Дом, который обитатели посёлка прозвали Розовым, не был виден ни с шумной магистрали, ни с боковой подъездной дороги. Он как бы таился в глубине переулка среди других дач, не желая быть незамеченным, но всё равно притягивал взгляды. В последние годы посёлок разросся, добавились новые кварталы.
Построил его отец Вадима, адвокат Андрей Сергеевич Георгиев в самом начале семидесятых.
Ежедневно в девять, не считая воскресенье, приходила домработница Наташа, отпирая двери своим ключом, убирала послезавтра как посуду и принималась за домашние дела.
Вадим родился, когда его отцу уже исполнилось 40, и мать помнил смутно. Однако в его комнате неизменно присутствовала фотография дамы с пышно взбитой причёской и бриллиантовыми серьгами в маленьких припухших ушах.
У отца в кабинете висел другой портрет матери - написанный маслом, Но это была уже совсем неизвестная и Вадиму молодая и прелестная женщина.
Умение владеть собой и спокойный характер достались Вадиму не только по наследству. С раннего детства он был совершенно отгорожен от улицы. После болезни и последовавший за ней смерть матери маленького Вадима воспитывала няня, а затем в доме появилась домработница Наташа.
Спокойствие была нарушена в 1972 году, весной. Как-то всё сразу случилось в этот год: Андрей Сергеевич был исключён из коллегии адвокатов, потерял государственную службу, Вадим завалила сессию и немедленно загремел в армию, и Наташа, невнятно мотивируя, попросила расчёт.
В тот же вечер Вадима пригласил к себе в кабинет отец, так и произошёл их первый и единственный долгий разговор в оставшиеся несколько недель до его отбытия к месту прохождения службы.
Отец тогда сказал:
- Не буду вдаваться в причины этой катастрофы. Наконец-то меня оставят в покое и те, кого посадили, и те, кто сажал. Мне жаль только, что при этом пострадал и ты. Не удивляйся. Когда бьют, то либо уж добивают, либо стараются угодить по самому больному. Да, ты, пожалуй, не было вполне готов к экзаменам, ты недавно женился, у тебя изменилась эмоциональная жизнь, но я уверен, что всё это было сделано намеренно... То, что тебе предстоит пройти, довольно гнусно, но ты пройди это всё и возвращайся. Я к тому времени сделаю всё, что в моих силах - ради тебя.
- Ради нас, - сказал тогда Вадим.
- Да, безусловно. Но Лена перебирается к матери, а за ту пару месяцев, что она здесь с тобою прожила, я не смог её узнать хорошо. Она - иначе, чем мы, устроена, хотя она и красивая, нежная женщина.
- Я люблю ее, - сказал Вадим.
- Тебе двадцать два, ты ещё очень молод. Лене скоро двадцать, и вы расстаётесь надолго. И я в этом отчасти повинен. Могу тебе только обещать...
- Какие уж тут обещания, - ответил тогда Вадим, - время всё само покажет...
Именно то, как эти слова произнес сын, подвигло Андрея Сергеевича к решению строить собственный дом. Он предполагал, что безусловно, возникнут некоторые препятствия и трудности, но главное было у него руках. Земля, участок под застройку, право пользования которым было приобретено ещё женою и после ее смерти перешло к нему.
Андрей Сергеевич теперь был 62-летний пенсионер, обладатель земельного угодья в тридцать соток. И не исключено, что только сейчас могла начать его настоящая жизнь.
Всю неделю до отъезда Вадима, Андрей Сергеевич заставлял себя даже не думать об этом. Он позвонил и встретился в ресторане, оплатив счёт, обратную дорогу в такси и вручив внушительный подарок жене того, от чьего слова зависело в будущем восстановление Вадима в институте. Он оформил новое новое завещание на имя сына, и нашел новую домработницу.
Волчат - так прозвал детей Петр Трофимович, - адвокат почти не видел все эти дни.
Они запирались в своей комнате или блуждали по городу вечерами, засиживались до немыслимого времени а барах в компании старых приятелей Лены. Об этом сообщила, позвонив, мать самой Лены.
- Пусть делают, что хотят, - сказал на то Андрей Сергеевич, - дома для них время идёт ощутимее, и быстрее. Скоро все это закончится...
- Уж скорей бы! У моей дочери всегда все ненормально. Такой характер...
С этой нервной женщиной у адвоката возникли несвойственные напряжённые отношения, которые не разрядила даже свадьба их детей. Ее можно было понять, ведь она долгие годы прожила без мужа, и в одиночестве воспитывала свою дочь.
