When Universes Collide

* * * Дом медленно умирал. Нахальный плющ оплёл остатки его стен, уныло торчащих, как почерневшие, гнилые зубы, бойкие птицы свили гнёзда в бывших дымоходах. Любой случайный путник решил бы, что руинам этим никак не меньше нескольких веков. Да и самому Дому так казалось. Хотя Хозяин покинул его всего пять лет назад. Дом ничем не смог помочь ему, когда он, истекая кровью, кое-как перешагнул через порог и, теряя сознание, тяжело осел на пол. — Дом, ты... подожди... кто-нибудь придёт... С этими словами Хозяин оставил его, и Дом, содрогаясь от ужаса и горя, обрушил стропила над мёртвым телом, чтобы хищные звери не добрались до него. Дом терпеливо ждал, но никто не приходил. Хотя через полгода после ухода Хозяина мимо проезжал обоз переселенцев, вставших лагерем неподалеку от развалин. Несколько любопытных подростков, галдя, как стая скворцов, подобрались к Дому, и тот, со вспыхнувшей вдруг надеждой, попытался позвать. Младший из ребят неожиданно взвизгнул и попятился прочь от Дома, а потом бросился обратно к лагерю, ревя во всё горло, спотыкаясь и падая. Остальные мгновенно последовали за ним, и через четверть часа лагеря и след простыл. «Подожди... кто-нибудь придёт». Так сказал Хозяин, и Дом продолжал терпеливо ждать. Пять лет, как пять столетий. Дом понимал, что вот-вот умрёт. Он почти уже и не был Домом.   * * * Трое людей, вынырнувших из чащи, настороженно озирались и скалились, как звери. Дом даже не пробовал позвать их. Они были злыми. Они тащили за повод упиравшуюся гнедую лошадь с каким-то мешком на спине. Один из пришельцев, получив пинка от другого, более сильного, и вяло огрызнувшись, начал разводить на поляне костёр. А двое остальных с гоготом сдёрнули со спины коня мешок и распороли его ножом. Показалось бледное лицо — зажмуренные глаза, закушенные губы, тёмные длинные волосы спутаны. Женщина? Да, женщина. Локти её были связаны за спиной. Кто это? Кто... Почему так... Почему она... Лошадь, пронзительно заржав, сорвалась с привязи и умчалась в чащу, но этого уже никто не заметил. Треск разрывающейся ткани, взрыв хохота, отчаянный вскрик. Больно. Почему так больно? Она? Это она? Это Хозяйка! Ещё один тихий вскрик. Хохот. Грубая ругань. Боль. Дом не пытался звать её, он просто собрал всё, что осталось от его силы, и отшвырнул людей-зверей прочь отсюда... прочь от Хозяйки. Прочь из этого мира.   * * * Женщина на поляне неуверенно поднялась на подгибающиеся ноги, выпрямилась и, освободив руки от верёвок, судорожно стянула на груди обрывки платья. Замерла,  лихорадочно озираясь. Она была одна среди руин. Совершенно одна. Крупные капли дождя струились по её щекам, как слёзы. Она запрокинула голову, отчаянно всматриваясь в темнеющее небо. Нет. Уже нет дождя, и не видно неба. Над её головой невесть откуда появилась крыша. Она сделала пару неверных шагов и рухнула ничком. Дом тревожно вздрогнул, но успокоился, слыша неровное биение её сердца. Она здесь. Она пришла. Она останется с ним! Хозяйка.   * * * — Достал ты уже, щенок! Заткнись, а то урою! — Это ты достал, Гарольд. Целый день мы по этой поганой чащобе тащимся. Какой тут может быть постоялый двор, это же глушь дремучая! — Есть он тут. Парни на этапе рассказывали. Найдём — отсидимся, сколько надо. Место надёжное. — Да кто вообще будет тут постоялый двор держать?! — Это перевал. Здесь народу много бывает. Надо только место знать. А заправляет здесь баба. — Да брось, Гарольд, ты сам-то веришь в эти сказки? Ба-аба! Ведьма разве что какая-нибудь. Давай лучше на