Зверь. Новый рассвет

Адам толкнулся в неё, и Эллен рвано вдохнула, инстинктивно отстраняясь. Мышцы туго натянулись, впуская его немалый орган — ей было больно, несмотря на то, что она была возбуждена так, что под ней, казалось, промокла простынь. Бишоп замер, прислушиваясь к её ощущениям. Она видела, как тяжело ему давалось это бездействие — на его руках напряглись мышцы, на шее вздулась вена, а сердце готовилось пробить грудную клетку. Он аккуратно и медленно покинул её тело, поцеловал, дотронулся до её влажных, спутанных волос. В этом жесте было столько нежности — казалось, Адам просил прощения за то, что сделал ей больно и за то, что наверняка сделает это снова. Что забудется в ощущениях и не сумеет сдержаться. Эллен этого и не хотела. Она хотела знать его настоящим, без масок условностей и тайн, таким, каким он был там, за семью замками, которые запечатали его сердце на долгие годы. Он вошёл снова. Дискомфорт исчез, его сменило чувство тугой, сладкой наполненности. Эллен переполняла эйфория, наружу рвались громкие стоны. Барр никогда не испытывала таких ощущений, она осаживала его и тщетно пыталась сменить положение, чтобы отсрочить неумолимо приближающийся о****м. Адам не поддавался, прижимал её за плечи к кровати, когда она вскидывалась и толкала его в грудь, пытаясь оказаться сверху. Бишоп был жаден до ласки, он двигался резко, неловко, напрочь лишая Эллен инициативы, но в то же время словно чувствовал её на уровне инстинктов и знал, что она уже готова. Барр едва не захлебнулась воздухом, когда тело свело судорогой. Сознание затуманилось, ощущения стали ярче, а движения лишились контроля — Эллен остро чувствовала, как вздрагивают её мышцы, как крепко её ноги обвивают его спину, как блаженная улыбка озаряет её лицо. Она обмякла и закрыла глаза, безвольно раскинувшись по простыне, не ощущая ни своего веса, ни веса Адама, лишь немыслимый жар его тела. — Меня не дождалась, — он улыбался, его шёпот скользил вдоль шеи и ключиц, вызывая внизу живота, между раскинутых ног новую волну возбуждения. Эллен с трудом разлепила отяжелевшие веки. — В меня. Пожалуйста, в меня, — на его вопросительный взгляд она выдохнула «да», убеждая его, что это безопасно. Она не бросала пить противозачаточные и это оказалось, наверное, единственным верным решением за последнее время. Хотелось чувствовать его целиком: как его сердце мечется и бьётся по грудной клетке, как его дыхание срывается на стон, как внутри толчками разливается вязкое семя, стекая по бедрам прямо на постель. Эллен хотела прочувствовать его удовольствие так же остро, как и своё, и получила это сполна. Адам перекатился на бок, утаскивая Эллен за собой. Он крепко прижал её к себе, так и не покинув её тело, и в этой густой, вдруг схлопнувшейся над их головами тишине, они казались единым организмом с одним дыханием на двоих. Эллен ласкала кончиками пальцев черты его лица, умиротворённого, с открытой, расслабленной улыбкой, прижималась лбом к его лбу и целовала мягкие, податливые губы. Это мгновение хотелось растянуть на вечность или повторять его по кругу, пока не иссякнут силы — Эллен была впервые счастлива моментом, не думая далеко наперёд. Это было ново и волнующе: не строить планов, не анализировать, не забивать голову, не примерять роль за ролью, не пытаться впечатлить, а просто быть. — Я думал, что забыл, как это делается, — Адам нарушил тишину первым. Наверное, прошло не меньше пяти лет с тех пор, как он в последний раз был с женщиной, но Эллен не стала уточнять. Ей не хотелось снова отправлять его мыслями в прошлое. Оно не имело больше значения. — Я надеюсь, ты рад, что ошибся? — с