Восточная сказка

Глава 4

Господи, прошу, помоги мне выбраться из этой передряги. Обещаю, больше не буду искать приключений на задницу. Завяжу со всякими расследованиями, разоблачениями и никаких статей. Стану тише воды, ниже травы. Обещаю.

— Несите! — раздается голос женщины, и я чувствую, как меня осторожно поднимают в этом шелковом коконе, который грозит стать моим саваном.

Мгновения тянутся бесконечно. Меня несут в тишине, а потом я слышу мужские голоса, смех, который переплетается с женскими вздохами. Звон посуды, тянущаяся тихая музыка и журчание воды. Совсем не то, что было в клубе.

Мои слуховые нервы на пределе. Уши стали глазами. Я ловлю каждый звук, каждый шорох, а мозг рисует картину того, что происходит за этим ковром.

— Что это? — причмокивая, спрашивает мужской голос, звучащий неприятно. Перед глазами возникает образ толстого старика. Почему-то лысого.

— Мой подарок тебе, Пиночет! — отвечает уже более молодой и приятный баритон. Голос немного хриплый и этим кажется таким загадочным и опасным, что воображение рисует образ высокого красавца с густой щетиной.

— Подарок? — усмехается первый. — Ты что, решил подарить мне ковер, Кортес?

Пиночет, Кортес, что за идиотские клички?! Прям латиноамериканский триллер какой-то. Если это те, о ком я думаю, то тут уместно только одно имя. Пабло Эскобара. Но никак не борца за свободу или конкистадора.

— Ковёр с сюрпризом, — интригующе произносит баритон, и его голос звучит так завораживающе, что я чувствую, как мурашки бегут по телу.

— Не люблю сюрпризы! — цокает языком толстяк. — И нечем тебе ответить. Ты ведь знаешь, я предпочитаю не оставаться в долгу. Даже в вопросах о подарках.

— Давай сделаем так, — слышу скрип стула. Кто-то встаёт и приближается ко мне. — Если подарок тебе не понравится, вернёшь его мне, — это Кортес подошел к ковру. — А если понравится — передаришь мне после того, как воспользуешься им. Сначала ты, потом я, и ты не будешь мне должен.

И дураку, вернее дуре, типо меня, понятно, как они хотят воспользоваться подарком.

Хочется кричать, вопить во всё горло, что это чудовищная ошибка! Но я понимаю, лучше молчать. И молиться. Эти господа — отморозки, и шумных подарков они не любят. От них они избавляются. Но не так, как мне хотелось бы.

— Разворачивать? — это голос «красавчика». Он слишком близко. Мне кажется, что даже через несколько слоёв ковра я чувствую исходящую от него опасность.

— Погоди, — останавливает его «борец за свободу». — Люблю тянуть интригу.

Тянуть интригу? Может, он там слитки золота ждет, чтобы тянуть интригу? Тут человек! Живой! Пока что.

Я замираю, пытаясь сохранить последние остатки воздуха. Сердце бьётся так громко, что, кажется, его слышно даже через ковёр. Каждая секунда тянется как вечность. От этой напряженности ноздри расширяются, ещё больше наполняются пылью, и я не выдерживаю.

— А-апчии! — смачно выдаю.

Секундная тишина разрывается оглушительным хохотом.

— Тебе надо меня очень сильно удивить, — смеется толстяк. — Надеюсь, подарок только что с конвейера, с заводской смазкой. Переработанный и обновленный продукт я не принимаю.

— Уверен, тебе понравится. Все будет как в первый раз.

Господи, о чем они говорят? Какой заводской продукт? Продукты не чихают.

— Хорош тянуть, разворачивай!

Чувствую, как меня опускают на пол. Лёгкий толчок — и я ощущаю как руки, грубо хватающие за край, натягивают его. Не только я, но даже воздух вокруг меня дрожит в предчувствии чего-то ужасного.

— Осторожно, — насмешливо предупреждает «красавец». — Сюрприз может укусить.

Резкий рывок — и ковер с шуршанием разворачивается, выплёвывая меня наружу. Свет обрушивается, режет глаза, и я судорожно жмурюсь, но это бесполезно — он прожигает даже сквозь сомкнутые веки. Вонь сменяется свежим потоком воздуха, и я, жадно хватаю его ртом. В груди болезненно расправляются лёгкие. Я вскакиваю, спотыкаясь, не столько от слабости, сколько от желания скорее почувствовать под ногами что-то устойчивое.

— Ну и ну, — раздаётся голос толстяка. — Это что за зверушка?

Я открываю глаза и вижу его. Пиночета. Он реально толстый. И реально лысый. Все как в моем воображении. Даже хуже. Голые женщины, те самые что были в гримерке облепили его и других мужчин со всех сторон.

Толстяк смотрит на меня, как на диковинную игрушку. Глаза блестят похотью и довольством. Конечно, я ведь в таком виде. Хотя на мне хоть что-то надето. А эти женщины абсолютно голые. И зачем ему подарок? Вон сколько подарков. Сами просятся чтобы их подарили.

— Какая красотка! — протягивает он с явным удовольствием, вставая из-за стола. — Щедрый подарок.

Я инстинктивно делаю шаг назад и упираюсь во что-то огромное, твердое и… горячее. Мои оголенная кожа сразу ощущает жар, исходящий сзади, а рецепторы улавливают приятный аромат сандалового дерева.

Это не что-то, а кто-то. Медленно разворачиваюсь, задираю голову и встречаюсь взглядом с тем, кого лучше бы никогда не видеть.

Меня накрывает ледяной ужас.

