Эмиралес: Безликие Взгляды

Корагское Безумие

Сквозь бури человеческих войн, простирающихся на многие и многие расстояние, идёт безымянный – старое существо, которое только и может, что поглощать вапор и убивать, старясь хоть на некоторое время забыть о том, кем является на самом деле. Напарник – Трог из того же разряда существ, которые никак не могут вспомнить свои пленяющие истории из прошлого, на чём они основывались и как мечтали. Дама, что двигается впереди выглядит чрезвычайно обеспокоенной и, в то же время удивительно расслабленной. Эмоции направляющей вечно прыгают с положительных на отрицательные и наоборот. Иногда она поднимает руку и просит остановиться, в ответ двое мигом пригибаются, ведь это их привычный жест для предупреждения опасности. Поворачиваясь в сторону, по направлению к неизвестным, в её глазах пылают сомнения, а пальцы вечно касаются губ, боясь сообщить свои опасения. Солнце, скрытое за плотным воздушным покрывалом, медленными движениями идёт в сторону зенита, и кажется, что вот оно вышло из-за горизонта, хотя это лишь предположения. С каждой секундой дама ускоряется, как и хватка неизвестного, кто цепляется за своё орудие сильнее и крепче. Зрачки Трога прыгают как мячики от стены к стене, стараясь найти успокоение, трещины сменяются трещинами, а разрушенные здания рыдают, умоляя хоть на минуту перестать страдать от вечного гниения и слияния с всепоглощающей природой. Идущий к ответам поворачивает мутный взор в сторону одного из очередных проломанных каменных стен и видит ужас, который запирает эмоции в клетку сомнений. Такого за время пребывания в Кораге он ещё никогда не замечал, в то время дама говорит всем оставаться в безмолвии и не издавать ни звука, ведь эта часть города кишит не только Афоантропосами, но еще и ищейками и разными крысами, двигающиеся толпами. Гора костей, большое количество трупов и гнили в перемешку со смеющимися масками черепов, которые уложены так, чтобы пугать каждого, кто обратит туда свой взор. Одни кости связаны с другими, а некоторые черепа приросли к другим, создавая картину настоящего ужаса. Возможно это некий культ, что паразитирует на жизни и смерти, превращая их в некую таинственную религию, что управляет миром, а может это склеп, хранящий в себе множество и множество мертвых, предупреждая о скорых опасностях. Лоза остановилась. Двое переглянулись, глаза их наполнились сомнением, а страх стал шептать в разум, умоляя остановиться и закончить путь. Подняв дробовик на даму, безымянный кивает и шепчет: «Отступим – выбор пламенем пожрёт наши тела». Сзади девушки красуется очередное разрушенной здание, но на сей раз, на нём осталась древняя вывеска, которая удивляет своим качеством, ведь та, наверное, более двухсот лет остаётся целой и удивительно чистой. Может это кто-то из местных создал сие чудо, стараясь вернуть былую великую жизнь. Дверь, стены, что прилегали к проёму посыпались и смешались с землёй. Лоза молча открывает её и проходит далее. Слишком светло и опасно. Она оглядывается по сторонам и требует всех лечь на землю. Те незамедлительно приземлились телами на грязную и безобразную поверхность, где смешались отголоски войны в цельную однородную смесь ужаса. Девушка сделала пару стуков по вывеске, что держится над проходом, и ложится рядом с неизвестными ей. Шепчет: – Они услышат нас, – проводник просит всех лечь на землю, а она в своб очередь прислушивается к земле, стараясь уловить сигналы. Когда те поднялись на ноги, девушка добавила: – Они уже... – Что это было? – Дробовик ударяется в грудь Лозы. – Ты знаешь сколько заживает сердце? Не считала? – Ярость нахлынула на безымянного и тот громко и опасно повысил голос. Напарник запрыгнул тому на спину и закрыл рот. Лоза выпучила глаза и пригнулась сразу после действий Трога. – Ты что творишь? – Они уже идут! – машет рукой, чтобы проследовали за ней и подбегает к одной каменной плите, на которой лежит большой булыжник. Она стаскивает тяжесть ногами, упираясь на руины, пока двое шли и успокаивались. Безымянный чешет затылок и извиняется. Девушка трясется от страха, она двигается быстро и ловко, не прося о помощи, ведь времени, как ей кажется уже совсем не осталось. – Здесь! – Она вытаскивает большой металлический прут и вонзает меж землёй и плитой. Упирается на него и срабатывает механизм, который опускает камень под землю. Машет