улыбкой спросила она, толкая его в грудь. Взобравшись на него, Эллен смотрела ему в лицо с высоты своей победы. Барр наслаждалась ей. Она больше не терялась в сомнениях и догадках — её страсть была взаимной, а что делать со всем этим дальше, она решит потом. — Более чем. Ты не устала? Эллен ощутила, как его руки крепче сжали её талию, спустились ниже, настойчиво собирая в пригоршню нежную кожу ягодиц. Он снова был готов и она ничего не имела против. — Только в этот раз я сверху. Она села, шутливо придавив его за плечи к матрасу, словно у неё хватило бы сил удержать его на месте. — Как скажете, мисс, — Адам не стал сопротивляться. Расслабленно раскинувшись по подушке, он с нежностью смотрел, как плавно она двигается на нём. Эллен проснулась затемно, почувствовав, что постель стала холодной. Она не выспалась, голова была тяжела, а сознание балансировало на грани сна и реальности. Хотелось перевернуться на другой бок, закутаться в одеяло, как в кокон, чтобы сохранить остатки тепла, но необъяснимое чувство тревоги не позволяло ей заснуть снова. Адама в комнате не было. Обернувшись одеялом, Барр встала с кровати — тратить время на поиски одежды она не хотела. Нога снова противно заныла; прихрамывая, Эллен двинулась к двери, осторожно наступая только на большой палец поврежденной ступни, чтобы как можно меньше беспокоить её и не навернуться спросонья. Пахло кофе, в камине тлели угли, окна в гостиной были распахнуты, впуская с улицы свежий хвойный воздух с нотками заморозков. Она услышала короткие выдохи — Адам подтягивался на перекладине, подвешенной в широкой арке между кухней и комнатой. Они почти не спали, потому что не могли оторваться друг от друга. Барр чувствовала себя старой развалиной, решившей вдруг пробежать марафон, но Адаму, казалось, всё было нипочём. В своей прошлой жизни Эллен, проснувшись с рассветом, воткнула бы наушники и отправилась на пробежку, но сейчас от одной лишь мысли о том, чтобы сделать лишнее движение, начинало тошнить. Откуда в нём столько энергии, если он почти не спит? Мысли едва ворочались, головная боль свербела под сводами черепа, Эллен боялась, что если на миг закроет глаза, то уснёт стоя. Приперев плечом дверной косяк, она молча наблюдала за ним. Под его кожей плавно двигались напряженные мышцы, костяшки его пальцев белели с каждым рывком наверх, вспухшие вены вились сетью по его сильным рукам. Казалось, она могла смотреть на него вечно. Хотелось раствориться в этом мгновении и ни о чём больше не думать. Эллен пыталась анализировать то, что между ними произошло и как теперь вести себя, но выходило из рук вон плохо. Разум ещё не включился, а тело вновь предало её — под грудью становилось горячо, и жар этот растекался по венам кипятком, несмотря на то, что от усталости она едва удерживала себя в положении стоя. Адам почувствовал её взгляд, сделал последний рывок наверх и спрыгнул на пол, закончив свою утреннюю разминку. — Ты рано, — сказала Эллен, неловко переступая босыми ногами по холодному полу. — Это ты рано, — улыбнулся он. — А мне пора на работу. Эллен смотрела на него, словно впервые. Земля не перевернулась, метеорит не упал, не наступил конец света, но что-то неуловимо изменилось. Неужели хороший секс оказался настолько целебным, что вся боль, вина, страх, дикое внутреннее напряжение и эта её извечная жажда действия бесследно испарились? Или она действительно так сильно влюбилась, что забыла, зачем вообще приехала сюда? Это была единственная связная мысль, которая со скрипом оформилась у неё в голове и эта мысль сбивала её с толку. Барр бездумно блуждала взглядом по полу, искала, за что бы