Фамильные ценности

Часть восьмая

Ничуть не стесняясь Петрова, Ольга Олеговна  кивнула ему  и бухнулась в кровать. 

-Чёрт. Разбудил, идиот!. Вырубите эту шарманку. Спать охота. –она снова  зарылась в одеяло, прикрыла голову подушкой  и заснула. 

Врач уходил расстроенный. Ему снова  не удалось дослушать пластинку до конца. 

-Есть прекрасная библиотека дисков и книг. Возьмите там «Эбироуд» на день и слушайте. -Сургучев написал врачу  телефон мамы.  

Окрыленный врач ушёл. 

Друзья стояли в коридоре.  

-Здорова спать. Где ты её зацепил? –спросил Петров.  

-Мамаша одной их учениц. - сказал Сургучев, прикрывая дверь в комнату, чтобы не мешать  Ольге Олеговне.   

-Ты тронулся? Хотя… ты ж теперь директор. Можешь себе позволить. 

-Ты не понял. Там всё очень сложно переплелось. Долго рассказывать. 

Они поговорили ещё и Петров ушел.   Когда Сургучев вошел в комнату,  Ольга Олеговна стояла  одетая у окна и смотрела на улицу. 

-Это там винный напротив? – сказала она.. –Слетаю на дозаправку. У тебя ж в квартире ни капли не найдешь. В принципе уважаю такую позицию, но текущая ситуация требует решительных вливаний.   

-Да она запойная! –испугался Сургучев, силясь припомнить, что между ними произошло  этой ночью.  

-Не боись. Всё под неусыпным контролем. –словно прочитав его мысли бодро ответила Ольга Олеговна. - Я сейчас слетаю  в пару учреждений и к вечеру вернусь. Сразу они Сережу, конечно,  не выпустят, но надо попробовать.  Недельку погужу тут у тебя  и обязательно что-нибудь придумаю. И не из такого лабиринта выходила. – заметив тревогу на милом  лице Сургучева, она добавила. –Можешь со мной не пить, не принуждаю, но побудь рядом. Я одна пропаду. Неделю, не дольше. Обещаю. 

Она обняла Сургучева, прижавшись шеей к его шее, и он почувствовал, как бьётся её пульс.   

- Я взяла запасной ключ от квартиры у гномика из шапочки. Так что специально  меня не жди.  –она поцеловала, привычно раздвинув языком его  сухие губы,   и выпорхнула из квартиры, шурша джинсовым костюмом фирмы Lee. 

Сургучев  подошел к входной двери.  Шапочка гнома действительно   была пуста.  

Удивительно и непонятно было то, что точилка оставалась на месте. Он специально проверил Ни один винтик не был тронут. Выходит,  брильянты не Окуньковых? Тогда чьи? 

В понедельник Сургучева действительно вызвали в РОНО и предложили должность директора школы. 

-Вы будете первым беспартийным директором в нашем  районе. Я сам не сторонник ослабления кадровой политики, но есть директива сверху попробовать  в качестве эксперимента. –говорил ответственный работник. -К тому же, так Вам будет легче получить под себя анкету на кандидата в члены КПСС.   Я всё понимаю. Вы, конечно же, хотите вступить в ряды. Какая без членства карьера? Но для интеллигенции это  сейчас трудновато. Если бы Вы, к примеру, на заводе трудились, или в армии служили. Так что,  благодарите товарища Квадропахина. Это он Вас рекомендовал. Дал высокие оценки Вашим качествам, как педагога, так  и гражданина. Мы-то его хотели назначить. Он проходит по всем параметрам. Но товарищ Квадропахин по личным обстоятельствам вынужден уволиться из школы. Так что, в добрый путь, Валерий Николаевич! Или хотите ещё подумать? Решение серьёзное. Я Вас понимаю. 

Сургучев попросил сутки на раздумье. 

Придя домой, Сургучев позвонил маме.  

-Дождалась! –радостно воскликнула она. –Мой сын будет  директором  школы! Я-то всю жизнь мечтала, но назначали только мужчин. Как я рада! Как горда за тебя! Мой сын директор школы! 

После такой реакции матери Сургучев уже не мог не принять это предложение. 

Ольга Олеговна отсутствовала целый день, и  Сургучев надеялся, что  она вообще не появится. Бог и ним с ключом. Сделает новый.  Но Окунькова вернулась к полуночи, разбудив его. Она была трезва и воодушевлена. 