рукой и трое заваливаются в неизвестность. – Первое, что вы должны знать об этом месте! – шепчет и в панике держит за одежды своих товарищей. – Здесь все такие же как вы! – Она опускает иногда голову и всматривается с неизвестность и думает, пытаясь подобрать слова. Свет, который идёт с потолка медленными шагами отступает, ведь проход закрывается под слабую вибрацию механизмов. – Где? – провожает лучи. – Мы? – спрашивает Трог. – Под... – Как где? – дробовик вновь наставлен на даму, последние капельки солнца пропали, а дама упала на спину. – Она в ловушку нас завела! К таким же как мы? – в темноте тот хватает девушку за одежду и давит на неё всем телом, из-за чего она начинает извиваться и умолять. – Чудовища! Мы, как и она, как и все здесь! – Остановись! – хватает за руку своего напарника. – Тихо! Успокойся... – Что? – тишина. Вибрация и слабый металлический скрежет пропали. Дыхание троих слышно всецело, а глубокая темнота одеянием легло на плечи. – Я не успе... – ладони девушки падают на лицо. – Послушайте! Здесь есть главный! Он вам поможет! Вы с ним встретитесь! – Лоза вскакивает и отпрыгивает в сторону, звуки ломающихся костей покрывают пространство, и последний звук соскочил с нежной и в то же время боевой дамы: «Увидимся! У вас всё получится!». – Где ты, тварь? – кричит Трог под звуки трансформации, которые кажется происходят со всех сторон. – Пути назад как я понимаю уже нет... – Слушай, Трог! – Поднимается и вертится на месте. – Я с тобой. – тяжело дышит. – Мне кажется... – Чувствуешь? – Знакомый... – безымянный валится на землю. Следом падает и напарник. – Мяу! – разносится по пространству и загорается свет, а в большое подземелье, которое ранее вероятно служило как склад продовольствия, а может и убежище на случай войны, входят пятеро неизвестных. Те одеты в грязную старую одежду с металлическими, ржавыми укреплениями на конечностях. Оружия у них нет, и только главный, кто имеет болезненный и бледный вид с впалыми щеками и редким волосяным покровом на голове, держит в руках нож, запачканный кровью тысячи, а может более существ. Кошка со своим пронизывающим взглядом смотрит на главного и сидит, ничего не делая. Неизвестные, вошедшие в помещение, говорят на еверабискхе. Какого-то гнева или паники не наблюдается, даже кажется, что те уже очень давно их ждали, поэтому подготовились заранее. Пространство наполняется неизвестным газом, который заставляет уснуть двух напарников. Сны пролетают, как птицы. Ничего не видно во тьме. Только всполохи возможного прошлого, которые словно фонарь на свету, не привносят ничего дельного и положительного. Всё, что происходит с ним во снах и невиданной глазам тьме, где собираются все осколки произошедшего и вливаются воедино, остаётся в желанном забвении, как и правда, за которой он так мчится. Ничто отступило. Вновь разуму предстают привычные для него реалии, которые, отражаясь светом, отправляются в глаза. Ничего сменяется темнотой, в которой всё старается затухнуть, как и унывающая свеча, стоящая на полу в углу небольшого на первый взгляд помещения. Трог лежит на боку, лик уставлен точно на пламя, что пляшет в сомнениях, ожидая ласки и внимания. Пару каменных блоков, которые были высечены ещё, по меньшей мере двести лет назад, выглядят качественно, даже кажется, что за ними кто-то ухаживает, а может они покрыты неизвестным веществом, чтобы избежать гниения, но насколько это может быть возможным? Куски, которые освещены пламенем, похожи на стенки ловушки, они угрожающе давят, сдавливая череп своими цветами и отражающим светом невинной свечи, что ожидает спасения. Пламя так манит и жаждет, чтобы забрать в неизвестность. В такой беспроглядной тишине нельзя услышать ничего, ведь совершенная пустота представляется не только отсутствием объектов, но и беспросветным уничтожающем мозги вакуумом. Моргнув, заключенный пугается, ведь хлопок пронизывает сначала перепонки, а далее обезумевший разум. Вслушиваясь, тот чувствует кровь, которая словно морское волнение течёт и течёт, словно бриз то отступает, то приходит с новой жизнью. Сердцебиение вызывает панику, а удары стараются прорваться сквозь грудь, умоляя выбраться на волю. Каждое движение вибрацией проносится по коже, углубляясь всё дальше и дальше к внутренностям, словно буры и иглы впиваясь и врываясь во все нервные окончания. Мысли настолько громкие в голове, из-за