тракт вернёмся, там хоть купцов каких-нибудь ощипать можно. — На тракте солдат полно. Нас ищут, забыл? Я знаю, что делаю. — Да ну? Вот это новость! — Заткнись, говорю! Надо было тебя на рудниках бросить, сопляк. Толку с тебя... — А кто часового снял, не я ли? Так что сам заткнись. Ох! Скотина... — Не нарывайся, щенок, а то ещё получишь. — Напугал, ага! Урод... — Ещё? — Да пошёл ты! Вжавшись спиной в ствол дерева, парень сплюнул кровь, сжал кулаки и вызывающе сощурил серые отчаянные глаза в стрелах длинных, как у девчонки, ресниц. Гарольд хорошо знал, что заткнуть паршивца можно, только лишив сознания — огрызаться он будет, пока язык шевелится. Какой там щенок — волчонок. Гарольд в очередной раз с тоской вспомнил, как месяц назад стражники спихнули паршивца с телеги пришедшего обоза прямо под ноги гогочущей толпе каторжников. Парень вмиг вскочил и застыл, как сейчас: дрожащие губы прикушены, подбородок вздёрнут, в глазах — отчаяние и вызов. Тогда Гарольд крепко ухватил его за худое запястье со свежим ярко-алым клеймом, — тот только зашипел, — и молча поволок за собой под общий возмущённый гул. Дурак. Пусть бы рвали. Стервец как раз этого и заслужил. Гарольд нехотя опустил занесённый кулак и ткнул пальцем, указывая вперёд: — Ты вон туда лучше глянь, засранец. Пришли. Чаща внезапно расступилась, и перед ними возник... нет, не дом. Не постоялый двор. Настоящий замок. Высокие башни, каменные стены, мостики и галереи. Разноцветная черепица крыш. Остроконечные шпили. Мальчишка изумлённо вздохнул, не отрывая взгляда от этого чуда, и Гарольд ехидно на него покосился: — А ты не верил. Что уставился, сопляк? Похоже на папашино поместье? Серые глаза вновь зло сверкнули: — У меня имя есть. — Ах, простите-извините, ваше императорское высочество, — Гарольд издевательски поклонился. — Где уж мне, тупому уроду, вспомнить ваше пресветлое имечко! — Вот именно — тупому уроду. Сам подтвердил, — бросил парень и, даже не оглядываясь, начал спускаться по тропинке к замку. Помедлив, Гарольд только сплюнул, выматерился и поспешил следом.   * * * — Хозяйка, люди. Двое. Идут быстро. С севера. Мужчины. Нет. Мужчина и мальчик. Нет. Не мальчик... Юнец. Не знаю. — Домик, уймись, пожалуйста. Я сама посмотрю. — Хозяйка. Они опасны. Очень. Не надо впускать! — Домик, тут все опасны. Очень или не очень, какая разница. Впусти, я посмотрю. Спасибо, мой хороший. Разноцветные флажки на башнях весело затрепетали.   * * * Перед самыми воротами Гарольд положил ладонь на худое плечо паренька, останавливая его. Тот недовольно дёрнулся, зыркнул исподлобья, но, как ни странно, промолчал. Ничего подозрительного, впрочем, за воротами не было. Ни сторожа, ни даже собак. Нет, одна собака была. Огромный, чёрный, лохматый пёс лениво повозил хвостом по пыльной  брусчатке двора, даже не соизволив подняться. Кроме него, во дворе деловито кудахтала стайка пёстрых кур, да грелась на солнышке толстая серая кошка с выводком котят под боком. Полосатый котёнок, отбился от матери и, подкравшись к собаке, принялся играть с её хвостом. Пёс терпеливо жмурился. — Ну прямо рай земной, — угрюмо пробурчал Гарольд. Откуда-то из-за угла доносился мерный стук молотка. Гарольд подтолкнул туда мальчишку, другой рукой привычно сжимая в кармане нож. За углом долговязый парень в поношенных штанах и холщовой рубахе стоял на деревянной лестнице, приколачивая что-то под крышей пристройки и не обращая ни малейшего внимании на незваных гостей. Даже не оборачивался! Балансировал себе на ступеньке и насвистывал что-то