Сын вот уже третий день спускался к обеду из своей комнаты. И это было столь необычно, что в доме, как бы притихшем вначале, повисла пелена нервного возбуждения. В течение двух лет Клавочка приносила ему еду наверх. Сейчас же, в эти три дня, глядя в затылок Борису испуганно-ласковым взглядом, она, по привычке, убирала его тарелку первой, еще до окончания обеда. Правда, сын, хоть и вновь начал обедать со всеми, за столом был молчалив, не разбирая, съедал все подряд и сразу же уходил, ни на кого не глядя.
Обедали, как обычно, в пять, и где бы ни был Вадим Андреевич, за редкими исключениями, Алик привозил его домой и через пару часов, как правило, увозил обратно в город. Время обеда было единственным, когда собирались вместе за одним столом немногочисленные обитатели этого дома.
Приходил, шаркая потертыми шлепанцами, Петр Трофимович, «банкир» Георгиева, громоздился на узком для него стуле Алик, молча усаживался поближе к двери молчаливый Зураб, охранник сына. Иногда из города приезжал доктор Антон Львович да пару раз в году по месяцу гостила мать покойной Лены - бабушка Бориса. Клавочка в редких случаях обедала со всеми, отговариваясь тем, что так ей удобнее. Кроме того, она не хотела, чтобы Вадим Андреевич брал в дом лишних людей, приноровившись готовить, подавать на стол и убирать, в общем, ей нравилось полностью самой вести домашнее хозяйство.
Клавочка знала эту семью более двадцати лет, вначале жила в доме, как и другие, в собственной комнате, и тогда успевала все: кормить маленького Борю, печь пироги, настаивать травы для Петра Трофимовича, готовить праздничные обеды, когда еще бывало помногу гостей... Пока однажды не отправилась за козьим молоком для мальчика к местному жителю одинокому вдовцу, и тот скоро стал ее мужем, поселил в собственном доме, продал пасеку и напросился к Георгиеву изредка ухаживать за садом. Теперь она справлялась с кухней не так проворно, но работу бросать никак не хотела. Вадим Андреевич любил ее незамысловатую, отлично приготовленную, по-домашнему вкусную еду...
К обеду разрумянившаяся Клавочка подала мясной суп с клецками, поджаренный хлеб, салат из свежей капусты со сметаной и духовое мясо. Пили «Напареули» из запасов Зураба, а Петр Трофимович водку. Клавочка принесла ему блюдце соленых рыжиков, а Боре - стакан холодного, томатного сока. Борис быстро покончил с едой и ушел, не дожидаясь десерта, Зураб поднялся вслед за ним.
Вадим Андреевич проводил Зураба взглядом и сказал, обращаясь к Алику:
- Сегодня никуда не поедем. Ты свободен. Машину утром приготовь к восьми.
- Слушаюсь, босс, - дурашливо вытянулся Алик, -как обычно?
- Да, «альфу». Я отправляюсь один.
Когда Алик ушел, а Клавочка убрала посуду, Петр Трофимович спросил:
- Ты все-таки позвонил ему, Вадик?
- Да, мы договорились на полдевятого. Кто рекомендовал его тебе, Трофимыч? Надежен ли он?
- На кого сейчас можно положиться, сынок? - добродушно заметил Петр Трофимович. - Разве только на Клавдию.
Вадим Андреевич невесело улыбнулся.
- Доктор ночевал вчера с Борисом. Утром, уезжая, снова сказал, что действовать нужно побыстрее, пока еще есть надежда. Видишь ли, мне не хочется обращаться к частному сыску, но выхода нет: у Алика ничего не получилось. Он встретился с девушкой, вычислил-таки ее, но добиться ничего не смог, кто-то или что-то ее сильно напугало.
- Не кто-то, а сам Алик кого хочешь перепутает. Этакий отборный жеребец.
- Пойдем к тебе, Трофимович, допивай свою водку. Расскажешь, где ты добыл этого Пинкертона. Я только переоденусь.
- К Борису зайдешь?
- Он меня к себе пока не приглашает. Но начал говорить со мною и попросил купить пару пластинок. Вчера, ая поздно-таки вернулся, они меня поджидали с Антоном - Львовичем, и Боря при нем снова...
- Не нервничай ты так, Вадим Андреевич, все наладится, вот увидишь... Пойдем-ка, там у меня еще кое-что припрятано за рюмочкой и выработаем стратегию.