Отец Лены погиб где-то в Эфиопии, он был военный летчик.
Лена росла самостоятельно и вылепила себя и свой образ жизни. Но мотивы поступков совершенно перестала понимать ее мать.
Вадим познакомился с Леной в каком-то кафе, куда зашёл посидеть с приятелем.
Девушка сидела с чашкой кофе за столиком, в углу рта у нее торчала незажженная сигарета
Что заставило Вадима подойти к ней и заговорить - неизвестно, но к себе домой он привел ее в тот же день вечером.
Поженились они через пару месяцев, и Лена перебралась к Вадиму. Ее мать винила в этом адвоката, и лишь изредка забегала взглянуть на дочь, которая была совершенно счастлива.
Адвокат не мог себе представить, как Лена вернётся, пусть и не навсегда, в дом матери. Перед отъездом сына он предложил ей остаться у них.
- Вам не придётся менять своего образа жизни - никто не станет, вы же знаете, ограничивать в этом доме вашу свободу...
Лена улыбнулась.
- Мама говорит, что я невозможна.Это так. Без меня вам, Андрей Сергеевич, будет спокойнее. И не надо всем так волноваться. Я дождусь Вадима...
Вадим был коротко острижен, подтянут и уравновешен. В последний день он снял со счета в кассе все свои сбережения и оставил жене. Убрал в комнате, запер в шкафу книги и рабочий хлам, уложил в чемодан.
Вечером они с Леной вышли в гостиную к прощальном ужину.
Большой стол раздвинули, накрыли льняной белоснежной скатертью, стоял обеденный сервиз, тюльпаны на столе, тонкие бокалы и еда.
" Будто поминки", - шепнул адвокат своему другу.
Пётр Трофимович с досадой отмахнулся.
- Дурак ты! - сквозь зубы сказал он, усаживаясь, - они всё правильно сделали.
"Они" - мать Лены и новая домработница Клавочка сновали тут же, поднялся из кухни и ещё и ещё всё плотнее уставляя стол. Клавочку Андрею Сергеевичу сам Бог послал. В дом вернулась, казалось бы, навсегда утраченная надёжность. Она была честна и добра, к тому же необыкновенно готовила. Сейчас она была деловита, молчалива, и слегка озабочена, мать же Лены казалась равнодушной и усталой.
- Не кури! - громко сказала она Лене, и та, вздрогнув, сунула незажжённую сигарету в пачку. - Забыла дома конфеты Вадиму... Мы сядем за стол в конце-концов? - так начался последний вечер сына в доме.
Эта женщина была крайне взвинчена, чего нельзя было сказать об остальных. Адвокат смотрел на сына. Много ли таких прощаний он мог вспомнить за свою жизнь? У него никогда не было в молодости своего дома - жизнь из жимолость в поездах, гостиницах и общежитиях.
Вадим с удовольствием поглощала приготовленные Клавочкой яства. Лена мгновенно опустошила тарелку, и уже нетерпеливо постукивала ногтём по сигаретной пачке.
Адвокат вздохнул, поморщившись.
- Не нравится мясо? - осторожно спросила Клавочка.
- Что вы, что вы, Клавочка, так вкусно нельзя кормить! - ответил он.
Пётр Трофимович разлил.
- Вадим! - сказал он, вставая, - война - это дерьмо, армия - та же война, разлука - это тяжело, но тюрьма - хуже всего. Твой отец... - адвокат взглянула на него, подняв брови, но Пётр Трофимович, будто не замечая этого, продолжил: - Твой отец - великий человек и великий гражданин... Выпьем за него!
- Выпьем ! - легко сказал Вадим, - твое здоровье, папа!
- Мне кажется, - заметила мать Лены, - что все сегодня непременно напьются. Нужно ли так мрачно смотреть на будущее? Быть может, стоит просто пожелать Вадику удачной службы? И чтобы он писал нам почаще. И чтобы помнил, что его с нетерпением ждут.
- Мама! - сказала Лена, - Что за чушь ты городишь? И и вовсе не надо сразу дуться. Какое, к черту, будущее?
- Нервы, - сказал Пётр Трофимович, - нервы все, Леночка, дайте мне лучше вашу красивую сигаретку.
- Вы же не курите! - ужаснулась Клавочка, но, посмотрев на Вадима, умолкла, вскочила и принялась убирать со стола.