весёленькое. Рубаха, слишком просторная, плескалась на ветру, из-под косынки, повязанной на пиратский манер, выбивались тёмные вихры. — Эй ты, свистун! — рявкнул наконец Гарольд, которому уже надоела такая всеобщая безалаберность и пренебрежение. — Чего рассвистелся? Денег не будет! Хозяйку позови! Парень не спеша опустил молоток и так же не спеша обернулся, свободной рукой стаскивая косынку с головы. Волна тёмных кудрей рассыпалась по плечам, бирюзовые, будто морская волна, глаза взглянули спокойно и твёрдо. — Я и есть хозяйка, — низкий глубокий голос прозвучал так же твёрдо. — Что вам угодно? Она легко спрыгнула на землю и встала прямо перед ними, — длинноногая, высокая, лишь немного ниже Гарольда и вровень с мальчишкой, — откинула волосы со лба и весело улыбнулась их изумлению. — Спереди уж точно не перепутать, — нагло осклабился пацан, и Гарольд завороженно кивнул, наконец-то с ним соглашаясь — грубая рубаха уже не могла скрыть плавных изгибов стройного женского тела. Женщина вдруг встряхнула кудрями и рассмеялась — беспечно и искренне, а потом направилась ко входу в дом — так же беззаботно, почти пританцовывая, будто не понимала, что её сейчас жадно обшаривают взглядами с головы до пят. Пронизанная солнцем грива её распущенных волос оказалась цвета красного дерева и ниспадала почти до талии. И ниже. Гарольд проглотил слюну и нехотя отвёл глаза. В просторном холле замка было тихо и прохладно, солнечные лучи, пробиваясь сквозь цветные витражи высоких окон, образовывали на полу причудливую мозаику. По обе стороны холла уходили ввысь устланные коврами ступени. И опять никого. — А где прислуга-то вся? — не выдержал Гарольд. — Не боитесь одна тут... с нами, а, хозяйка? — Не боюсь, — она безмятежно пожала плечами, но в глазах плясали чертенята. — А что, должна? Смешавшись, он раздраженно кашлянул, а мальчишка только фыркнул, бросившись в огромное кожаное кресло возле камина. Улыбаясь, женщина добавила: — И вообще здесь полно народу, просто сейчас все заняты. Кто чем. И кстати... — Она помедлила, враз посерьёзнев. — Меня зовут Тори. Позвольте записать ваши имена? — Она раскрыла большую тетрадь в потёртом переплёте, лежавшую на конторке близ входа. — Зачем это? — нахмурился Гарольд. — Я же должна знать, как к вам обращаться, — легко пожала она плечами. — И совсем необязательно называть настоящие имена. Если вы скрываетесь... — С чего вы взяли? — ...то можете не волноваться — с Дома выдачи нет. — Чего?.. — Отсюда выдачи нет, — поправилась Тори. Бирюзовые глаза её опять смеялись. — Гарольд, — отрывисто буркнул он, переминаясь с ноги на ногу и думая о том, что наверху ждёт мягкая тёплая постель. Человеческая постель, а не звериное логово из лапника. Впервые за чёртову уйму дней и ночей. Вымыться в горячей воде, сбрить отросшую бороду... Да это действительно рай земной! Гарольд покосился на мальчишку — стервец, поймав его взгляд, опять вызывающе осклабился: — Ясь. Меня зовут Ясь. — Как долго вы намерены у нас пробыть? — деловито осведомилась хозяйка, водя пером по бумаге. Гарольд пожал плечами, чуть не ляпнув: «Подольше». Тепло этого странного места поневоле умиротворяло. Будто чья-то ласковая рука, успокаивая, гладила по волосам. Он встряхнул головой, отгоняя наваждение. Что за херня такая... — Три дня. —  Отлично! — она опять улыбнулась, смешно сморщив нос. — Комната на каждого или на двоих? — На двоих, — отрезал Гарольд. — Так дешевле. Только с двумя кроватями. — Ты храпишь, — подал голос пацан, явно забавляясь. Гарольд сжал зубы. — Итак. — Хозяйка