зацепиться и не выдать своего смятения. Она думала и в то же время не хотела думать о том, что вся эта иллюзия неземной любви рухнет, когда она уедет отсюда. Адам подошёл к ней, обнял и поцеловал в макушку. Эллен коснулась кончиками пальцев его груди, а после прижалась к нему так сильно, словно искала защиты от всего на свете и самой себя в первую очередь. Бишоп бережно взял её на руки и понёс назад в спальню. — Спи, милая. Днём увидимся, — осторожно положив Эллен на кровать, он нежно расправил складки одеяла и поцеловал её в лоб. — Адам! Эллен села на постели и подалась вперёд, словно хотела схватить его за руку и задержать. Внутри вспыхнуло давно забытое чувство — чувство тревоги за близкого человека. Бишоп остановился в дверях.  — Пожалуйста, будь осторожен. Он ничего не ответил ей, лишь улыбнулся, и тихо затворил за собой дверь. Эллен лежала, изучая трещины на пожелтевшем от времени потолке. Она с досадой думала о том, что лежит без дела с плёвой травмой, в то время как вся лесопилка стоит на ушах из-за исчезновения Марти и из-за обрыва кабеля. Она думала о том, сколько дел повисло на плечах Бишопа и о том, что ей хотелось бы хоть немного его от этих дел разгрузить. Барр не помнила, когда в последний раз искренне переживала и заботилась о ком-то, кроме себя. Это было ново для неё, но закономерного чувства паники и желания немедленно вернуть всё как было не возникло. Бежать больше не хотелось. Эллен усмехнулась и устало прикрыла глаза. Устав плыть против течения, она сдалась и, казалось, приняла всё, что с ней происходило. Жить моментом было для неё в новинку, но, чёрт возьми, можно жить и так. Распахнув глаза, она увидела родной дом. Он был окутан сизой дымкой тумана и окружен вековыми соснами Форт-Келли, но это был её дом, будто кто-то выдернул его вместе с фундаментом из тихого Берлингтона и поставил прямо среди лесных угодий Эйдана Хилла. У ворот стояла её целая и невредимая машина, а прямо перед ней — мужская спина в широкой светлой рубашке не по размеру. Ей пришлось как следует проморгаться, чтобы сфокусировать взгляд на её обладателе. У него были растрёпанные чёрные волосы, худые плечи и руки. Узкие чёрные штаны обнимали тонкие ноги в массивных берцах. Эллен сделал два шага вперёд, пытаясь обойти его и посмотреть в лицо. Тёмные, непроницаемые глаза, в которых не видно зрачка. Запавшие острые скулы, большой и слишком пухлый для мальчишки рот. Он держал в руках гаечный ключ. — Нэйт, что ты делаешь? — спросила она, но вместо звуков своего голоса услышала лишь хрипы и бульканье, словно пыталась говорить под водой. Натаниэль не ответил ей и даже не взглянул в её сторону, будто она была бесплотной тенью, внедрившейся в кадры чужих воспоминаний. Он сорвался с места так стремительно, что Эллен едва смогла отследить его бег. Замахнувшись ключом, Нэйт обрушил удар на её белую «Шевроле». От звука удара Эллен проснулась. На территорию прибыл грузовой состав — стук колёс ворвался в её сон и бесцеремонно выдернул в реальность. Вскинувшись на постели, она завертела головой, пытаясь понять, где находится. Тёмные, крашеные стены, окно и кровать, на которой вчера она занималась любовью с Адамом Бишопом — всё осталось, как прежде. Это был всего лишь сон, но он был слишком чётким. Она встала с кровати. Забыв об ушибленном пальце, Барр с ходу бухнула ступнёй по полу и зашипела от боли. — Твою мать! Да что же это такое! Кожа на пальце начала желтеть, опухоль уменьшилась, но проклятая боль всё ещё тянула, отдаваясь пульсирующими выстрелами вдоль всей ноги. Сейчас невозможно даже сапог надеть, а уж о том, чтобы сделать в нём хотя бы несколько