чего Трог задаётся вопросом: «Я говорю в слух?», при этом медленно поднимаясь, опирается на свои руки, которые будто ломаются от каждого неаккуратного движения. Жмурится. Тоненькие лучики разливаются по векам и ему видятся краски, которые переливаются светом от бледно-розового до кровавого цвета, но всё, что находится перед глазами – непроглядная стена из тени. Удивительно то, что даже сквозь тьму можно заметить слегка заметный оттенок – удивительный отблеск красноты подобный зарницам перед приближающейся бурей, который на первый взгляд афоантропоса может показаться, что это – жажда, та самая невыносимая жажда, умоляющая сохранить в себе чувство звериного присутствия, та что умоляет держаться подальше друг от друга, и та самая, что держит, заставляя переживать чудовищные ужасы в гниющем городе отродьев – Кораге. Раскрывает очи и осматривает округу. Трог пытается заметить малую подсказку, которая может служить надеждой, но в глаза впивается лишь тухлая и невыносимо счастливая свеча. В памяти восходят рассветом моменты жизни в Кораге, смотря на чудовище, что глумится танцуя энергией своего нарциссизма. Эти счастливые моменты можно посчитать на пальцах одной руки. Встреча с неизвестным играет в памяти свою игру, которая пробуждает в нём удивительную радость, ведь одиночка обрёл друга и в итоге изгой нашёл дом – мерзкий и поганый город-руины. Монах встретился со своим божеством. Печальная слезинка проскальзывает по грязной коже мужчины, который пытается из всех сил знать. Глаза уставлены вперёд, где нет ничего, кроме утопающей, как и он в мраке, свечи, только она может создавать свет, а он, как бы не старался – лишь хладную тьму, где нет никого, как и его самого. Тот поднимается на колени и облокачивается на руки, замечая свои черные от грязи, а может и стухшей крови, пальцы. – Тишина. Она сводит с ума. Чем больше движений я делаю, тем живее я себя ощущаю, – думает он, проводя огрубевшими перстами по коже лица с блаженно шуршащим звуком, который бросается в мысли ударом ножа. Колючие и режущие удары звуком дробят кости черепа. Голова раскрывается словно одурманивающий цветок, но дающий постоянный поток плохих мыслей, который настолько ужасен, что в этом есть свой удивительный шарм. – Жар свечи... – сковывает губы оковами непринятия. – Я не вынесу четыре стены, – скалится и хватается за волосы. Сопровождающий звук гонит хриплым старческим голосом, который пытается внести нравоучения. – Одежда создаёт слишком глубокие звуки, – поднимается и хватает свечу, постоянно косится и бегает взором по сторонам, которых, как кажется, вовсе нет. Ночь. Вселенская бездна окружила своим деградирующим уютом одиночества. Пустые, но молящие глаза хранят уголёк вечности вапора. Оборачиваясь видит только две стены, камни которых любяще просят разрушить их своим маняще-зелёным, болезненным цветом кислотной природы, которая кажется явилась из другого мира. Брови поднимаются, а шаг, будто выстрел, чудесно разносит сомнения, а страхи словно кости разламываются под ступнями, проникая по всему телу вибрацией и эйфорией благодеяния. Звуки не кажутся такими унизительно громкими, а пространство вокруг топит заключенного своей песней смерти, смешиваясь с острым запахом ничтожности жизни. Знакомые нотки для подобных существ, которые изо дня в день умоляют о конце пребывания в не желающем их видеть мире. Каждый из последующих шагов кажется уверенным, и тот ступает вдоль стены. Прямая дорога стелится королевским ковром, который должен быть кроваво-красным, но благо имеет руинный, болотный цвет, что смешивается со светом свечи превращается в мерзкий оттенок гнили, ранее не замеченный. Грянул шум, от которого погасла свеча, и вновь наступает все-уничтожающая тишина местных красот. Пустота восстаёт мирным протестом, прося вернуть старую дружбу, которая длится всю сознательную жизнь, постепенно перетекает в агрессивную форму, давя на каждый сантиметр и крохотный участок кожи. Молчание пугает его не меньше, чем гость, который, как ему кажется, готов сожрать, чтобы поглотить капельку вапора для оттеснения гнилой ликворы, которая плесенью распространяется по организму, что даже никакие сильнейшие средства не помогут спастись. Слышится голос безымянного товарища, который просит о помощи. Безумие нарастает и вновь сознание иссякает с последнец мыслью о происходящем: "это и есть ОЧАГ?".