Ольгино море

Глава 14: Бездна в Кармане

Она несла новость в кармане пальто, как драгоценность. Маленькую, горячую, переливающуюся всеми оттенками чуда. Казалось, ее должно быть видно – сияние, пробивающееся сквозь шерсть, освещающее серый московский снег на тротуаре. Но прохожие спешили, хмурые, озабоченные. Никто не догадывался, что в кармане у этой женщины в строгом сером пальто и берете – целая вселенная.

Они встретились у входа в маленький сквер возле Чистых прудов. Их место. Не романтичное, не тайное – просто удобное, на полпути от НИИ до ее съемной комнатки и его дома. Скамейка под старым вязом, покосившаяся, засыпанная инеем. Сергей уже ждал, кутаясь в добротное драповое пальто, руки в карманах. Лицо усталое, но улыбнулся, увидев ее.

– Оль, ты замерзла? Морозец сегодня…

Она не ответила. Подошла близко. Вдохнула знакомый запах его одеколона, дешевый, но такой его, надежный. Глаза горели. Рука в кармане сжала крошечную картонную коробочку – тест. Две жирные, неоспоримые полоски.

– Сережа… – Голос сорвался. Она вынула руку из кармана, не разжимая кулака. Подняла к его лицу. Медленно разжала пальцы. На ладони лежал тест.

Он посмотрел. Сначала непонимающе. Потом глаза округлились. Побледнел. Совсем. Даже губы побелели.

– Это… – он задыхался. – Ты?.. Это… наш?

– Да, – прошептала Ольга. И в этом слове – «да» – был целый гимн. Солнечный зайчик на снегу. Первый крик новой жизни. Она ждала его радости. Его объятий. Его крика «Ура!», пусть даже тихого, сдержанного, как он сам. Ждала слов о будущем, о комнате для ребенка, о том, как они скажут Наташе…

Тишина. Длинная. Ледяная. Гулче любого крика.

Сергей отступил на шаг. Будто отшатнулся от открытой пропасти. Его глаза, всегда такие спокойные, «мокрого асфальта», метались. Страх. Чистый, животный страх.

– Боже… Оль… – Он провел рукой по лицу. – Как… Как так? Мы же… Мы же осторожничали…

– Случайность, – быстро сказала она, еще надеясь. – Чудо! Сережа, ты понимаешь? Это же… Это же наш ребенок! Наша семья! – Она схватила его руку, прижала к своему еще плоскому животу. – Тут… тут жизнь! Наша жизнь!

Он выдернул руку, как от огня. Отступил еще. Смотрел не на ее живот, а куда-то в сторону, на грязный сугроб. Лицо стало жестким, каменным.

– Ольга… – Голос был чужим. Плоским. Без тепла. Без жизни. – Это невозможно.

Удар. Тихий. Но сбивающий с ног. Она замерла.

– Что… невозможно?

– Ребенок. – Он произнес слово как приговор. – Его не должно быть. Ты же понимаешь. Наташа… Работа… Обстоятельства… Это катастрофа, Оль!

– Катастрофа? – Она повторила, не веря. – Жизнь? Катастрофа?

– Да! – Его голос сорвался, стал резким, почти злым. – Ты что, не понимаешь? Я не могу… Мы не можем его оставить! Ты должна… – Он запнулся, глотнул воздух. – Ты должна избавиться. Сделать аборт. Немедленно.

Слова «избавиться» и «аборт» прозвучали как ножевые удары. Точные. Холодные. В самое сердце ее только что родившейся надежды.

Ольга почувствовала, как земля уходит из-под ног. Сквер, Сергей, заснеженный вяз – все поплыло. В ушах зазвенело. Она схватилась за спинку скамейки.

– Ты… просишь меня… у***ь нашего ребенка? – Каждое слово давалось с нечеловеческим усилием.

Он не смотрел ей в глаза. Уставился в снег.

– Не драматизируй. Это не ребенок еще. Это… клетки. Ошибка. Которую нужно исправить. Быстро. Пока не поздно. Я помогу деньгами. Найду хорошего врача…

«Ошибка». «Клетки». «Исправить». Каждое слово – новый нож.

Она смотрела на его ссутулившуюся спину, на седину у висков, которую так любила гладить. На этого надежного, спокойного мужчину, который был ее тихой гаванью. И видела чужого. Труса. Предателя. Убийцу ее мечты.

«Тихая гавань» оказалась миражом. Островом, уходящим под воду в момент, когда она больше всего нуждалась в твердой земле. Их общее будущее – детской сказкой, в которую верила только она.

Боль была нечеловеческой. Острее, чем удар бутылки в мастерской Андрея. Глубже, чем предательство Саши на московской набережной. Это была боль от потери не любви, а веры. Веры в него. В его доброту. В их «важно».

И тогда, сквозь эту адскую боль, сквозь предательскую дрожь в коленях, поднялось что-то новое. Неведомое ей доселе. Железное. Непреклонное. Материнство.

Она выпрямилась. Отняла руку от скамейки. Глубоко вдохнула морозный воздух, обжигающий легкие.

– Нет.

Одно слово. Тихое. Но такое твердое, что Сергей вздрогнул и наконец поднял на нее глаза. В них читался шок. Он ожидал слез, уговоров, истерики. Не этого.

– Что?

– Я сказала – нет. – Голос не дрогнул. – Я не сделаю аборт. Я рожу этого ребенка. Нашего ребенка.

– Ты с ума сошла?! – Он аж подпрыгнул. – Как?! Одна? Без мужа? Что скажут? Как жить будешь?

– Одна, – подтвердила Ольга. Спокойно. Глядя ему прямо в глаза. В ее серых, глубоких глазах не было больше ни надежды, ни мольбы. Была только сталь. Та самая, что закалилась в бретонском ветру и в огне с Андреем. – Без тебя. Если нужно. Я справлюсь. Я сильная. Ты сам говорил.

Он открыл рот, что-то сказать, но слова застряли. Он видел это. Видел решимость. Не истерику. Не шантаж. Незыблемую твердыню.

– Оль… подумай… – забормотал он, теряя почву под ногами. – Это же…

– Я уже все обдумала, – перебила она. Резко. – Считай, что тебя нет. Как не было в тот момент, когда эта жизнь зародилась. Я справлюсь одна.

Она повернулась. Больше не было сил смотреть на его перекошенное от страха и растерянности лицо. На развалины ее «тихой гавани». В кармане больше не было горячей драгоценности. Была бездна. Бездна боли, предательства, одиночества. Но на краю этой бездны стояла она. И в ней – теплилась новая жизнь. Ее жизнь. Ее ребенок. Ее выбор.

Она сделала шаг. Потом другой. Не оглядываясь. Уносила в себе не только шок и горечь, но и крошечное, непоколебимое пламя решения. Она будет матерью. Матерью-одиночкой. Это был не крик отчаяния, а акт глубочайшей внутренней силы и обретения цели. Ее корабль снова выходил в открытое море. Один. Но с бесценным грузом на борту.

Сергей не звал ее. Он стоял у скамейки, маленький и растерянный на фоне заснеженного сквера, глядя ей вслед. Его фигура медленно уменьшалась, таяла в предвечерних сумерках. Как когда-то таяла фигура Саши на симферопольском причале. Ольга шла, крепко сжимая в кармане кулак. Не сжимая тест. Сжимая свое будущее. Твердое. Неизвестное. Ее.