шагов, не шло и речи. Она явно не сможет вылезти сегодня из дома. На часах было почти четыре дня. Подойдя к окну, Эллен увидела, как погрузчик укладывает ровные ряды брёвен в вагоны. Рядом маячили люди, которых она раньше не видела. Они были в форме известной железнодорожной корпорации — наверняка машинисты и рабочие, обслуживающие состав. Возле административного корпуса она увидела машину Нильсена. Скорее всего, он сейчас далеко в лесу возглавляет поисковый отряд. Казалось, всё, что происходило вне этих стен, вдруг перестало её касаться. В доме Бишопа, ровно, как и рядом с ним самим, она ощущала себя, словно в крепости. Она не чувствовала себя в гостях или в номере отеля, где всё вокруг казалось взятым на время. Это был дом. Такой, каким он должен был быть: без тянущего чувства тоски по брату, без холодного непонимания родителей, без вечного чувства вины. И не важно, что было за его стенами — оживленный мегаполис или глухой лес, в котором не ловил телефон. Всё, что было за его пределами, перестало иметь значение, будто эти стены защищали её от целого мира, как защищали объятия Адама Бишопа. Только она и её маленькое, эфемерное счастье — вот, что было сейчас главным. Эллен отошла от окна и взглянула на комнату, оценивая последствия бурного проявления чувств. Стоило сменить постельное бельё и сходить в душ — кожу неприятно стягивали высохшие белые следы. Тело одеревенело, каждый шаг отдавался болью в мышцах, как после двух часов в спортзале, зверский голод скручивал желудок, который, казалось, переваривал сам себя. Нужно было решать проблемы последовательно. Смело покопавшись в ящиках шкафа, Эллен нашла свежий комплект, и сдёрнув с постели старый, поменяла бельё. Положив ком грязных простыней у порога, она наскоро приняла душ и отправилась на кухню. Эллен готовила редко и почти не имела в этом необходимости, предпочитая обедать в заведениях или заказывать еду на дом, но, тем не менее — спасибо маме — умела и вполне недурно. Во всяком случае, Трэвис не жаловался, если, конечно, не врал. Только лишь спустя два часа, когда Эллен выключила плиту, она поняла, что хлопочет по дому, будто домохозяйка, ожидающая любимого с работы. Она то и дело подходила к окну, надеясь увидеть очертания безупречной фигуры, которую успела изучить за несколько жарких ночных часов при тусклом свете ночника. — Боже, что же я творю, — во время редких проблесков сознания Эллен ощущала себя влюблённой дурой, до невозможности стыдясь того, с какой лёгкостью эмоции затмили ей разум. Она не узнавала себя и что делать с собой новой, не имела понятия. Растеряна, взволнована, подавлена и счастлива одновременно — Эллен казалась себе клинической истеричкой, забывшей вовремя принять транквилизатор. В такие моменты она снова хотела бежать. Бежать до своего таунхауса босиком, запереться на замок и уткнуться в рабочие тексты, за просрочку отправки которых её наверняка оштрафуют или вовсе уволят, но для Бишопа запертая дверь не препятствие, в этом она успела убедиться. Как и самообман больше не спасение для неё. — Что мне теперь со всем этим делать? — Эллен бухнулась на стул, беспомощно бросив руки, повисшие вдоль тела плетьми. Поток самобичевания прервал звук открываемой входной двери, и Эллен почти бегом бросилась в коридор. — Привет, — Адам улыбнулся ей, цепляя куртку на крючок. Только сейчас она поняла, как сильно волновалась за него. Он вернулся целым и невредимым из внешнего мира, в котором творилось чёрт знает что. Эллен не осознавала, что тело само сорвалось на бег, что она почти напала на Адама, обвивая руками и ногами и целуя крепко, словно в последний раз. Под грудью