-Есть зацепочка. Если сработает – отобью Сережку! –радостно сообщила Ольга Олеговна, доставая из сумки две бутылки бренди. –И даже в «Березку» успела заскочить. Не водку же с портвешом пить из ваших-наших магазинов.  

-Какая разница. –спросонья отвечал Сургучев. 

-Большая. Знаешь, алкоголь алкоголю рознь. Степень очистки от сивушных масел важна. Лично видела, как человек  ослеп от самогона. Давай, за Сережу. –приговаривала она, разливая бренди по стаканам.  -Чтоб  всё получилось.  

-У меня завтра в восемь утра уроки в школе. Я не могу ночью пить.  

-А мы не много. Бутылочку усидим и баиньки. Сделай хотя бы вид, что пьешь. Держи пустой стакан.  

Они, вернее она одна, быстро выполнила намеченное и, скинув с себя джинсовые доспехи, с визгом «Чур я у стеночки!»,  перепрыгнула через Сургучева,  и легла между ним и стенкой. 

-Ну! Давай по пырому! Туда-сюда! Мне нужна разрядка. Весь день на нервах!  

Сургучева и не надо было особо упрашивать. Всё в Ольге Олеговне ему нравилась.  И  боевой характер, и эффектная яркая внешность.  

-А как же Сергей? Это же измена. 

-Во-первых, а чем мы вчера с тобой занимались? А во-вторых, я же не спрашиваю его разрешения сходить в туалет. Это похоже. Меня постоянно распирает половое  желание. И Сережа понимает это, потому что я – жертва спортивной медицины. Когда я была в большом спорте, нас принуждали принимать какие-то таблетки и что-то ещё постоянно  кололи в ноги.  С тех пор похоть просто мучает меня. Что делать? Я взорвусь. И потом, в других цивилизованных странах, а мы много где жили, например, в Швеции, этот вопрос решен разумно. Ты знаешь, что такое шведская семья? Это,  когда много людей живут вместе. 

-Как в коммунальной квартире?  

-В сексуальной коммунальной квартире. Всё наружу. Все открыты.   

-И в чем кайф?  

-Как в чем? –удивилась Ольга Олеговна. -В количестве доступного секса. 

Сургучев помолчал с полминуты, представляя себе жизнь в сексуальной коммунальной квартире.  

-Ты член партии? –спросил он. 

-У тебя необычный ход мысли. А как ты думаешь? 

-Мне предлагают вступить.  

-Вступай, конечно, вступай. Без члена тут– никуда не продвинешься. 

-Но я и не хочу такой рабской карьеры. Я хочу иметь свой бизнес, свой источник дохода и свободно заниматься наукой. Мне надоела  школа!  Знаешь, в РОНО мне  только что предложили должность директора школы. А я хочу независимо зарабатывать  деньги, чтобы  ставить независимые научные эксперименты, как Тесла. Я хочу проникнуть в тайны природы. Мы и сотой доли процента не знаем об окружающем нас  мире. А работа в школе – пустая нервотрёпка и  бессмысленная  бюрократия. Если я соглашусь на должность директора, мне придется вступить в партию, и они будут дергать меня за ниточки, как марионетку.  

-Хочешь иметь свой независимый  бизнес? –глаза Ольги Олеговны прояснились. - Фарцевать, что ли? 

-Нет. Хочу наладить производство нужных людям вещей и  продавать их. Какой смысл привозить откуда-то вещи и фарцевать ими тут?  Мы и  здесь, у себя в стране  можем всё сами производить. Например,  одежду шить.  Вот твой джинсовый костюм. Чего там сложного? Что мы, безрукие, кривоглазые, тупые? Но нам умышленно не дают работать.  Делают из нас людей второго сорта. Оскопляют. 

После этих слов Ольга Олеговна полностью протрезвела. Она приподнялась на локте и с каким-то странным выражением посмотрела на Сургучева. 

-Чего? Да, я наивен. Мне и мама так говорит.  

-Я тебя верно поняла? Ты хочешь организовать какое-то производство,  чтобы было больше времени и денег  для научных экспериментов? 

-Да. И  опытные  установки для научных экспериментов  я соберу сам,  за городом, на даче. 

Ольга Олеговна  рассмеялась. 

-Если ты заведёшь свой бизнес и если тебя не посадят в тюрьму,  у тебя времени поспать не останется, не то, что наукой заниматься.  

