендодатель тоже». Белка перестала лазить по кругу. Мелани чувствовала, что это может быть слушание ее, хотя она знала, что это невозможно. «Ну, — продолжила она и села на большой камень, который не был достаточно большим, чтобы его можно было назвать валуном, но, тем не менее, поддерживал ее вес, — моя мама Сара, она сказала, что собирается купить бензопилу и у***ь их. Я не думаю, что она действительно прошла бы через это, но вы никогда не знаете. Может быть, она наконец-то сломалась». Белка дернула хвостом. «И я разговариваю с белкой». Белка подбежала к более высоким ветвям, и Мелани больше не могла ее видеть. Она взяла себя и свой рюкзак и продолжила путь. К тому времени, когда она остановилась, был полдень. Она облетела пруд не менее десяти раз. Это все, что она действительно делала, когда не была в школе. В противном случае она сидела и смотрела на воду или читала любую книгу, которую она украла в местном комиссионном магазине. (Когда она закончила, она всегда была уверена, что продаст их обратно в этот маленький книжный магазин через дорогу. Никто, казалось, никогда не связывая связь.) Солнце мерцало на волнах, и лягушка квакнула с маленького острова посреди пруда. Мелани потратила время, чтобы оценить мир вокруг нее. Она закрыла глаза. Затем она подумала о своей матери, бензопиле и отце, лежащем мертвым, и она не могла больше терпеть, чтобы держать их закрытыми. С огромным вздохом она снова оттащила рюкзак от земли и продолжала идти. Поскольку Мелани довольно надоели одни и те же старые пейзажи, она решила пойти по пути, который она всегда замечала, но никогда не путешествовала. Она хотела прогуляться по нему, но всякий раз, когда она проходила мимо, она оказывалась занятой своими мыслями и забывала повернуться. Как будто сам путь целенаправленно ускользал от нее. На этот раз, однако, на этот раз Мелани сосредоточила свое внимание. Она резко остановилась на переправе. Обычно она шла налево, но сегодня она сделала акцент на том, чтобы пойти направо. Вскоре она поняла, почему никогда не шла по этому пути. Сама тропа не была чем-то особенным или даже примечательным, только деревья и листья и шуршащие животные в подлеске. Это было то, что жило там, что Мелани находила тревожным. На нее смотрел монстр во всех смыслах этого слова. У нее было слишком много голов, ног и рук, как у веток, и она воняла хуже, чем все, что она когда-либо нюхала раньше. Он тянулся вперед, капая иском, и его единственное гигантское глазное яблоко смотрело сквозь Мелани так же холодно и спокойно, как дорога убивает у ее ног. Мелани никогда в жизни так ничего не боялась. Ее ноги застряли в земле, колени сомкнулись, а остальная часть дрожала в гармонии с ее хриплыми вдохами. Скорее всего, шея монстра втянулась, гигантский глаз отступил от взгляда Мелани, когда он уменьшился примерно до размера футбольного мяча. Затем глаз поселился внутри глубокого лоскута сочащейся, изогнутой плоти монстра, где-то между его туловищем и тремя деформированными безликими головами. «Кто осмелится вступить на мой путь?» Голос доносялся отовсюду. Мелани не могла пошевелиться. Ее грудь была слишком плотной. «Кто осмелится вступить на мой путь?» Глаз выплыл из-под лоскута кожи и капнул на одну из слизистых ног, которая таяла и пузырилась в сторону спортивных туфель Мелани. Он превратился в то, что Мелани позже могла бы описать как своего рода чашу, чтобы держать глаз на месте, как будто в противном случае он выкатился бы из тела монстра. «М-Мелани, — сказала Мелани, — это мое имя». Глазное яблоко уставило. Она хотела, чтобы она продолжала. На одной из безликих голов образовался рот, чтобы окунуться и пожевать мертвого енота у ног монстра. Монстр был на вершине огромной кучи, почти гнезда, мертвых животных, некоторые из которых разлагались, а другие все еще извивались в последние минуты жизни. Мелани задавалась вопросом, не окажется ли она такой, как они, если бы она забрела в свою смерть, и теперь не было никаких шансов на спасение. Она больше не могла говорить. Монстр, казалось, почувствовал ее запертый голосовой ящик и сказал: «Ну, М'Мелани, они называют меня Гривгас. Как видите, я занят и хотел бы закончить свой обед. Если вы не против быть заездом позже, мы можем поговорить. Как звучит завтра?» Мелани обнаружила, что ее ноги ходили по ее дому. Она все еще тряслась, как сумасшедшая. Когда