заныло от тоски и нежности — наверное, так болела душа. Хотелось хвататься за эти неумолимо ускользающие секунды, хотелось наверстать упущенные часы, дни и года жизни, на протяжении которых она будто не жила. Здесь, рядом с Адамом, её ничего не сдерживало — ни статус, ни репутация, ни траур — всё это осталось далеко в прошлом. — Обед остынет, — когда Адам принёс её на кухню, усадил на стол, расположившись между её разведенных коленей, и начал стаскивать с неё футболку, она тщетно пыталась включить здравый смысл. — Разогреем. Бишоп играючи пресёк все её слабые попытки к сопротивлению. Он взял её прямо на столе под угасающие сумерки и звон падающих столовых приборов. У Эллен не было ни единого шанса спастись от этого натиска, но она и не хотела спасаться. Заканчивать день с ним вместе было так необычно и так волнующе до щемящего восторга в груди. Хотелось кричать, ликовать, смеяться и нести чепуху, но она держалась, как могла, чтобы уж совсем не растерять остатки самоуважения. Секс, совместный ужин, совместный душ, кофе из одной кружки, снова секс, тихие объятия у огня — они не расставались ни на минуту, будто расстояние в шаг равнялось для них десятками миль. Эллен лежала у него на плече и чувствовала, как полыхает кожа от соприкосновения с его телом. Этот вопрос давно не давал ей покоя и только сейчас, когда между ними рухнули последние барьеры, она решилась его задать. — Ты горячий. Почему? — Такая особенность, — он пожал плечами, словно сам не знал точного ответа. — Сколько себя помню. — Какие у тебя ещё особенности? — Что ты хочешь знать? — он приподнялся на локте, всматриваясь пристально ей в лицо. На его красивых, чётко обрисованных губах, слегка раздражённых от бесконечных поцелуев, играла лукавая улыбка, но в глазах его Эллен увидела лёгкий оттенок грусти. В этом чуть потухшем, рассеянном взгляде будто хранился отпечаток пережитых потерь и она, наконец, поняла, что не давало ей покоя всё это время. Он был с ней, он был счастлив и влюблён, но какая-то его часть всегда была где-то далеко. Эллен отчаянно, с упорством ревнивой, влюблённой дурочки мечтала вытащить эту часть на свет божий. Она хотела знать о нём всё. Знать, что скрывают пустые каминные полки, где обычно люди хранят семейные фото. Что прячется между стопками чистых, отглаженных рубашек и на верхних ящиках шкафов, где часто люди хранят давно забытые, но дорогие сердцу воспоминания. Хотелось влезть в его голову и как следует в ней покопаться и пусть ей не понравится то, что она найдёт там. Она глупо, по-женски ревновала его к прошлому, несмотря на то, что прошлое было и у неё. Остановить этот поток слезливых сентиментов и хоть на минуту включить мозги у неё просто не было сил. — А если я скажу, что всё? Твоя семья, где они? — Отца я не видел никогда, а мать умерла сразу после моего рождения. — Она рожала здесь, в Форт-Келли? — Нет. В машине по дороге в Портленд. Её привезли в больницу, когда я уже родился. У неё началось заражение крови. Случай был сложный, Фишер тогда не смог ей помочь. — Мне так жаль. Глотку свело спазмом, а в уголках глаз защипала соль. Эллен в очередной раз удивилась сама себе — она не знала, что способна на такое глубокое погружение в другого человека. Она принимала его боль, как собственную, пропускала слова через себя, теряя с собой связь и растворяясь в нём без остатка. Это пугало, но процесс был необратим, словно сход лавины, с пути которой она просто не успевала уйти. — Я не знал её, чтобы испытывать горечь потери. Я даже вполовину не могу представить, каково тебе, — убрал волосы с ее лба и поцеловал пульсирующую жилку на виске. Он