Ольгино море

Глава 15: Мираж Счастья

Тишина.

Не та гулкая, леденящая пустота после слов Сергея на скамейке у Чистых прудов. Другая. Теплая. Наполненная. Как комната, залитая утренним солнцем.

Ольга лежала на спине в своей съемной комнатке, рука легонько лежала на еще почти плоском животе. За окном – привычный московский март: слякоть, хмурое небо, капель с крыш. Но внутри нее – бушевала весна.

Жизнь.

Слово отзывалось не абстракцией, а физическим ощущением. Тонким, едва уловимым трепетом где-то глубоко внутри. Как крылышко бабочки, прикоснувшееся к стенке шелкового кокона. Она ловила это чувство каждое утро, едва открыв глаза. Замирала. Ждала. И – да. Оно было. Тихое. Упорное. Ее.

Разрыв с Сергеем оставался острой занозой где-то на периферии сознания. Его бледное, перекошенное страхом лицо. Слова «ошибка», «катастрофа», «избавиться». Но боль от них уже не прожигала насквозь. Ее затмевало чудо. Чудо, растущее вопреки всему. Вопреки страху, обстоятельствам, его предательству.

Она вставала с постели легко, хотя токсикоз еще давал о себе знать легкой тошнотой по утрам. Но даже тошнота была иной – не досадной помехой, а знаком, напоминанием о великой тайне, совершающейся в ней. Она гладила живот над чашкой теплого молока:

– Доброе утро, малыш. Солнышко наше.

Слова «солнышко», «малыш» лились сами, нежные, чуть стыдливые сначала, потом все увереннее. Она разговаривала с ним. Рассказывала о планах на день, о воробьях за окном, о том, каким сильным и счастливым он будет. Любовь захлестывала волной – абсолютная, безусловная, не требующая ничего взамен. Такой любви у нее еще не было. Ни к Саше в юности, ни к Андрею в огне страсти, ни к Сергею в тихой гавани. Это было иное. Глубже. Первозданнее.

Она шла на работу в НИИ. Мир за окном трамвая казался другим. Мягче. Интереснее. Она ловила взгляды других детей – капризных в санках, смеющихся на качелях. И улыбалась про себя: Скоро и мой... Она видела будущее не в туманной дали, а яркими, четкими картинками:

Маленькая ручка, сжимающая ее палец. Первая улыбка. Шаги по парковой аллее – нетвердые, смешные. Она ведет его в садик, в новом пальтишке, которое сошьет сама, по ночам, экономя на всем. Они читают книжки перед сном. Она учит его буквам. Он задает тысячу вопросов. Она отвечает. Они смеются. Она сильная. Сильная за двоих.

Планы были смелыми, дерзкими для одинокой женщины в Москве 2000-х. Снять комнату побольше? Найти подработку? Перевестись на более оплачиваемый проект? Она не боялась. Страх растворился в мощной, тихой уверенности, поднимавшейся из самого нутра. Она знала – справится. Ребенок дал ей не только любовь, но и крылья.

В поликлинике, на очередном осмотре, она слушала стук крошечного сердечка через допплер. Быстрое, настойчивое, как барабанная дробь жизни. Тук-тук-тук-тук.

– Здоровенький, – улыбнулась усталая врач. – Все хорошо.

Ольга плакала. Тихо. От счастья. Она выходила на крыльцо поликлиники, прижимая к груди обменную карту – свой главный документ теперь. Снег таял, пахло весной и грязной водой. Она вдыхала полной грудью. Мир был огромным и добрым.

Она покупала первую крошечную распашонку в «Детском мире». Желтую, мягкую, как пух. Прятала ее в самый низ ящика, доставая по вечерам, чтобы просто подержать в руках, прижав к щеке. Запах новой ткани смешивался с ее мечтами. Она начала вязать – неуклюже, путая петли. Шапочку. Носочки. Любовь вплетала в каждую петельку.

Физически она расцветала. Кожа светилась изнутри, волосы стали гуще, глаза – глубже, спокойнее. Тени от прошлого бледнели. Внутри царила невероятная наполненность. Она была не одна. Их было двое. Связанных неразрывной нитью. Она чувствовала его присутствие каждую секунду – тихий диалог душ, не требующий слов. Это была школа глубочайшей связи, доверия, абсолютного принятия.

Однажды, стоя в очереди в сберкассу, она увидела свое отражение в стеклянной двери. Женщина в скромном, но аккуратном пальто. Рука инстинктивно лежала на животе – уже чуть округлившемся. Лицо... Лицо было умиротворенным. Сильным. Счастливым. Мать.

Она улыбнулась своему отражению. И отражение улыбнулось ей. В глазах не было ни тени сомнения, ни страха перед будущим одиночеством. Была тихая, непоколебимая уверенность воина, нашедшего свою истинную цель.

Мы справимся, – подумала она, обращаясь к тому, кто тихо шевелился внутри. Я подарю тебе весь мир. И мы будем счастливы. Просто мы. Никто не отнимет этого у нас.

Это были самые светлые дни ее жизни. Мираж? Возможно. Но мираж такой яркий, такой реальный, что затмевал все прошлые боли и будущие грозы. Она была напоена счастьем, как земля весенним дождем. И в этой влаге прорастала ее новая, невероятная сила. Сила материнства. Безусловная. Всепобеждающая. Ослепительная в своей простоте и мощи. Она чувствовала себя способной свернуть горы. Ради него. Ради их будущего. Ради этого маленького, горячего чуда, что жило и росло под ее сердцем. Ее солнышко. Ее смысл. Ее настоящая, наконец обретенная любовь.