«Красавец» страшнее атомной войны. Лицо, изуродованное порезами и ожогами. Огромный шрам рассекает его лицо пополам, тянется от виска через скулу до самого подбородка. Кожа вокруг шрама неровная, бугристая, будто её когда-то грубо сшили. Правый глаз сплюснут, словно раздавлен. Левый, напротив, слишком яркий, пронзительный, как у хищника, который выслеживает добычу.

Он стоит, слегка наклонив голову, изучая меня пристальным, прожигающим взглядом. В его глазу скользит тень удивления — он явно ожидал увидеть кого-то другого. Но это чувство быстро растворяется в холоде, который от него исходит. От него разит опасностью, наполняя пространство страхом перед ним.

Я осознаю: он — не просто урод. В этом человеке есть нечто зловещее, тёмное, необъяснимое. Не просто жестокость, не просто угроза — нечто глубже, страшнее, будто сама тьма, принявшая человеческий облик.

Я замираю, не в силах пошевелиться. Он, не сводя с меня своего единственного глаза, медленно стягивает вуаль, а затем, пронзая ещё более пристальным, ещё более удивленным взглядом, почти осипшим от неожиданности голосом произносит:

— Действительно сюрприз.

Голос мужчины — как скрежет металла, но в то же время в нём есть что-то завораживающее, какой-то хриплый шёпот, который будто проникает прямо в голову. Я чувствую, как внутри всё сжимается от страха. Его взгляд, его голос гипнотизируют и парализуют. Я ощущаю силу, исходящую от него, — невероятную, давящую мощь, которая пригвождает меня к месту.

— Пиночет, я настаиваю, чтобы ты передарил мне этот подарок. Она просто куколка, — он не произносит слова, а выдыхает их мне в лицо.

— О, да!

Толстяк оказывается рядом. Его взгляд раздевает меня догола.

— Не терпится распечатать подарок и поиграть с этой куколкой.

Он хватает меня за руку и резким движением притягивает к себе. Я впечатываюсь в рыхлое как желе тело, и меня передёргивает от отвращения. Но страх сковывает, не даёт сопротивляться.

— Отпустите, — это всё, что удаётся мне пропищать. — А-а-а! — громко вскрикиваю, когда оказываюсь повисшей на его плече, как мешок.

— Молодец, Кортес. Угодил, — довольно бормочет он и направляется в глубь помещения, унося меня с собой.

— Я рад, что подарок понравился, — с какой-то растерянностью произносит Кортес.

Я в тихом ужасе. Мой шок — в шоковом ужасе. Но инстинкты заставляют мозг работать. Может, и к лучшему, что толстяк уносит меня. Возможно, от одного него мне удастся сбежать.

Вдруг он хороший человек? Где-то в глубине души. В самой-самой глубокой при глубокой глубине. Выслушает, поймёт, что произошла ошибка, и отпустит. Я ведь ему в дочери гожусь, а то и во внучки.

Но когда его жирные пальцы впиваются в мою кожу, а отвратительное дыхание, пахнущее сигарой, алкоголем и луком, обжигает лицо, все мои надежды тают, как дым. Нет, этот человек не станет меня слушать. Для него я — вещь. Подарок. Кукла.

Я падаю на кровать, матрас пружинит, подбрасывая меня вверх.

Это конец.

Сейчас меня изнасилуют. Я потеряю девственность, честь и достоинство.

Девственность…

— Нееет!

Толкаю толстяка и пытаюсь вырваться из его омерзительных лап. Мне почти удается.

— Куда, ципа? Мы ещё не начали. — вновь хватает и прижимает к своему брюху. — Какая строптивая.

— Опустиииите!

— Ах, сука! — кричит, потому что я кусаю его за руку. — А мне даже нравится так, — смеется как придурошный, ещё сильнее прижимая к себе.

— Я не проститутка!

— Я всё понимаю, цыпа, — его голос на миг кажется почти сочувствующим, и внутри вспыхивает надежда. — Ты оказалась в трудном положении, и у тебя не осталось выбора, кроме как продать свою девственность. Банальная история. Давай честно, в какой раз продаёшь?

Надежда рушится, как карточный домик. Испаряется. Исчезает.

— Ни в какой! Я здесь случайно! — кричу, но не успеваю договорить — по щеке хлещет его мерзкая лапа и отбрасывает меня обратно на кровать.

— Тихо, цыпа. Не беси меня, — раздражённо шипит, глядя мне в глаза, омерзительно облизывая губы.

Я замираю от страха. Страх полностью сковывает меня, заставляя молча наблюдать, как толстяк неторопливо стягивает с себя рубашку, затем штаны. Каждое его движение кажется мне бесконечно медленным, как в фильме ужасов перед самым страшным кадром.

Мои руки дрожат, пальцы судорожно сжимаются в кулаки.

Голый, почти голый, в одних трусах, он хватает меня за ноги и резко дёргает к себе. Я вскрикиваю, но звук тонет в комнате.

Его огромная туша накрывает меня, и вдруг к коже прикасается что-то холодное. Я вздрагиваю. Только спустя секунду понимаю — это массивная цепь, что висит у него на шее. Кулон — тёмный, тяжёлый ложится прямо на мою грудь.

— Пожалуйста… — мой голос срывается на всхлип. Слёзы уже катятся по щекам, заливаются в уголки губ, но он только ухмыляется.

*****

Дорогие мои читатели, спасибо, что читаете и оставляете комментарии. Очень очень жду их и радуюсь им. Визуал героев можно будет посмотреть на моем телеграмм канале maygray1705. Подключаетесь к чату Болтушек Александры Седовой. Там тоже можно будет узнать много чего интересного.