чувствовал и сопереживал ей так же, как она ему, и от осознания этого сердце готово было разорваться на куски. — Мне хорошо. Сейчас мне хорошо, — выдохнула Эллен, прикрывая глаза и сладко потягиваясь, чтобы принять удобное положение. Несмотря ни на что, Барр готова была снова пережить всё то, что случилось с ней в Форт-Келли, чтобы оказаться здесь и сейчас в этой постели, в доме Адама Бишопа. — Я люблю тебя. Адам произнёс эти слова едва слышно, звук его голоса растворился в её спутанных волосах. Эллен забыла сделать вдох. Её мягкое, расслабленное тело напряглось до самой последней жилки, она распахнула глаза и замерла. Она не ожидала этого услышать. Эллен не думала, что Адам рискнёт озвучить то, что она, осторожно прислушиваясь к себе, чувствовала тоже, но никогда не сказала бы вслух. Слишком мало прошло времени, но и этих жалких дней оказалось достаточно. — Не отвечай. Я не жду, что ты мне ответишь. Ты уедешь и… — Так поехали со мной! — Эллен почти крикнула, резко приподнимаясь на локте. Это было возмутительно. Всё её существо протестовало против мысли о том, что им придётся расстаться, но она ни за что не останется в Форт-Келли. И Адам ни за что не уедет отсюда. — Я не могу уехать. — Тогда замолчи и поцелуй меня. Она со злостью вцепилась в его рот, укусила губу, желая сделать ему больно. То был жест отчаяния — Барр отказывалась принимать его решение. Она не понимала, почему он здесь. Какого чёрта его тут держит, особенно сейчас, когда всё так круто изменилось. Особенно если он действительно любит её. Адам ответил на поцелуй с той же злостью. Крепко схватив за запястья, он прижимал к подушке её скрещенные над головой руки, словно пытался удержать. Казалось, он вкладывал в этот жест всё своё нежелание её отпускать, словно наказывал за то, что Эллен рано или поздно неумолимо исчезнет из его жизни — он не смог заставить её уехать и заставить остаться не сможет тоже. С рассветом ей пришлось усилием воли выдернуть себя из сладкой иллюзии и окунуться в суровую реальность. Нужно было добраться до дома и забрать свои вещи — как минимум противозачаточные и одежду. Второй день ходить в чужой футболке на голое тело становилось неудобно. Нога ещё болела, но Эллен сумела надеть сапог и сделать в нём несколько осторожных шагов. Увидев вдалеке машину Хилла, она сменила направление и двинулась к административному корпусу. Переднее крыло Тахо было помято, перекошенный бампер держался на последнем креплении. Эллен отчётливо вспомнила их случайный (или неслучайный) наезд на неизвестное что-то в темноте глухого леса. Ей снова стало тревожно. Им не показалось. Страх и нервы не сыграли тогда с их воображением злую шутку — следы реального столкновения были видны невооружённым глазом. — Надо отдать её Бишопу, пусть выправит. Не уверен, что в ближайшее время доберусь до дилера и до страховой, — уловив направление её взгляда, сказал Хилл. Он выглядел спокойным, но в каждом его движении угадывалось напряжённое ожидание новых проблем. — Что-нибудь есть по Марти? — Никаких следов. Шериф связался с полицией округа. Возможно, он уехал поездом. — Думаете? — Не знаю, — вздохнул Хилл. — У него были проблемы с долгами. Поезд был бы лучшим вариантом. В лесу ему не выжить, — он взглянул в сторону ворот КПП, где толпились люди. — Приехала помощь из города. Вы с нами? Эллен разглядела среди толпы малознакомых лиц дежурного с полицейского участка, архивариуса и Лилит. Она, как обычно, вертелась возле Бишопа, но Барр это больше не беспокоило. — Я сегодня пас. Далеко не уйду, — она неловко потопталась на больной ноге. Хилл кивнул, принимая её ответ. — Чья это машина? — Эллен