Они вышли из столовой, а Клавочка, от нетерпения уже постанывающая, полными, розовыми от постоянного движения руками торопливо прибрала оставшуюся посуду, свернула тугую льняную скатерть, окинула напоследок порядок вокруг себя, - и, не заходя в свою надраенную до блеска огромную кухню, почти бегом кинулась из дома к решетчатому забору, где ее поджидал супруг, весьма суровый с виду мужчина.
Разумеется, она уже не видела, как Алик, уловив стук двери, степенно прошествовал в ее царство - прямиком к одному из двух холодильников, где Клавочка оставляла кое-что наспех приготовленное, на случай, если кому-нибудь в доме захочется перекусить в полночь...
Настороженного Алика, Вадим Андреевич оставил в машине, невдалеке от блочной девятиэтажки, где на первом этаже находилась булочная, куда выстроилась небольшая сонливая очередь. Алик тут же вылез наружу, прилепился сбоку газетного и сфокусировал взор на дощатой двери в трех шагах от входа в булочную. Покупатели то и дело загораживали ему эту неприметную с виду дверь, что заставляло Алика раздражаться.
Когда они ехали сюда, Вадим Андреевич спросил, как вышло, что девушка ничего не захотела ему сообщить.
- Дура она потому что, - с досадой буркнул Алик, - как только увидела меня, нахохлилась, а потом и вовсе попыталась удрать. «Не знаю, - говорит, - ничего не помню». А имя свое помнишь? - спрашиваю. Она глазки сощурила, говорит: «Вика». Больше я от нее ничего добиться не смог.
- Ладно, - сказал, помедлив, Вадим Андреевич, - ты со мною не ходи, будешь ждать в машине до девяти...
Вадим Андреевич возвратился в девять часов четыре минуты. Был он задумчив и облегченного вздоха своего телохранителя даже не заметил. Он не вспоминал более своей беседы с детективом, но то, что этот человек оказался знаком ему, почему-то Вадима Андреевича неприятно поразило...
Он сразу его узнал, только войдя в комнату, еще пахнущую краской и свеженаклеенными обоями. Здесь был беспорядок и кое-где мусор - в этой прямоугольной, простенькой комнате, одна стена которой являла собой балконное окно первого этажа, выходящее во двор. Окно было чисто вымытым, голым, за ним виднелся замысловатый рисунок сварной решетки. Все в этом помещении, бывшей частью малогабаритной квартиры, говорило о недавнем переезде. Мебель была неприхотливая, расположенная так, что сразу становилось ясно - здесь не жилье, здесь заняты делом. На боковой стене висела увеличенная фотография Высоцкого в роли Глеба Жеглова в деревянной, некрашеной рамке под стеклом. Узнав детектива, Вадим Андреевич все-таки представился и пожал протянутую руку человека, отрекомендовавшегося Борушко Игорем Николаевичем.
- Чем могу служить? - сдержано, но как бы и с лёгкой иронией спросил Борушко, - вы мой первый клиент после некоторого перерыва, связанного с переездом, ремонтом, и прочей чепухой. Присаживайтесь, слушаю вас...
- Мне нужно, чтобы вы отыскали одну женщину, - сказал Вадим Андреевич, - и сделали это не более чем за три дня.
- Ну что ж, это несложно, - Борушко открыл блокнот и потянулся за механическим карандашом, стоящим в граненом стеклянном стакане. - Как ее зовут?
Вадим Андреевич посмотрел на этот сиротский стакан, из которого еще недавно пила, наверное, ремонтная бригада, на пустой стол, на бесстрастную руку детектива с тусклым широким обручальным кольцом, постукивавшую карандашом о блокнот. Перевел взгляд на Борушко и понял, наконец, откуда то чувство зудящего неудобства, которое возникло в нем, как только он уселся на стул.
Игорь Николаевич никак не соответствовал этой неказистой комнатушке. Он был одет так, словно собирался на прием. Его серьезному, бритому лицу, с чересчур правильными, как бы неуловимыми, не складывающимися в образ, чертами, очень шел дорогой, из тонкой серой фланели пиджак, белая итальянская рубашка в бледную голубую полоску и темно-серый шелковый галстук с золотой заколкой.
По этой оригинальной заколке Вадим Андреевич и узнал Детектива: огнедышащий дракон на полоске эмали с глазами-изумрудами.
Вадим Андреевич вздохнул и сказал:
- Я не знаю ее имени.
- Простите, не понял, - Борушко подался вперед. - Кого же мне искать?