проглядела написанное. — Комната на двоих, две кровати, еда трижды в день, ежедневная смена постельного белья, горячая вода, все удобства... Двенадцать соверенов. Гарольд молча достал кошель и отсчитал монеты. — Вы пришли как раз к ужину. — Тори с улыбкой захлопнула тетрадь. — Его подадут вам прямо в комнату. Там есть такое... специальное устройство. Когда ужин будет доставлен, зазвенит колокольчик, и... — Кухонный лифт, ясно, не тупые, — пренебрежительно скривился Ясь и, конечно же, добавил, нагло уставившись на Гарольда: — Не все тупые. «Придушить бы сучонка», — мрачно подумал Гарольд. — Завтрак в девять утра, обед в час пополудни, — продолжала Тори, будто не слыша. — А сексуальные услуги вы предоставляете? — развязно перебил её стервец, лениво потянувшись в кресле. Она и глазом не моргнула: — Нет. — Жаль, — Тот поднялся из кресла одним быстрым движением, искоса глянув на Гарольда. — Пошли, что ли?   * * * Кухонный лифт, устало погромыхивая, отправился с ужином на третий этаж к новым постояльцам. Тори на минуту присела на табурет, запустив пальцы в волосы и закрыв глаза. Но тут же вскочила и принялась расхаживать взад и вперёд, рассеянно теребя фартук. О да, они были опасны. Ещё как! Будто два волка, молодой и постарше, оскалившиеся друг на друга и на весь мир. Скорее всего, беглые каторжники. На смуглых широких запястьях Гарольда виднелись татуировки и рубцы от кандалов, а золотистые волосы отросли совсем недавно и топорщились ёжиком. От всей его мощной фигуры исходила угроза, а глаза — тёмные, непроницаемые, были словно подёрнуты пеплом. А под пеплом — огонь. Тори зябко поёжилась. Вернулся бы уже Гай, что ли... И Роланд. Где их только черти носят. Старя мудрость: хуже нет — ждать и догонять... А мальчик... Нет, не мальчик. Она невольно улыбнулась, вспомнив, как маялся с определением бедный Домик. Немудрено. Младший из этой пары был почти таким же рослым, как Гарольд, но без его мощи, приобретённой с годами. И лицо его было ещё по-детски округлым, и щёки пока не знали бритвы. Осанка, надменная, как у принца, высокий лоб, а под копной смоляных вихров — светлые, очень глубокие глаза. Совсем недетские. Этот юнец, если что, не пощадит никого. И прежде всего — себя.   * * * — Вкусный был ужин. — Умммм. — И сортир настоящий, и вода горячая. — Ага. — И тихо тут так. Спокойно. — Угу. — А ты по-человечески изъясняться будешь или только мычать, как корова? Ну ладно, ладно, поправочка — как бык. — Иди на х*р, засранец, я сплю! — Ты не спишь. Ты дрочишь на хозяйку. И у меня имя есть. Уставившись в потолок, Гарольд в очередной раз стиснул зубы до хруста. Потом прикрыл глаза, чтобы не видеть паршивца. Если б можно было ещё не слышать! Раздался тихий язвительный смешок. — Я же зову тебя по имени. Га-арольд. Какого чёрта он не заплатил за две отдельные комнаты, грёбаный скупердяй! — Можешь не звать, я разрешаю, — процедил он, не открывая глаз. — Только отвали. Снова ехидный смешок. — А она клёвая тёлка, да? Эта Тори. Она говорит, тут полно народу. Что-то я никого не заметил. Врёт, наверное. Может, побалуемся с ней как следует, бабло заберём, да и свалим по-тихому? Можно даже не убивать. — Не получится, — помедлив, отрезал Гарольд. — Думаешь, ты один тут такой умный? Много умных... было. Она пятый год этим местом заправляет. — И что? — И ничего. Закрой пасть, я спать хочу. — Гонишь ты всё, — после некоторого раздумья заявил парень. — Ты просто запал на неё, я же чую. Надеешься, что она тебе и так даст, сама? Держи карман шире. Кто ж тебе добровольно