взглянула на угловатый джип, стоящий возле хозяйственного корпуса. — Это Пэтти. Она вернулась час назад, — Эйдан прикрыл глаза и устало потёр лоб, собираясь озвучить ещё одно неприятное известие. — Джо ампутировали ногу. Пэтти сказала, что собирается работать дальше, чтобы оплатить лечение и протез. Я дал ей чек, но она ни в какую. Ума не приложу, что с ней делать. Эллен взглянула на закрытую дверь кухни и почувствовала, как к нарастающей тревоге добавилось яркое ощущение чужой боли. После всего, что произошло между ней и Адамом, у неё внутри будто прорвало плотину. Эллен чувствовала, сопереживала, искренне думала о других, будто внутренняя защита дала брешь и поток эмоций, который она всегда держала в узде, вдруг хлынул, сметая всё на своём пути. Вся неприязнь к Пэтти куда-то испарилась, она искренне ей сочувствовала. Эллен было жаль Джо. Толкнув дверь в кухню, Барр застала кухарку сидящей за одним из длинных столов. Пэтти увидела её и торопливо сунула под стол бутылку бурбона, стараясь скрыть следы распития. Это было бесполезно — кисловатый запах алкоголя Эллен почувствовала сразу, как вошла. — Не думаю, что это лучший выход. — Мне всё равно, что вы думаете, — отворачивая от неё мокрое от слёз лицо, ответила Пэтти. — Я могу чем-то помочь? — У вас своих проблем хватает, не беритесь за чужие. Эллен не слышала в её словах злости или неприязни — это был её способ выражать мысли, простой и прямолинейный. Пэтти хотела сама справиться со своими бедами. Барр понимала её, как никто другой — она и сама была такой, пока в её жизни не появился Бишоп, который с готовностью взвалил себе на плечи заботу о ней. Эллен боялась, что так скоро отвыкнет быть самостоятельной, а ведь впереди целая жизнь и Адама Бишопа в ней не будет. От этой мысли где-то под рёбрами больно кольнуло. Барр сделала глубокий вдох и шагнула вперёд, в густой запах дешёвой выпивки. — Мне, правда, жаль, Пэтти. Если вам нужны деньги, я… — Нет, мисс, я не принимаю подачки. Я привыкла зарабатывать сама, — кухарка вдруг смягчилась, и, казалось, неожиданно для себя самой вдруг начала оправдываться. — Я приехала сюда восемь лет назад. У меня не было ни страховки, ни разрешения на работу. Зато был кредит за дом на имя бывшего и трое детей. Это Богом забытое место дало мне доход, и я тоже не верила в ту чепуху, что здесь говорят. Пэтти вдруг замолкла и посмотрела в окно. Эллен посмотрела туда же. Вдалеке мелькнула белая масса, мерцающая в бледных лучах осеннего солнца остатками глянцевой автомобильной краски. Через ворота КПП въехала грузовая платформа с её машиной. «Шевроле» всё же сумели снять с дерева. Барр, словно под гипнозом смотрела, как платформа медленно приближается к площадке открытого ремонтного цеха. Казалось, внутренности превратились в лёд — весь ужас и изумление, которые шквалом обрушились на неё тогда в лесу, вернулись вдруг с новой силой, когда изуродованная «Шевроле» оказалась в зоне досягаемости. Она могла дотронуться до неё рукой, могла увидеть, как скручены стойки крыши, словно кто-то отжимал с них воду, как отчётливо видны пять глубоких, неровных борозд, стоящих ровно в ряд. — Вы знаете, кто такой Зверь? — Голос Пэтти вывел её из ступора. Эллен вздрогнула и повернулась обратно к ней. — Это оборотень. Человек в медвежьей шкуре. Они в разы сильнее и быстрее нас. Если вы всё ещё думаете, что такое, — она кивнула на окно, — мог сделать человек, то я — нет. — Что вы хотите этим сказать? — глухо отозвалась Барр. — Прекратите упираться рогами. Не будите лихо, пока оно тихо. Это не наша земля, нам тут не рады. — Вы сами хоть раз видели его?! — воскликнула Эллен, закипая