Встала помочь и Ленина на мама, поднялось Лена. Андрей Сергеевич остался сидеть. Он никак не мог заставить себя быть спокойным.
- Вадим, погоди, - сказал адвокат, поднимая глаза на сына, - я не буду провожать тебя завтра. О Лене я позабочусь. Помни единственное - не делай того, за что будешь потом себя презирать. Хорошо? Думай о том, как станешь жить после возвращения. И становись сильным - не дай этой жизни сломать тебя...
После отъезда сына Андрей Сергеевич начал строить дом. Вадим угодил служить на границу с Ираном. Писал нечасто, сдержано, и деловито. Лена пропала, и лишь через полгода позвонила и попросила денег, чтобы съездить к Вадиму. Из поездки ничего не вышло, она провела в доме Андрея Сергеевича неделю и вновь исчезла, пока не появилась в следующем сентябре - загорелая, похудевшая, привезя с собой письма и подарки Вадима отцу.
Алёна прожила месяц рядом с Вадимом, и его возвращение осталась ждать вместе с Андреем Сергеевичем, будто восстанавливая силы после долгого изнурительного бега. Она словно боялась покидать комнату Вадима.
Вечерами за чаем она рассказывала о жизни в этом крохотном городке на юге Азербайджана, на стыке морского побережья и сухопутной границы, с удушливо влажным климатом и экзотическим населением, а когда уходили и Клавочка, и Пётр Трофимович, выслушала отчёты о том, как идёт строительство Розового Дома.
Дом рос медленно. Деньги были, но был и обман, и заведомая халтура, тогда в ярости Андрей Сергеевич разгонял очередную бригаду рабочих и рушил то, что было наляпано безрукими разгильдяями. Каждую в свободную минуту он проводил на стройке, беря с собой Лену, Трофимовича и Клавочку.
Но его присутствие было постоянно необходимо и в городе. В ту зиму он много и успешно консультировал в частном порядке. Пётр Трофимович, уже как бы тоже пенсионер, помогал ему в вопросах финансовых и, помимо того, был занят добывания стройматериалов. Когда клиенты приходили днём, а Лена бывала дома, её забирали в комнате до ухода гостей, а Клавочку высылали якобы за покупками. Вечерние гостем обычно являлись с охраной, и женщины не должны были показываться в гостиной.
Андрей Сергеевич стал одержим своим строящимся домом. К началу весны второго года вадимыной службы закончили.
Позже Лена решительно заявила, я что она поживёт тут с Петром Трофимовичем будет следить за ходом дел, а Андрей Сергеевич пусть не мотается туда-сюда, лучше добудет хороших саженцев, я и они вдвоём разобьют сад.
Георгиев засел в городской квартире до мая, с головой уйдя в свои юридические дела. Осознав, что до возвращения сына закончить дом не удастся, Андрей Сергеевич угомонился и стал более сдержан и молчалив. Ему звонили с прежней работы с просьбами - он отказывал, ссылаясь на нездоровье. Но это была неправдой.
Когда вернулся Вадим и улеглась горячка встречи, Андрей Сергеевич вновь заторопился. Летом он строил, зимою же работал в городской квартире. Через три года - он, Клавочка, Пётр Трофимович и Бек перебрались в Розовый Дом, оставив в городской квартире Вадима с Еленой и маленького внука Бориса.
Умер Андрей Сергеевич неожиданно, от инфаркта, в возрасте 73 лет, прожив в новом доме неполных шесть лет. Был похоронен неподалёку, на поселковом кладбище. Незадолго до смерти он огласил своё завещание, передал сыну деловые бумаги, и в силу этого завещания и той боли, которую Вадиму причинила смерть отца, Георгиев-младший с семьёй, Клавочкой, и Петром Трофимовичем навсегда поселились в построенном адвокатом доме. Борю определили в местную школу, городскую квартиру и старый гараж продали и зажили, до времени ничего не меняя, пока жизнь настоятельно не потребовала перемен.
В тот день, когда было оглашено завещание, Вадим с отцом заперлись в его кабинете и проговорили допоздна. В заключение разговора Андрей Сергеевич потребовал от сына, чтобы суть их разговора осталось тайной для всех. Вадим кивнул. И уже когда сын стоял на пороге, адвокат добавил:
- Все могло сложиться иначе. Но ведь не мы выбираем ту или другую жизнь. Мы лишь можем достойно распорядиться тем, что нам досталось.