-Ты-то откуда знаешь?  

-Знаю. А что ты сам практически умеешь делать? Умеешь одежду шить? Обувь  тачать? Пирожки печь? Или у тебя есть доступ к заводским мощностям? Почему ты думаешь, что тебе удастся что-то организовать и что за тобой пойдут люди? Кем ты себя видишь в этом твоём будущем производстве?   

Сургучев задумался. 

-Если я соглашусь и стану директором школы, то смогу предоставить  помещения. Вечером школа пустует.  

-Ах, так. Тогда, я думаю, что в школе можно организовать платные курсы по изучению, например,  иностранных языков. Это популярно и надолго, потому что учат у нас неправильно. Танцы, игра на гитаре, самбо тоже пойдут. Но   платные курсы – это  до поры  до времени, пока  не пронюхают или кто-нибудь  не проболтается. Заметит участковый милиционер, что в школе свет по вечерам в окнах горит, сразу заинтересуется. У них же план на преступления. Прикроют и тебя как минимум уволят. А то и посадят.  

-В школе есть подвальные помещения. Оттуда свет наружу не проникает. 

-Всё равно пронюхают. Если что-то и организовывать, то за городом.  Хорошая у нас тема для обсуждения, лёжа  в кровати голыми и полупьяными.  

-Можно тебя спросить? –Сургучеву показалось, что момент подходящий. 

-Ты, по-моему, только и делаешь, что спрашиваешь. 

-Зачем ты искала моего соседа? 

-Фёдора? Не бойся. Не для секса. Он у нас ремонт в квартире  делал и после него  исчез штопор. Шведский. Качественный. Этот штопор  любую пробку из любого горлышка запросто вытащит. А я без штопора сам понимаешь. Не зубами же. –она нырнула  под одеяло и Сургучев   почувствовал, что и вправду, не зубами.  

На следующее утро впервые Сургучев почти опоздал на урок. Он вошел в класс вместе со звонком. Но этого  никто не заметил. Наташи Окунькова в эти дни в школу не ходила, но в журнале посещаемости  он всё равно проставлял ей присутствие.    

Урок он провел машинально и мыслями  был далеко. Никак не мог выбросить из головы слова Окуньковой и всё думал, рассказать ей о цехе в школьном бомбоубежище или не рассказывать? 

В тот же день Сургучев снова явился в РОНО и дал согласие.  

Вечером он натолкнулся в подъезде на Федора и укорил его за воровство штопора. 

-Какое воровство! –возмутился Федор. –Он мне сам подарил за то, что я ему твою… Вашу точилку давал. Кто вор, так это Ваш дружок Петров. Вчера из бомбоубежища 4 коробки  торта уволок. Куда ему столько?  

Вечером они снова оказались в постели. 

-Я не решалась тебе вчера сказать. Это качается другого человека. –начала Окунькова. -  Вообщем,  моя знакомая организовала   завод по пошиву женского белья и одежды, но  за городом, в деревне. И тоже в подвалах. Возят товары  в городские магазины и продают  из-под прилавка. Очень хорошо идут дела. Производство постоянно расширяется.  

-У меня тоже есть новости. Первая, что с сегодняшнего дня я официально вступил в должность директора школы. А вторая,  в нашей школе и, по-видимому, уже давно, нелегально работает цех по выпечке хлебобулочных и кондитерских  изделий.  

-Что ты говоришь! –охнула Окунькова и, откинувшись на спину замолчала. 

За эти две ночи Ольга Олеговна смогла распались в нем неуёмную похоть. Сургучев словно  заразился от неё. Раньше с ним такого не случалось. Обычная любовь, неспешная, умеренная, дозированная,  традиционная, если и с алкоголем, то чуть-чуть. Он даже не представлял, что на человеческом теле есть столько  мест двойного, а то тройного назначения.   

-О чем думаешь? –спросил Сургучев, склонившись над её волевым  лицом. 

-О Серёже думаю. Как он там? Мы-то здесь удовольствия получаем, а он?  

-Ты же сама  всё начала! –Сургучев отодвинулся.  

-Да-да. Я виновата. И я не отрицаю. И тебя не виню. Просто сегодня… –она повернулась к нему и теперь уже она нависала над ним, щекоча его лицо кончиками волос. -Я сегодня вышла на нужного человека, на следователя.  Он продаст Сережино  дело. Но нужны деньги. Много.  

