Решала для Царя

Глава 12

Роскошный салон черного Mercedes G-класса плыл по ночному городу, словно бронированный кокон. За тонированными стеклами мелькали огни, но внутри царила глубокая, почти звенящая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом двигателя. Алиса сидела на заднем сиденье, кутаясь в огромный пиджак Артема. Ткань все еще хранила его тепло и запах – оружейная смазка, мужской пот, что-то неуловимо чистое и… надежное. Физическая уязвимость контрастировала с железной волей, закаленной в огне нападения. Ее взгляд был устремлен в окно, но видела она не город, а стеклянные глаза мертвеца на кафеле и вспышку дульного пламени из прошлого. Слабость, равно смерть. Уравнение жгло сознание.

Артем вел машину. Его мощные руки с татуировками на кистях уверенно лежали на руле. Профиль в свете фонарей был резок и непроницаем, как скала. Но напряжение в его челюсти, чуть более учащенное, чем обычно, дыхание – выдавали адреналин, еще не до конца схлынувший. Он не спрашивал, как она. Он знал – она жива, невредима физически (кроме ссадины), и этого пока достаточно. Его задача – доставить.

Тишина становилась тяжелой. Не просто отсутствие слов, а пространство, заполненное невысказанным: ее полуобнаженностью под его пиджаком, его убийством на ее глазах, ее взглядом вызова из самой глубины уязвимости. Алиса почувствовала странное желание нарушить это молчание. Не из-за страха или благодарности. Из-за понимания. Она видела в его глазах в салоне не просто профессионала. Она видела человека, который понял. Понял ее вызов, ее боль, ее запертость. И этот человек… был не похож на других головорезов Глеба. Он был другим с самого начала. Почему?

— Ты не похож на них, – ее голос прозвучал тихо, хрипловато от недавнего напряжения, но четко, нарушая тишину. Она не обернулась, продолжая смотреть в окно.

Артем слегка повернул голову, его серые глаза мельком скользнул по ней в зеркале заднего вида. Вопрос не требовал ответа. Он был констатацией. Он промолчал.

— Ты не лезешь с похабщиной. Не пялишься, как голодный пес. Не тупой бык, который только и может, что бить кулаком или стрелять, – продолжила Алиса. Ее слова были острыми, как скальпель. — Ты знаешь, что такое дисциплина. Уважение. Границы. Откуда? Спецназ учит убивать, но не учит… этому.

В зеркале она увидела, как его пальцы чуть сильнее сжали руль. Его взгляд снова встретился с ее отражением. В нем не было гнева. Была усталость? Горечь?

— Спецназ учит выживать, — наконец произнес он. Голос низкий, хрипловатый, как всегда, но сейчас в нем звучала какая-то глубокая усталость. — И защищать. Когда это возможно.

— Защищать? – Алиса повернулась, ее зеленые глаза впились в его затылок. — Ты защищаешь меня. По приказу Глеба. Но почему ты здесь, Артем? Почему ты работаешь на него? Ты не бандит. Не громила. Ты… солдат. Потерянный солдат.

Он долго молчал. Машина повернула на широкий, почти пустой проспект. Улицы стали шире, фонарей меньше.

— Мы с Глебом… знаем друг друга с детства, – начал он наконец, медленно, будто вытаскивая слова из глубины. — Росли в одном районе. Дрались вместе, дурачились. Он был… другим тогда. Не Царем. Просто Глебкой. Смелым. Горячим. Глупым иногда.

В его голосе мелькнула тень чего-то давно утраченного – ностальгии?

— Потом… пути разошлись. Я ушел в армию. Он… остался здесь. Пошел по стопам Виктора.

Алиса слушала, не шелохнувшись. Детство Глеба было для нее темным пятном. Она знала только Царя.

— После армии, спецназа… у меня была жизнь, – продолжил Артем, его голос стал жестче. — Работал. Жил. Но… была сестра. Таня.

Он сделал паузу. Это имя далось ему тяжело.

— Рак. Редкая форма. Лечение… за границей. Экспериментальное. Дороже золота.

Он замолчал. Тишина в салоне снова стала густой, но теперь она была наполнена невысказанной болью. Алиса не подталкивала. Она ждала.

— Влез в долги, – выдохнул он. Голос стал сухим, как порох. — Все. До последней копейки. Продал все, что мог. Взял кредиты под бешеные проценты… у тех, у кого брать нельзя.

