Ваш выбор, профессор

Настя

Настёна Лебедева с точными и естественными науками в школьные годы не дружила напрочь, гуманитарные же давались легко. Когда встал вопрос о выборе профессии, девушка приуныла. Кому же не хочется, если уж не быть богатым и знаменитым, то по крайней мере, получать за свою работу достойную зарплату? Иллюзий на свой счёт Настя не испытывала — не пробивной у неё был характер, не подходящий для нынешнего мира, которым правили материальные ценности. Пойти в журналистику? Одна только мысль о том, что нужно приставать к незнакомым людям с расспросами повергала Настёну в такой дикий ужас, что отметались разом и работа в газете и возможная практика на телевидении. Конечно, если оставаться за кадром, заниматься только сценариями — это другое дело. Но писать школьные сочинения Настя тоже не шибко любила. А вот запоем читать исторические романы — это всегда пожалуйста! Сколько раз мама, поздно возвращаясь с дежурства, отнимала книгу у зачитавшейся дочери и гасила настенный светильник с угрозой запретить городским библиотекарям выдавать Насте по особому пахнущие толстенные фолианты из библиотечных фондов.

Рассматривала Настя ещё один вариант — филологический факультет. Английский у неё всегда на отлично шёл. Факультативно в школе выучила французский. А для себя ещё и немецкий освоила. Но узнав о высоком конкурсе на филфаке практически во всех ВУЗах города (кроме педагогического, куда идти не очень-то хотелось…), Настя снова приуныла. Учителем она себя не представляла. Хорошенько порассуждав, она и от карьеры переводчика отказалась. Ну какой из неё переводчик, когда опять же — лишний раз рот открыть перед незнакомыми людьми боится. А тут надо будет как из пулемёта шпарить, к тому же на чужом языке!

Глава семьи Лебедевых, Михаил Степанович, возглавлял областной архив. Он-то и решил участь дочери.

- Насть, ты как, определилась, куда поступать будешь? - спросил он однажды за ужином.

Дочь пожала плечами.

- Куда возьмут по результатам ЕГЭ, туда и пойду.

- А вот это — в корне неправильно! Не абы куда идти нужно, а туда, куда душа зовёт!

- Моя молчит. Никуда ей не надо.

- Ну как такое возможно? Что-то ты у нас, Настёна, ни в мать, ни в отца… Женя, от какого заезжего молодца родилось такое инертное создание?!

Евгения Алексеевна и Настя на подобные сентенции не обижались. Знали, что отец и мысли не допускает, что Настя — не его дочь. Хотя бы потому, что она как две капли воды похожа на свою бабушку по отцовской линии.

- Вот что, Настасья свет Михайловна! Возьму-ка я тебя под своё крыло. Работников предпенсионного возраста в моём заведении пруд пруди, так что местечко тебе однозначно сыщется. С твоим неравнодушием к истории, да знанием аж трёх иностранных языков душе твоей найдётся где развернуться!

Евгения Алексеевна решению мужа не слишком обрадовалась:

- Что ж это ты, отец, своими руками дочку подталкиваешь к судьбинушке «синего чулка»? У вас же там реально сплошной женский батальон трудится. Тебе-то, старому медведю, хорошо в подобном малиннике, а молоденькой девчонке в пыли архивной себя хоронить — не слишком завидная перспектива!

- Ах, вот оно как! Старый медведь, значит? Я тебе сейчас покажу, какой я старый, - шутливо шлёпая жену по попе, заявил Михаил Степанович. Потом посерьёзнел и, глядя на дочь, продолжил. - Наш женский батальон в последнее время разбавился вполне приличными молодыми людьми, между прочим. Да и никто нашу Настю приковывать к архивным стеллажам не собирается. Если позовёт её душа в другое место — получит родительское благословение. Ну а для начала — пусть у меня под присмотром поработает. Я ей и направление от центрального отдела кадров выхлопочу. В Академию государственной службы. Так что горизонты у Настасьи с таким дипломом широкие будут.

И они как-то сразу успокоились и приняли отцовское решение, как должное — и Евгения Алексеевна, и Настя. Последней даже как-то легче дышаться стало, после того, как над будущим приподнялась завеса таинственности. Она спокойно завершила учёбу в школе и без особых проблем оказалась среди студентов Академии государственной службы.

Проблемы у Насти начались позже.

Когда в аудиторию, где должны были проходить ближайшие две пары лекций по истории, вошёл Николай Александрович Романов.

Настя влюбилась в Романова с первого взгляда. Безоглядно и безнадёжно. Безнадёжно — потому, что глядя на длинноногих красавиц с пышными причёсками, беззастенчиво флиртующих с профессором Романовым, она понимала, что у неё нет никаких шансов. Неловкая и какая-то нескладная — особенно в моменты, когда на неё обращали внимание — Настя никогда не смогла бы разговаривать с профессором так вольно и бесстыдно, как это делала, например, первая красавица их курса Жанночка Волгина.

Только одно грело Настёне душу: объясняя новый материал, Николай Александрович очень часто останавливал свой взгляд именно на ней, на Насте. Как будто рассказывал только для неё. Настя понимала, что это не результат особой расположенности профессора Романова — знаний человеческой психологии ей хватало, чтобы объяснить подобное явление. Лектору всегда приятны заинтересованные слушатели. А Настя всегда сидела, замерев, боясь пропустить хотя бы слово из лекции профессора. И ей приятно было встречаться взглядом с любимым профессором и давать волю собственной фантазии, вспоминая эти взгляды дома, над конспектами.

Если бы Насте сказали, что самые вольные её фантазии даже близко не похожи на то, что произойдёт между ней и профессором на самом деле, она бы не поверила и посмеялась. Но где-то в небесной канцелярии уже тикали часики, обратный отсчёт, приближающий невероятное событие, начался.