- Если бы мне были известны ее имя и фамилия, я бы не прибегал к вашим услугам. Но мы виделись не более трех часов, затем она исчезла, и мне необходимо ее найти. Срочно.
- Это будет далеко не просто. И не дешево.
- Пусть так. Лишь бы вы нашли ее, сразу позвонили мне и передали адрес. Это все. - Хорошо. Как она выглядела?
- Ей около сорока, - Вадим Андреевич неловко запнулся, - она была в юбке и свитере гольф. У нее был плащ, сумочка, довольно-таки дорогие сигареты, и вот что еще: брошь. Старинная брошь с топазом.
- Не густо. А конкретнее фигура, лицо?
- Я, в общем, не разглядывал ее. Был поздний вечер, в четверг на прошлой неделе.... Мы нашли... простите, встретили эту женщину в районе последних хрущевок на проспекте Мира. Там еще какой-то сквер...
- Она что, проститутка?
- Нет. Нет, конечно. Я не могу вам сказать более того что сказал.
- А подробнее о ее внешности нельзя?
- Она высокая женщина, повыше вас. Примерно такого роста, как я.
- Худощавая?
- Нет. Нормальная.
- Глаза? Волосы? Особые какие-нибудь приметы?
- Ничего особого я не увидел. А волосы - рыжеватые, коротко острижены, как у мальчика. Поэтому она показалась мне вначале гораздо крупнее, чем на самом деле.
Борушко внимательно посмотрел на Вадима Андреевича, тот не сказал о глазах женщины - они запомнились ему почему-то особенно, но описать их, пожалуй, он не смог бы.
- Хорошо, - произнес детектив, - попробуем. Я позвоню вам. Оплата наличными по результатам исполнения. Без задатка.
Андреевич поднялся, оставил номер телефона и попрощавшись, вышел...
Уже в машине он подумал о том, как мало Борушко изменился за шесть лет, минувших со дня их единственной встречи.
Та ночь в октябре запомнилась ему навсегда: взрыв телефонного звонка около четырех, областное управление, дорога в морг, где он должен был опознать изуродованное тело своей жены и, наконец, старший следователь Борушко И.Н., который, уже под утро, объяснил ему, в результате чего и как в автомобильной катастрофе погибла его жена.
«Подпишите вот это, и тело можно забрать уже сегодня», - доносился до него монотонный голос старшего следователя, а Вадим Андреевич смотрел и смотрел, не отрываясь, на крохотного золотого дракона в черном галстуке и не найти в себе сил подняться, чтобы снова ехать туда, где находилась теперь Лена...
Оставшись в одиночестве, детектив минут пять сидел, глядя в чистый лист блокнота и отстукивая сложный ритмический узор карандашом о край стола. Потом он отодвинул блокнот и снял трубку телефона. Набрал номер, пригладил армейским жестом волосы назад к затылку и негромко произнес:
- Он приходил. Ему нужно найти некую женщину. Он не сообщил, кто она и зачем ему необходимо ее отыскать. Но складывается впечатление, что для Георгиева это чрезвычайно важно. Он был напряжен и, по-моему, узнал меня...
- Не имеет никакого значения, - ответили Борушко, - то, что он вас, узнал. Слишком долго ждать - разорительное удовольствие, а мелочи никого не интересуют. Найдите эту женщину немедленно и сразу же дайте знать. Другого от вас не требуется. Эта работа будет оплачена...
Игорь Николаевич бережно опустил трубку и, спустя минуту, перезвонив жене, сказал, что, очевидно, сегодня ей придется ужинать с детьми без него.
Игорю Николаевичу Борушко также навсегда врезалась в память та ночь. Он не помнил только, почему оказался на месте катастрофы. Это было следствием стечения обстоятельств, о которых не стоило говорить. То ли он ехал мимо в город, засидевшись на службе до одиннадцати, то ли с кем- то из своих что-то там обмывали... Неважно, с теми людьми он давно уже не работал.
Не исключено, что он был слегка навеселе, но не настоль ко, чтобы не сообразить, что за этим дорожно-транспортным происшествием стоит нечто куда более затейливое и далеко ведущее.
... На участке дороги, огибавшем обнесенный бетонной стеною квартал, где сгрудились пивзавод, мясокомбинат и маргариновая фабрика, сыпанул короткий колючий дождь.
Игорь Николаевич включил дворники, но что-то заело. Видимость пропала, и он дал своему «москвичу» сползти к обочине и остановился, пережидая.
Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Рвануло ветром - раз, другой. Редкие светильники подсвечивали сумрак, не разгоняя его, и тьма в сгущениях казалась войлочно-бурой.
Он тронулся и ехал неторопливо, пока не свернул за угол квартала. Дорога пошла под уклон, встречного движения не было, и на пустынной улице ему тотчас бросились в глаза два тяжело нагруженных скрепера, застывших у левой бровки. На переднем вхолостую работал движок и горели задние фары, освещая тот, что стоял дальше, метрах в пятидесяти. Рядом со вторым скрепером в потемках смутно проступала какая-то масса. Поодаль виднелась патрульная «волга» ГАИ.
Борушко включил дальний свет - и сейчас же вспыхнула желтизна борта громадной транспортной машины, а под самым бортом перламутрово-зеленая «семерка», развернутая поперек проезжей части. «Семерка» выглядела так, словно ее ненароком уронили с вертолета.
Игорь Николаевич аккуратно притер машину напротив, заглушил двигатель и неторопливо пересек дорогу. Навстречу ему из-за просевшего ковша скрепера шагнул сержант-гаишник. Борушко представился и небрежно спросил:
- Что у вас тут?
- Двое. - Сержант сипло откашлялся. - Сейчас приедут забирать. Полчаса не прошло. х**н разберет, - пьяные, что ли, были. Мозги по всему салону. - Он затянулся - едкой «Примой», швырнул окурок в слякоть и раздавил каблуком. - Хотите глянуть?
- Посмотрю.
Борушко обошел «семерку». Машина была почти новая но окраска не заводская, «грасс-перл», под заказ. Удар пришелся в правую скулу, и это был удар такой силы, что двигатель всадило в кабину, а рулевая стойка расплющила грудь молодой женщины, сидевшей на месте водителя. Голова ее была запрокинута, шея неестественно вывернута, но черты походил лица спокойны. Ремня безопасности на женщине не было. Стекла салона рассыпались в пыль, металл передка на смятый лист копирки. Подавшись всем телом вперед, Игорь Николаевич заглянул внутрь через проем лобового стекла.
Там, во тьме, был еще кто-то - залитый липким, судорожно изогнувшийся, словно припавший к женщине в последнем порыве.
- «Что за поза? - подумал Борушко. - Какой там, к монахам, порыв?» - и позвал:
- Сержант, а сержант! Дай-ка посветить.
Гаишник подошёл, хрустя стеклом, сунул ему длинный корейский фонарь и засопел, топчась на месте.
- Чего ты мне в спину дышишь? - спросил Борушко. - Не украду я их, не бойся. Права-то были у дамочки?
- Были. - Сержант снова прикурил, сигарета сыпалась, по ветру летели искры. - Георгиева Елена Стефановна. Машина оформлена на мужа, тоже Георгиева, водит по доверенности. У мужика никаких бумаг, кто он такой - не разобрать. Ему верхушку черепа снесло об торпедо...
Игорь Николаевич угрюмо хмыкнул. Хорошенькое дело! Жена Георгиева, того самого, гробанулась в полночь на глухой окраине. Кто с ней в машине? Если сам Георгиев - тогда эта бомба завтра взбудоражит весь город.
Он поднял фонарь и уронил жидкий свет в глубину «семерки». Вгляделся, мучительно сощурившись, - и не поверил глазам. Оскалившись и вытаращив в слепом ужасе единственный глаз второй скрывала спекшаяся кора - на него смотрел Вацек, Вячеслав Рацкевич, девять месяцев назад привлекавшийся по делу Чингиза. Дело это было связано с крупной партией чистых аптечных наркотиков, и Вацек тогда сумел как-то отмазаться, дал подписку и прочно лег на дно, сгинул, выпав из поля зрения следствия. В розыск его почему-то не стали объявлять, вроде бы не было в нем нужды, а вскоре поток текучки смыл все эти подробности, так что и сам Чингиз, стоявший у конца отлично сорганизованной цепочки сбытчиков, «пушеров», как говорят американцы, стал казаться мелкой сошкой.
Вацек! Игорь Николаевич отступил на шаг и потер лоб. Волосы пропитались влагой, но он не чувствовал этого.
- Сержант! - позвал он. — А что скреперист говорит? Где он?