Сургучев сразу и не понял, что она сказала. Он подумал, что дело – это цех, что-то материальное, связанное с производством. Но у Окунькова не могло быть подпольного цеха. Он официальный чиновник, регулярно выезжал за границу, сверхпроверенный надежный наш товарищ.  

-Какое дело? –спросил Сургучев. 

-Уголовное. Пока идет расследование, сбор документов, улик. Сергею  шьют контрабанду. Соучастие в преступной группировке. Наверное, читал в газетах. Накрыли группу контрабандистов. А Сережа не при чем! Коллеги оклеветали, чтобы отвести от себя удар. Я даже знаю кто конкретно. Всё ходил к нам в гости на старой квартире. Другом прикидывался…   Хотя со следователем, наверное,  ничего не выйдет. Мы не бедные люди, но такой суммы у нас попросту нет. Если бы можно было продавать квартиры! Я бы всё продала, лишь бы Сережку вытащить из этой передряги!  

Она снова откинулась на спину. Теперь они оба молча лежали и смотрели в потолок. 

-Я почему про подругу упомянула… Я сегодня к ней ездила за деньгами. Она обещала дать, но этого всё равно не хватит. От нас все, кто посостоятельнее, тут же  отвернулась, как только услышали про  арест. Вот какие у нас люди!  

-Я могу продать все пластинки и аппаратуру.  –сказал Сургучев.  

-Правда? –Ольга снова нависла над ним. –У ты мой хороший!  

Она принялась целовать его лицо, но  недолго. Мгновенная вспыхнувшая радость погасла. 

-Я серьезно. Готов всё продать, чтобы спасти невиновного оклеветанного человека. 

-Спасибо. Ты единственный, кто так сказал. Но  твои деньги – капля. Они ничего не решат. –она снова лежала рядом. 

-Что же это за ненасытный следователь такой! Сколько ему надо?     

-Много. И в твердой валюте.  Ладно. Забудь об этом. Как-нибудь сама выкручусь. – Окунькова  вспрыгнула на  Сургучева как наездница на коня.  -Банк  ограблю, в конце концов.   

Первый день в должности директора прошел на редкость успешно. Подавляющая часть педагогов восприняла назначение Сургучева с облегчением, и  даже радостно. Ведь некоторые из них работали по ночам в подвальном цеху  и никто не хотел терять солидного приработка, а то и свободы, что несомненно  рано или поздно произошло бы, приди на место директора кто-нибудь другой,  со стороны.  

Вечером он  застал Окунькову в жутком состоянии. Она была трезва, но совершенно подавлена. Бледная, с растрепанными волосами, с остановившемся взглядом всё равно красивых глаз.  

-Этот-то каков! Он Сергею  обязан всем! Серёжа  его из Харькова  вытащил. Хорек! Даже трубку не берет. Трусы!  Подонки! 

-Давай я в воскресенье продам всю аппаратуру и диски. Хоть какие-то деньги. –снова предложил Сургучев. 

-Спасибо, Валерочка! Мы знакомы без году неделю, а ты проявляешь такое участие. Спасибо тебе, но повторяю,  это капля. Одна надежда на маму. У неё есть наши фамильные драгоценности. Броши, кольца с рубинами, брильянтами… Но я не знаю, как с ней заговорить об этом! Она была категорически против нашего брака. Категорически! Она ненавидела Сергея и продолжает ненавидеть. А Серёжа ведь сирота безродный. Всего в жизни добился сам. Меня хотели выждать за сына кандидата в члены политбюро. Я отказалась. И теперь что я скажу маме? Что ты, мама, была права, но дай мне наши фамильные дореволюционные  брильянты, а я на них Сережу освобожу?   Она только и ждет этого! С моим характером я её упрашивать не стану. Да и не отдаст она ничего.  

И тут Сургучев подумал про брильянты из японской точилки.  

-Чьи бы они не были, но сейчас могут прослужить  спасению невиновного человека.   Ведь каждый может оказаться на месте Сергея Окунькова. Каждый. От сумы да от тюрьмы не зарекайся. Может мне их Бог послал, чтобы проверить меня, какой я на самом деле человек. Что мне с этих коммунистов пример брать, которые бросили своего товарища? Нет, я не такой.  -подумал Сургучев и сказал. –Есть у меня один вариант. Я думаю, этих денег точно  хватит.  