она попыталась подумать о том, как она туда попала, она не смогла. Это было то же чувство, которое у нее всегда было раньше, когда она проходила этот путь у пруда, своего рода вынужденная рассеянность. Это заставляло ее чувствовать себя нестабильной. Она облокотилась на дверь. Она не хотела сталкиваться со своей матерью. Боже, у пруда жил монстр. Она ходила туда каждый раз, когда сбрасывалась. Как она могла никогда не видеть его раньше? Мысли Мелани были прерваны раздражающе громким звоном телефона изнутри. У них не было автоответчика, поэтому он просто продолжал звенеть и звенеть. Кто бы это ни был, он должен действительно хотеть говорить; Обычно к седьмому звонку тот, кто звонил, понимал, что у них нет возможности оставить сообщение, и смирился, чтобы перезвонить позже. Не кто бы это ни был. Они оставались на линии в течение двенадцати колец, прежде чем Мелани проворчала, открыла дверь запасным ключом, спрятанным под камнем возле крошечного квадратного патио, и попыталась поднять телефон, не уронив его. — Здравствуйте? «M'melanie», — приглушенный, болезненный женский голос дошел из-за статики на другом конце. — Кто это? Более статично, а затем снова «M'melanie». — Кто это, — сурово повторила Мелани. Щелкните. Сегодня чертовски отстой. Мелани вытащила свой ноутбук из-под дивана в соседней комнате и отсоединила его от розетки за торцом стола. Она гуглила монстров. Каждая ссылка приводит к большему количеством вопросов. Она погуглила дорожное у******о. Сара вошла в входную дверь. «Мелани». Мелани знала этот тон. Это был тон «ты в глубоком дерьме», который ее мать использовала только перед тем, как заземлить ее на месяцы подряд или забрать ее мобильный телефон на неопределенный срок. Она издала непроизвольный глоток. В такие моменты она предпочла бы монстра. Сара подогнала к ней, как королева мира, и потребовала, чтобы она выключила свой ноутбук и передала его. Видя, что эта женщина недавно призналась в почти совершенном убийстве, Мелани неохотно сделала то, что ей сказали. «Школа позвонила в середине встречи на работе». Мелани столкнулась со своей матерью с тем, что, как она надеялась, выглядело как стыдливая тишина. Сара облокотилась на одно колено, ноутбук как-то балансировал в ее приседавом положении. «Вы должны работать со мной здесь. Мы не можем продолжать делать это, оставляя вещи недосказанными. Плохие вещи случаются». Пауза, а затем: «Что вы делали, когда должны были быть в классе?» Мелани ненавидела, когда Сара пыталась превратить свой единственный семестр занятий по психологии в консультацию. Общение никогда никуда не привело Мелани, и она собиралась доказать это. «Я прошла по тропинке у пруда и встретила монстра по имени Гривгас, поедающего дорогу», — сказала ей Мелани очень спокойным, быстрым голосом. Сара вздохнула, встала прямо, вынула зарядное устройство ноутбука из-под торального стола, снова вздохнула, как будто пытаясь придумать, что сказать, а затем отвернулась от Мелани. В последней попытке заставить свою дочь увидеть свет, Сара сказала: «Ты заземлена, пока не перестань лгать мне». Типичный. Мелани проскользнула в свою комнату и закрыла дверь так тихо, как только могла. Она не давала Саре удовлетворения от штурмующего выхода и захлопнутой двери. Она сидела в своей комнате и выясняла, что такое гривгас и кто позвонил ей практически в тот момент, когда она вернулась домой. Должно было быть лучшее объяснение, чем монстры. Она копалась под кроватью, отбрасывая любовные романы, видеоигры и компакт-коды (некоторые из них из футляров), пока не нашла свой запасной ноутбук, спрятанный сзади под коробкой старых комиксов. Сара была глупа, потому что не видела этого, подумала Мелани. Она попадала в неприятности достаточно часто, чтобы иметь резервные сотовые телефоны и игровые системы, и все остальное, что она пыталась забрать, все это было спрятано ловко, чтобы их было легко получить, но трудно заметить. Она почти похлопала себя по спине за то, что думала наперед, но у нее были дела получше. Мелани гуглила монстров. Когда сортировка по бесконечным ссылкам не привела ее абсолютно ни к чему, она погуглила Grivgas. Нет результатов. Это может быть сложнее, чем она думала. Она подслушала Сару по телефону, услышала ее имя и замолчала, ускорила ответы. Мелани решила, что ее поиски могут подождать несколько минут, пока она