Игра в дурака. Повторение прошлого

23. Голый орел. Помойка

Был момент, что он хотел все же воспользоваться еще разок красной «Хондой», припаркованной в неположенном месте, но в самый последний момент все же передумал, решив домой добираться общественным транспортом. Пожалел спящую в ней вредину, она так сладко улыбалась в своем сне какой-то замечательной сказке, что у него просто не хватило наглости своим появлением возвращать ее обратно в этот ее скверный мир разврата и порока. Как вдруг эта машинка стала расплываться прямо у него на глазах, теряясь в пространстве, а вместе с ней и все окружающее, голова закружилась и в бешенном вихре погрузилась в непроглядную тьму.  Покинуть реальность легко, попробуй потом вернуться обратно. И очнувшись, он сначала подумал, что валяется просто на асфальте возле особняка на Таганке, там же, где и отключился, и пялится в хмурое небо, в его черные парящие точки, стараясь осознать простую истину, как смог докатиться вообще до такой жизни. Еще через минуту такого вот своего возвращения, он даже уже начал понимать, что точки на небе, это вовсе не мухи на потолке, а гораздо большие твари по своим размерам, да и по своему интеллектуальному развитию.

 И эти каркающие твари здесь были везде! С перекошенным лицом он попытался сесть и оглядеться. С трудом, но ему это удалось, голова хоть и раскалывалась, не желая воспринимать действительность, но только кто ее спрашивал, лишь бы только снова не отключилась. Была надежда, что именно этого она как раз делать и не собиралась, как бы ей сейчас и не было хреново. Что и радовало, в отличие от всего остального зловонного, окружающего его со всех сторон до самой линии горизонта. С головой надо дружить, черт знает, что может приключиться, как только эта дружба заканчивается. И похоже, что сейчас в жизни нашего героя наблюдался именно этот печальный случай, когда верхи(мозги) просто не хотят уже ничего воспринимать, а низам вообще все уже пофиг, что и понятно, у любого крыша поедет от такого беспредела, когда тебя берут и просто выбрасывают из твоей упакованной жизни на помойку, причем даже не в переносном смысле.  «Круговая порука мажет как копоть, — прошептал бедняга, все еще не веря своим глазам и всматриваясь мутно в помойку, — мы берем чью-то руку, а чувствуем локоть. Скованные одной це…». При ближайшем рассмотрении точки оказались воронами, а сам он… совершенно голым орлом посреди всего этого отстойного великолепия.  И Наутилус Помпилиус в ушах, разносящийся из довоенного громкоговорителя, приделанного к самодельной виселице с раскачивающимся в петле покойником. Карр…карр…карр…   

Я ищу глаза, а чувствую взгляд,

Где выше голов находится зад…

Очнувшегося передернуло. Вообще-то все это должно было быть сном. Пусть и самым ужасным в его жизни, но все же сном.  Мужчина поднялся на ноги и, не обращая никакого внимания на каркающих ворон и свою бесстыдную наготу, побрел на слабых ногах к мрачному сооружению. 

Здесь сброшены орлы ради бройлерных куриц,

И я держу равнение, даже целуясь…

Чтобы отключить проклятую музыку, заведенную, будто в издевательство над единственным не пернатым, не считая висящего в петле бомжа, крыс и мышей — законных обитателем этого удручающего пространства. И выключил, сбив проклятый громкоговоритель подвернувшейся под руку железякой, какой-то тяжелой автомобильной запчастью, сносившимся тормозным диском, массы которого как раз и хватило, чтобы снести эту чертову «сковороду» с высоты своего вещания на бренную землю. Не с первого раза, правда, пришлось постараться, поупражняться в метании диска, то и дело после очередного броска падая на голую задницу, но все же… Ему только музыки сейчас и не хватало. И как знали изверги, кто его сюда отправил, что включать, его самую любимую группу, чтобы лишить еще и этого. Теперь он уж точно никогда ее слушать не будет. Кто-то взялся за него конкретно, что вскоре и подтвердилось. Тишина продлилась недолго и уже в следующую минуту, не успел он отойти от виселицы и десятка метров, как музыка возобновилась. Только теперь уже вещал покойник. 