даст! — Ты что, не слышал, что я сказал, сучонок?! — прошипел Гарольд, приподнимаясь на локте. — Заткнись по-хорошему! Не нарывайся. — Да мне плевать, что ты там сказал! Если ты зассал, так я и сам могу здесь взять всё, что захочу! Одним движением, молниеносным, как бросок хищного зверя, Гарольд сбил гадёныша с ног и припечатал к полу, с наслаждением расквасив его чёртов рот, а потом  стиснув железными пальцами горло. — Не хочешь по-хорошему? Будет по-плохому! — Ой, напугал... я аж весь дрожу... — слизнув кровь с губ, кое-как выдавил тот, яростно и безнадёжно вырываясь. Его худое гибкое тело действительно вздрагивало, а в серых глазах плескались вызов и... отчаяние? Гарольд невольно разжал пальцы. Зря. — И это всё, что ли? — прохрипел парень, выворачиваясь. — Слабак ты, Гарольд! Где тебе справиться с такой бабой, как эта Тори! Всё. Вот теперь точно всё. Сквозь красный туман, застлавший разум, Гарольд словно со стороны видел свои руки, которые сдёрнули одежду с проклятого щенка, перебрасывая его на живот. Просил? Допросился! Когда это безумие закончилось, Гарольд молча отпихнул от себя безвольно обмякшее тело. Кое-как поднялся и шагнул к ванной, обматывая бёдра валявшейся на полу простыней. И вдруг застыл, услышав срывающийся шёпот: — Эй, Гарольд... Он резко обернулся. Разбитые губы мальчишки дрогнули всё в той же издевательской усмешке: — А поцеловать? Выматерившись так, что затряслись стены, Гарольд с размаху пнул подвернувшийся на дороге стул и захлопнул за собой дверь ванной. Долго стоял под льющимися сверху ледяными струями. Закрутив, наконец, кран, присел на табурет и зажмурился. Твою ж мать... Ну хоть стены тут такие толстые, что никто не слышал всего этого непотребства. И она не слышала. Слава тебе Господи.   * * * Тори закаменела, прижавшись к двери своей комнаты и стиснув кулаки так, что ногти врезались в ладони. Боль, тоска, отчаяние. Ярость и похоть. Злоба. Одиночество и пустота... Вот что она чувствовала. Будто нож застрял под сердцем — так, что не вздохнуть. Что же делать?! Как помочь? И можно ли помочь? И нужно ли? — Хозяйка! — встревоженно позвал Дом. — Давай я их выброшу прямо сейчас! — Нет! Не смей! — Она медленно разжала пальцы, словно сведённые судорогой, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — Не надо, Домик, пожалуйста. — Они тебя испугали! — Нет. — Тебе больно от них! А вот это правда. Торопливо подойдя к окну, Тори распахнула створку и высунулась наружу чуть ли не по пояс, жадно хватая ртом прохладный ночной воздух. Запрокинула голову, вглядываясь в тёмное небо, сверкающее бесчисленными скоплениями звёзд. Мириады миров... И в каждом из них живые существа влюбляются, радуются, плачут, смеются, предают, ненавидят, жертвуют собой и другими... Тори потёрла лицо ладонями и решительно захлопнула окно. Так. Хватит. Решено. Утром эти двое должны уйти. А сейчас... Зайти к Дени, узнать, как он там, а то ведь не следит за собой совершенно. Дом его, конечно, больше всех тут балует, но пригляд нужен. Зайти к Сэму — когда он пишет очередную книгу, тоже вполне способен не есть и не спать сутками. Послать к Роланду Дракона, пусть возвращается немедленно. Проследить, правильно ли  Руби завела тесто для булочек к завтраку. Проверить, готовы ли комнаты к приёму новых постояльцев. — Хозяйка? Комнаты готовы. — Ой, прости, Домик, конечно. Не дуйся, пожалуйста. — Не дуюсь. Только этих... завтра выгони. Не жалей их! Ты всегда всех жалеешь! — Не всех. И не всегда. Тори снова вздохнула, понимая, что сегодня уже не заснёт.