-Только не вздумай банк ограбить. Я тогда про банк пошутила. Мне не хватает ещё и  тебя потерять.   

На следующий день Сургучев заехал к маме и забрал брильянты.  

Вначале она удивилась, но когда узнала в чем дело, сразу согласилась с решением сына.  

-Правильно поступаешь. Может Бог нас этим испытывает, проверяет? –сказала она, поцеловав сына в лоб. -С Богом! 

Уже вечером Сургучев передал Ольге Олеговне сафьяновый мешочек с брильянтами.  

-Ты уверен, что они настоящие? –Ольга Олеговна с сомнением разглядывала камешки. –Какие-то они странноватые.  

-Уверен. 

-Откуда? 

-Фамильные. 

-Не жаль?  

-Было бы жаль, оставил себе. 

-Спасибо. Как только всё кончится, отдадим. Я уверена, Сережа  выкарабкается. Он найдет, кто его оклеветал. Скорее бы. Мне надо позвонить. Может прямо сейчас и встречусь со следователем. –она пошла на кухню, но Сургучев остановил её. 

-Звони из комнаты. Шнур длинный, дотянется.   

-Ах да, бдительные  соседи. «Родина слышит, родина знает.». Спасибо. Забыла. 

Сургучев принес телефонную трубку, а сам вышел на кухню. 

На душе у него было легко и спокойно. Так бывает, когда искренне совершаешь хорошие поступки.  

-Выезжаю немедленно. Он ждет меня. - Ольга Олеговна вернулась на кухню.  

-Не боишься одна? Я поеду с тобой. На всякий случай. –предложил Сургучев. –Я тебя подвезу.  Мой «Запорожец»  как раз на ходу.  

Через сорок минут они въехала на пустынный двор и укромно остановились у забора с пышным кустом желтеющих листьев. 

-Вон он, стоит у машины. Ждет меня. – сказала Окунькова. –Оставайся тут. Если  посадит меня к себе в машину, не преследуй. Он заметит  и всё сорвется. Ты уже и так помог мне с этим богатством.   Дальше  сама справлюсь. Спасибо за всё, Валера. Прощай.  

Она поцеловала Сургучева с такой страстью  и отчаянием,  словно в последний раз.  Затем вылезла из машины и решительно направилась навстречу судьбе.   

Следователь действительно посадил Окунькову к себе в «Жигули» и они уехали.  

Ночевать  Окунькова не пришла. И весь следующий день не было от неё ни звоночка,  ни весточки. 

Вечером Сургучев спросил у Тамары, не знает ли она, как там дела у Окуньковых. 

-Кто такие Окуньковы? В первый раз слышу. –отрезала Тамара.  

Сургучев дважды приходил к сотой квартире, звонил, но  дверь не открывали. Через шесть дней, когда  снова пришел, то  обнаружил дверь опечатанной.  

-Должно быть, следователь подстроил ловушку. –предположил Сургучев. - Прикинулся продажным. Ольгу могли  арестовать за попытку дачи взятки должностному лицу. Да ещё  контрабандными брильянтами. Что же мне теперь делать с их дочерью Наташей? В школу не ходит, а я ей ставлю присутствие.   Наверное,   живет у бабушки. Пусть тогда ходит там в местную школу… 

Что бы там не было, но ни Ольгу, ни её мужа, ни их дочь  Сургучев больше никогда не видел.  

           ---------------------------------------------- 

На этом месте рассказ  обрывался. 

Но и того, что  Лена прочла, было достаточно.  

-Это написано про моих дедушку Серёжу и бабушку Олю! Точно про них! Но Сургучев говорил, что сидел в тюрьме. В рассказе этого нет.  

Хоть и было уже три часа ночи, но Лена написала ответ Сургучеву на его почту.  

На следующий день Сургучев на работу не явился и стол Суханкова пустовал. Лена написала Сургучеву ещё несколько писем, но ответа не было.  

-Так подвести меня! –кипятился главбух, носясь по комнате. -.Я же рассчитывал на этого сторожа!  Что за люди! Что за народ! 

-Успокойтесь! –сказала Лена. –С человеком может беда приключилась, а Вы всё о себе.  

-Не о себе я! Я о квартальном отчете! Как Вы не понимаете! –главбух выбежал из комнаты, хлопнув дверью.  

-Мы всё сделаем! Не волнуйтесь! –крикнул ему вслед Мордачев. 