И снова про сброшенного орла из-за бройлерных куриц, которому только и осталось, что держать равнение, с кем-то целуясь. И вот с этим издевающимся над ним гадом голому обитателю помойных бескраен пришлось повозиться уже дольше. Окостеневший никак не хотел выскальзывать из петли, сколько он на нем не вис, пытаясь, отталкиваясь от столба ногами, как можно сильнее раскачаться вместе с этим помойным покойником, утешая себя только тем, что этому еще хуже, чем ему. Жил человек, жил, а потом пошел на помойку и повесился. Или повесили… Без разницы, где тебя вешают, в шикарном небоскребе или на помойке, результат предсказуем. И эта мысль уже о собственной смерти не очень порадовала раскачивающегося на покойнике. Он разжал пальцы и свалился вниз, больно ударившись ступней о пустую бутылку, которой он тут же и воспользовался, взяв ее за горлышко и как следует приложившись посудиной к столбу. И уже с этой «розочкой» снова стал пытаться в прыжке зацепиться за висельника.  С одной рукой этого не получилось, вот и пришлось из мусора сооружать кучу малу возле столба, чтобы добраться до поющего «солиста». На это у него ушло чуть меньше часа, когда веревка была наконец перерезана и висельник вместе с ним свалился на землю. Хоть какая-то одежда, усмехнулся голый победитель, освобождая последнего от лохмотьев сразу же после того, как вырвал с «мясом» из его головы воспроизводящее устройство. Точнее, он даже ничего и не вырывал, просто опустил несколько раз на голову несчастного все тот же тормозной диск и… голова заткнулась, теперь уже навсегда. Как выяснилось, висельник оказался самым обычным манекеном, повешенным на потеху, скорее всего кем-то из местных бомжей, постоянных обитателей этого жуткого места, что тут же и подтвердилось. И это вселяло надежду, что и его пока здесь тоже никто вешать не собирался.

            —А ты, мил человек, его туда цеплял, чтобы сымать? — услышал он за собой непонятное и оглянулся. Позади него стояло нечто, лишь отдаленно напоминающее большую, заросшую волосами обезьяну, сравнить которую с человеком у Погорела даже мысль не повернулась. И вот это нечто, свирепо скалясь осколками зубов, сжимало в руках дубину и даже собиралось ей приласкать нарушителя своего спокойствия.

            — Извините, — голый предусмотрительно отступил пару шагов назад, чтобы тут же не быть забитым этим громилой насмерть, — мне просто понадобилась одежда.

            —Это моя одежда, — произнесло угрожающе помойное существо, делая шаг вперед и размахиваясь, — здесь все мое, включая и тебя, придурок.

            Как этот придурок увернулся от этого смертельного удара, он и сам не понял, просто увернулся и все, просто каким-то чудом оказавшись у того с боку и нанеся ответный удар в ухо нападающего. Было бы сил побольше и тверже стоял бы на ногах, так и уложил бы гада, а так… Комариный укус еще никого с ног не валил, не свалил с ног он и этого обезьяноподобного, развернувшегося и тут же двинувшегося на своего обидчика твердой поступью Кинг-Конга. И вот этот обезьян, крепко сжимающий свою увесистую дубину своими лапищами, пер теперь с воем на него и только лишь с одной единственной целью — повесить гада на перекладине вместо манекена. А музыку он потом в его голову вставит. И на этом чудном моменте вообще-то можно было бы уже и проснуться, но как-то не получалось. Погорел стал пятиться и споткнулся, чувствую, как последние силы уже стали покидать его бренное тело, споткнулся и завалился почти что уже покойником спиной в мусор, из последних сил изворачиваясь от смертельного удара. И снова ему повезло, громила снова промазал. Оставалось одно, делать ноги, для чего надо было хотя бы на них встать, но на это Бог ему времени уже не отпустил. Третий и последний удар точно бы разнес на черепки его голову, если бы не одно странное обстоятельство. Громила, вдруг выронил из лап орудие убийства и… завалился сам на свою жертву, придавив ее всем своим телом. Что-то липкое и теплое стало заливать лицо последнего, но это все же было лучше, чем самому разлетаться осколками по вселенной. Когда же спасенный выбрался из-под мертвого тела своего почти что уже убийцы, то никого больше рядом с собой не обнаружил, кроме… Кроме того самого отбитого от бутылки им же самим горлышка, угрожающе торчащего своими острыми краями в шее обезьяноподобного. И еще только нескончаемое карканье ворон, слетевшихся тут же на свежее мясо. Сам же и убил, правды все равно уже не доищешься, да она на этой помойке никому и не нужна. Двое их было, не считая манекена, поэтому никто кроме него самого и не мог вспороть стеклом горло почти что уже своему убийце.  

Живой обшарил мертвого в поисках полезного, но кроме пачки презервативов, снимка обнаженной подружки в немецкой фуражке и двух мятых купюр по тысяче рублей каждая ничего в карманах последнего больше не нашел. И разряженного смартфона, что огорчило, который он тут же и зашвырнул куда подальше, как ненужное уже напоминание о своей успешной прошлой жизни. А вот деньги порадовали, хоть за что будет добраться до города.  Темнело, когда он, завалив труп своего недавнего врага всевозможным мусором, натянув на себя обноски с манекена, направился в сторону города. Выла где-то сирена и переваливался из ямы в яму старенький полицейский уазик с включенной синей мигалкой, спешащий на чью-то очередную смерть. Уже донесли, усмехнулся Погорел, даже уже не удивляясь этому, твердо уверенный уже в том, что кому-то очень серьезно перешел дорогу. Кому вот только? И сейчас жалеющий лишь об одном, что не стер свои отпечатки с горлышка, но кто же мог подумать, что эти бобики пожалуют и сюда со своим таким скорым расследованием. Этот некто подставлял его уже по-крупному.