- Увезли - лениво отозвался сержант. Он не в себе. А вообще-то он тут ни при чем. Посмотрите тормозной след, пока все тут не смыло. Они шли под девяносто, когда их заметил первый скреперист, - сержант махнул в сторону горящих фар. - Возле него они сбросили скорость, а когда почти поравнялись с этим, дамочка неожиданно резко вильнула влево, будто собралась въехать под кабину. Скрепер тут еле полз сами видите - подъем. Вот она, подножка.... Я такое видел. Сносит левую стойку, полкрыши и башку водителя. Прав, не прав, а пришлось бы скреперисту садиться. Вот, значит, она вильнула и сразу по тормозам, опомнилась. Машину стало разворачивать, чиркнуло об подножку, а водитель скрепера говорит, что ему сверху было видно, как в салоне «семерки» чего-то завозились, будто они там борются... Наверно, мужик руль попытался перехватить... Короче, в это время из-за скрепера вылетел «МАЗ», голубой такой, он его обгонял на подъе- ме, вмазал эту «семерку» почти в лоб, объехал и в отрыв. Дурак. Ведь все равно поймаем... Стоп. Тебя как звать?
- Семенов.
- Слушай, Семенов, ты говоришь, что водитель первого скрепера показал, что они сбросили скорость уже возле него?
- Hy.
- Забавно. Ты не против, я тут еще полажу? Похоже, что все это и по нашей части. Там, в салоне, мальчонка знакомый. Давно он нас интересует. Слыхал про Чингиза?
- Что-то вроде было.
- Это его парень. Ладно. Скрепер не трогали?
- Стоит как стоял.
- Вот и отлично...
Кое-что Игорь Николаевич обнаружил сразу.
Злополучная «семерка», после того, как скорость упала где-то до семидесяти, внезапно без видимой причины круто сошла со своей полосы и устремилась к скреперу, двигавшемуся вторым. В это же мгновение был до упора выжат тормоз, «семерку» занесло, и она зацепила левой стойкой о массивную стальную подножку скрепера на уровне лица водителя - дальше в события вмешался чертов «МАЗ», который все спутал... Вацек остался там, где был в последнюю секунду, - правой рукой вцепившись в руль, а левую засунув под себя, словно пытался расстегнуть ремень безопасности. Его сидение было видно, загодя еще, - до предела отодвинуто назад. Борушко знал зачем, потому что нечто подобное видел уже дважды, и именно поэтому сейчас без труда обнаруживал приметы, которые при другом повороте событий свидетельствовали бы о попытке преднамеренного убийства. Но это при другом повороте.
Ближе к утру он составил себе примерную картину происшедшего. Работы по деталям здесь было еще невпроворот, однако главное очистилось. Борушко явственно представлял, как эти двое, Вацек Елена Георгиева, бесцельно кружат по пустынным улицам, куря и болтая, как Вацек под тем или иным предлогом заставляет Елену то прибавить, то сбросить скорость почти до нуля, чтобы расшатать, сбить чувство дороги, лишить ее уверенности за рулем. И в то же время он напряжен до предела - жадно ищет, ловит момент, секунду, обстановку, чтобы сделать то, что потом будет фигурировать в протоколе как ДТП, нелепая дорожная случайность поздним мокрым вечером.
В конце концов после десятка упущенных, неполных, несовершенных, а может и вовсе не существовавших возможностей он вдруг замечает впереди эту парочку, медленно ползущих на гору динозавров. Вот оно! Едва поравнявшись с первым скрепером он уже просчитывает свой вариант и просит Елену ехать потише видите ли, он - панически боится этих чудовищ на дороге... И в ту же секунду, когда второй скрепер уже совсем рядом, Вацек стремительным движением отворачивает руль влево, а сам (он успевает учесть даже это), пытается отстегнуть ремень, потому что знает, что при таком ударе гибнет водитель, а машину разворачивает влево и пассажира выбрасывает через распахнувшуюся дверцу. Он достаточно тренирован, чтобы прокатиться десяток метров по асфальту, отделавшись ссадинами и ушибами... Но тут на сцену выходит «МАЗ»...
Только около четырех часов, он позвонил Вадиму Андреевичу с сообщением, что произошло несчастье. В разговоре он даже не упомянул о том, что в машине вместе с женой Георгиева находился спутник. По его словам, характер происшествия был самым банальным. Одна из тех бед, что всегда за спиной у каждого, стоит только зазеваться.
Впрочем, до этого звонка он успел поднять с постели и проинформировать заместителя прокурора, после чего позвонили и ему, из совсем другого места, и велели не дурить, не рыть землю носом, и начисто забыть про Вацека.
Дело было закрыто на другой день к вечеру...