Она поняла – у криминальных авторитетов, ростовщиков, тех, кто не прощает долгов.

— Думал… хоть шанс есть. Хоть маленький…

Еще пауза. Дольше. Тяжелее. Машина замедлила ход на светофоре.

— Она умерла, – прозвучало наконец. Три слова. Каждое – как выстрел. — Через год после начала лечения. Долги остались. Огромные. А те, кому я должен… они не прощают. Не отсрочивают. Моя жизнь… стала товаром.

Алиса почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она знала этот мир. Знакомые сюжеты. Но слышать это от него – от этого каменного, безупречного человека – было иначе. Это была не история неудачника. Это была трагедия сильного человека, сломленного не врагом, а обстоятельствами, любовью, системой.

— Глеб узнал, – Артем тронулся с места, его голос стал ровнее, безжизненнее. — Не знаю как. Пришел. Сказал: «Я все улажу.» Он… оплатил все. Весь мой ад. До копейки. Выкупил мои долги у тех… людей.

Алиса представила это. Глеб, наслаждающийся властью спасителя, покупающий старую дружбу и преданность. Царь, расширяющий свое влияние.

— И предложил работу, – закончила она за него, голосом чуть громче шепота. — Охранять его самую ценную вещь. Его Решалу.

Артем кивнул, коротко, почти незаметно.

— Сказал: «Будешь рядом с Алисой. Она… особенная. И уязвимая. Нужен лучший.»

Он произнес слова Глеба без интонации, но Алиса услышала в них и собственничество Глеба, и его странное признание ее ценности, пусть и в категориях вещи.

— Долг… теперь перед ним. Работа… пока не выплачу. Или пока он не решит иначе.

Он замолчал. История была рассказана. Сухо. Без прикрас. Без просьб о жалости. Просто факты его кабалы.

Алиса откинулась на кожаном сиденьи, кутаясь в его пиджак. Она смотрела на его затылок в зеркале. Теперь он был для нее не просто эффективной Тенью. Он был человеком. Сильным. Гордым. Сломленным обстоятельствами. Запертым в долговую яму к Глебу так же, как она заперта в клетку из страха, привычки и изумрудного колье. Он попал сюда не по своей воле. Не из любви к криминалу или власти. Из любви к сестре. Из отчаяния. Из-за долга, который теперь висел над ним, как дамоклов меч.

Мерседес свернул на знакомую улицу, подъезжая к ее роскошному, безжизненному дому-крепости. Он плавно остановился у входа.

Артем выключил двигатель. Тишина стала абсолютной. Он обернулся, его серые глаза встретились с ее зелеными. В них не было просьбы о понимании. Была та же сдержанность, та же готовность выполнять свою работу. Но теперь Алиса видела глубже. Видела боль. Видела долг. Видела солдата, попавшего в плен к своему прошлому и к миру, который он, вероятно, презирал.

— Спасибо, Артем, – сказала она тихо, но четко. Не только за спасение сегодня. За историю. За откровенность. За то, что он был человеком в этом бесчеловечном мире. — За… все.

Он кивнул, один раз.

— Тебе нужно внутрь. Он ждет.

Алиса взяла свою сумочку, которую он предусмотрительно захватил из салона, когда они в спешке покидали его. Она открыла дверь. Ночной воздух ударил по ногам, не прикрытым пиджаком. Она сделала шаг из машины, все еще укутанная в его пиджак, как в броню.

— Пиджак… – начал он, но она уже закрывала дверь.

— Отдам в следующий раз, – бросила она, не оборачиваясь, и направилась внутрь дома. Она не могла отдать его сейчас. Он был ее щитом, ее напоминанием о сегодняшнем выживании, о его истории, об их странной, новой связи через боль и долги. И символом того, что даже Тень Царя может быть человеком со своей трагедией.

Артем не стал настаивать. Он смотрел, как она подходит к дверям дома, его пиджак нелепо болтается на ней, но придает ее силуэту какую-то неожиданную, хрупкую силу. Артем опустил голову на руки, все еще лежащие на руле. На мгновение каменная маска спала, обнажив усталость и горечь человека, который вынужден охранять одну клетку, будучи сам запертым в другой. Долг. Долг перед мертвой сестрой. Долг перед Царем. И теперь – новый, негласный долг перед женщиной в его пиджаке, которая увидела его слабость и не использовала ее против него. Он заглушил двигатель и вышел из машины.