выяснит, что делает Сара. Мелани ползла по разбросанным книгам, чехлам для видеоигр и компакт-компакт-памяти, чтобы сесть с ухом к двери. «Я просто больше не могу с этим справиться», — говорила Сара. — Я знаю. Мелани слышала, как шаги ее матери ходили взад и вперед, взад и вперед. «Как вы думаете, может быть, у нее расстройство настроения? А как насчет биполярного расстройства? Разве это не делает людей ленивыми?» Сара шептала. Мелани слышала достаточно. Она толкнула свою кровать по полу, не заботясь о том, что ее драгоценные книги, игры и музыка раздавлены, не заботясь о том, что Сара внезапно перестала разговаривать по телефону, чтобы спросить, что там происходит, больше ни о чем не заботясь, и она взяла свой рюкзак и ушла через окно. Нахождение на первом этаже имело свои преимущества. Была ночь. Вдалеке Мелани слышала, как ее мать кричала, стучала и кричала, чтобы она открыла проклятую дверь. Она смеялась под нос и продолжала идти. Она все равно ненавидела эту женщину. Она ненавидела все. Она была рада избавиться от него. Школа больше не будет править ее жизнью, ответственность и рутина. Мелани собиралась в приключение. Она найдет Гривгаса и войдет в мир монстров и фэнтези, как и в ролевых играх, которые она так любила. Воздух был свежим и прохладным, и на дороге ни разу не было движения. Мелани остановилась, чтобы посмотреть на небо и сделать длинный, полноценный вдох, прежде чем перейти улицу. Она услышала хлопок двери и оглянулась. Сара кричала, чтобы она вернулась сюда, чтобы она вела себя один раз в жизни и перестала быть такой эгоистичной. Мелани никогда раньше не называли столько имен одновременно. Она повернулась спиной и шагнула демонстративно вперед, хорошо катается. Раздался взрыв, скребущий шум и ужасный, тошнотворный стук, когда разглагольствования Сары закончились. Мелани закрутилась, чтобы посмотреть. Водитель уже мчался вне поля зрения. Было слишком темно, чтобы увидеть номерной знак, но это не имело значения для Мелани. Любая ненависть вывалилась из нее, когда она выбежала на улицу, чтобы присесть мимо своей умирающей матери. Сара была босиком и в синяках, ее ноги согнуты под отвратительно неправильным углом, растянуты, как длинные листья увядающего папоротника. Мелани плакала рядом с ней, пытаясь сказать ей, что все будет хорошо, рыдала, задыхалась и держала ее за руку. Ее мать говорила только одно, снова и снова. "М-мелани... М-мелани...» Мелани побледнела. Голос ее матери был приглушенным, болезненным. В дыхании ее матери был шум, который заставлял ее голос звучать как статичный. Мелани не хотела опускать руку своей мамы, но шок сильно и сильно обрушился на нее, как барабанный бой. Ее глаза были оторваны какой-то неестественной силой, и она посмотрела через улицу, чтобы увидеть, как Гривгас неуклюже приближается, сочится, смещается и плавает в своем постоянно меняющемся «я», этом единственном гигантском глазном яблоке, зафиксированном на матери Мелани. Мелани не знала, что делать. Нет, она просто ничего не могла сделать. Она могла только сидеть и смотреть и застывать в полном ужасе. Она слышала, как ее кровь качалась; почувствуйте, как ее суставы застыли, как и тогда, когда она впервые встретила этого монстра. Ее грудь сжималась болезненно, резко. Ее тело не двигалось, как бы сильно она этого ни хотела. Она должна бежать; она должна вызвать скорую помощь; она должна вызывать полицию. Она должна звонить отцу. Гривгас двигался как ленивец, медленный и обдуманный, но он был на Мелани и ее матери в моменты. Мелани с ужасом наблюдала, как его глазное яблоко качнулось от груди и сверкнуло в лунном свете на искривленный образ Сары. — М'мелани, — сказал Гривгас, голосом заполняя беззвездную ночь. «М-мелани», — сказала ее мать в этом хныканье, наполненном статикой. Мелани не могла говорить, кричать или даже издавала мельчайшие нытья, когда ее мама умирала. Она смотрела, как бездушная кукла, в то время как тело ее матери было поглощено наполовину скользким телом Гривгаса и утащено в кусты на другой стороне улицы. Мелани сидела там до восхода солнца, глядя на пустую квартиру и кусты рядом, ее рюкзак провисал с ее опущенных плеч, наполненный всем, что, как она думала, ей может понадобиться, когда она убежала. Тем не менее, со всеми этими приготовлениями и отчаянными желаниями, Мелани не могла найти в себе силы двигаться.