Узнав в отделе кадров адрес, Лена после работы помчалась к Сургучеву  домой. Соседи сказали, что утром его нашли у лифта. Вызвали скорую, но врачи  ничем не могли  помочь, констатировав смерть от остановки сердца. 

Весь вечер Лена пролежала в кровати с ноутбуком, перечитывая  то немногое, что было написано про её деда, Сергея Юрьевича, и особенно  пикантные подробности про её бабушку, Ольгу Олеговну.  

. 

На следующий день на работе случилось невероятное. Вернулся Суханков.  Он сидел за своим столом с совершенно невменяемым лицом и молчал. Главбух прямо в  комнате, рухнул на колени, благодаря  Бога.  

-Мы спасены! Господи, спасибо!  Мы спасены! Спасибо, что вернул Суханкова! Господи! 

Потом он вывалил перед Сухановым папки с документами    и Суханков, включив компьютер,  по привычке принялся за работу. Главбух, даже не спросив Суханкова, где тот  пропадал. Он  скрылся в своём кабинете, продолжая восхвалять Господа за явленное чудо.  

Заговорил Суханков только к вечеру, когда  три долгожданных  гудка, возвещающие окончание рабочего дня,    вывели его из странного оцепенения.  

Лену он вначале не узнал и увязался за ней, проводив до дому. То, что она от него  услышала, было похоже на бред. 

-В парке? Вот в том парке?  - не веря переспрашивала она.  

-Клянусь. Я и домой теперь боюсь возвращаться. Можно я у тебя хотя бы сегодня переночую, пока не выясню, что к чему?  В Хабаровске  беспорядки. Там меня вызывали свидетелем по уголовному делу. Родители через знакомых узнали, что на меня самого шьют уголовку. Попал под раздачу. Меня, оказывается,  ещё  в поезде назначили виновным. Местным  для отчета нужно посадить побольше людей. Там на  всех, кто ехал в поезде в Хабаровск,  завели уголовные  дела.  Я  удрал, но боюсь  и здесь найдут. Мне даже откупиться от них нечем.  

-Уголовные дела продаются? 

-А ты не знала? Это единственный процветающий бизнес. И налогов с этого не платят и силовики-коллеги не душат.   

-И сколько стоит выкупить, например, твоё дело? –спросила Лена. 

-Откуда я знаю? Это следователь решает. Хозяин-барин.  

-Может, никакого дела и нет? 

-Может и нет. Хотелось бы верить, но бережёного Бог бережёт.  

И Суханков остался у Лены на ночь. 

На следующую ночь он снова попросился. Лена не отказала. В эту ночь между ними всё и произошло.  

-Я давно хотел тебя спросить. –начал Суханков. 

-Ответь вначале на мой вопрос. Мы более двух лет работали вместе, находились в одной комнате и ты ни разу не заговорил со мной. А теперь, после пластической  операции, с новым красивым лицом  ты сразу в меня влюбился? 

-Дело не в твоей внешности. Меня жизнь  изменила. Мне вдруг стало ясно, что одному не выжить. Вдвоем мы сила. Хотя, твоё красивое лицо  привлекает.    

Как Суханков  и опасался, предприниматели от правосудия  нашли  его очень скоро.  Явились  на автобазу.  

-Не знаю, что у него там за преступление, но слава Богу хоть квартальный отчет успел закончить. –радостно потирал руки главбух. 

Вскоре всплыла и цена вопроса. Выкупить наспех состряпанное дельце стоило три миллиона. У Суханкова не было таких денег. Он сидел в следственном изоляторе и готовился к худшему, когда его неожиданно выпустили на свободу. Дело было прекращено.  

У выхода из сизо  Суханкова ждала  Лена. В руке она держала  маленький сафьяновый мешочек. Он был пуст. 

-Это тебе. –она отдала Суханкову мешочек. –Храни как  талисман.  

Расписались они через год. В США. 

Эпилог 

-Всё! – читавший текст снял очки и отдал их приятелю. –Тут ещё стихи, но стихи я не умею читать. Там надо мелодично как-то. А  мне слон на ухо наступил.  

В охотничьей сторожке было тепло и уютно. 

-Неплохо провели время. И согрелись и посмеялись. –заметил его друг, бросая прочитанную  рукопись в огонь. 

Прогремел страшный взрыв и одна за другой с гор пошли лавины. 

Рукописи не горят.  

Они взрываются.  

Имена погибших друзей   история не сохранила.