в очередной раз. Но теперь её взбудоражила не чужая глупость и россказни, не имеющие под собой логичного обоснования, а страх. Первобытный и безотчётный страх неизвестного. — Бог миловал. Но вот Джо. Джо видел. Джо потерял ногу, потому что увидел. Эллен словно приросла ногами к полу, не в силах сделать ни шагу. Разум погружался в бессознательное, отключая её от реальности, которая оказалась хуже самых изощрённых ночных кошмаров. Она сопротивлялась. Пэтти не могла быть права, всё это не имело никакого смысла, однако кто-то или что-то пыталось мешать ей, пыталось выдавить её из Форт-Келли, хотело напугать, но в то же время, будто куклу на нитке, дёргало назад. Голова закружилась, Эллен сделала неосторожный шаг и поморщилась, задев палец ушибленной ноги. — У вас руки в саже, — Пэтти взглянула на её сжатые в кулаки ладони. Эллен засучила рукава и посмотрела на свои запястья. Это была не грязь — на коже расплывались синюшные следы пальцев. Она, сгорая от стыда, дернула ткань вниз и спрятала руки за спину. Барр не помнила, чтобы ей было настолько больно, когда Бишоп удерживал ей руки — все прочие ощущения поглотила безудержная страсть. Прислушиваясь к телу, она поняла, что не только мышцы ныли от непривычно тяжелых нагрузок. Саднила кожа. — В любом случае, если вы передумаете, найдите меня, — наскоро простившись с Пэтти, Эллен вышла с кухни. Ни Пэтти, ни остальные не могли увидеть её снаружи, потому она задрала край футболки. Барр заметила похожие следы и под ней. На коже, обтягивающей выступ тазовой кости, Эллен увидела кровоподтёк и следы зубов. — Т-а-а-ак, — она задумалась. С одной стороны такое бурое проявление чувств льстило, но с другой обзаводиться новыми травмами и светить ими на всю лесопилку ей совсем не хотелось. Адам был нежен с ней и заботлив ровно до порога спальни, а после словно спускал себя с поводка, и не то, чтобы это не нравилось ей. Он открывался, учился доверять, приручался, как одичалый зверь, отвыкший от тепла человеческих рук, но что-то внутри него по-прежнему оставалось запертым на замок. Он сдерживал себя. Это не давало ей покоя. Может ли он случайно покалечить её или не расслышать слова «нет», когда они снова окажутся наедине? Сколько ещё ей предстоит узнать о нём? — Чушь собачья, — Барр отмахнулась от своих размышлений. Наверняка взбаламученный последними событиями разум переврал пьяные речи Пэтти, добавив ко всей прочей необъяснимой чертовщине новые подозрения. — Я по пути курьера встретила. Бедолага заблудился. В участке для вас пакет у дежурного в ящике под ключом. Эллен уже двигалась к своему дому, когда Пэтти вышла на улицу и крикнула ей вслед. Барр кивнула ей в знак благодарности. Наверняка спьяну кухарка забыла сказать ей сразу, тем не менее, хорошо, что вспомнила хотя бы сейчас. Эллен ждала этот пакет. Никто, кроме Фрэнка Дэлино, не знал этого адреса. Теперь следовало набраться терпения и ждать Адама, чтобы съездить с ним в город. С утра он напомнил ей, чтобы она больше не покидала территории без него, даже с Хиллом, и Эллен смиренно пообещала ему это. Барр злилась на нерасторопность курьера, ведь наверняка Дэлино заплатил немалую сумму за такую оперативность. Ей не давало покоя, что кто-то может вскрыть письмо. Взойдя на крыльцо своего дома, она остановилась, принявшись копаться в карманах в поисках ключа. Взгляд зацепился за пятна свежего цемента на полу. Подняв глаза, Эллен увидела засохшие серые капли и разводы по всему периметру полотна, словно кто-то испачкал дверь свежим раствором и наспех стёр следы. На двери был новый обналичник, под ним — слой свежей монтажной пены. Она провела ключом по слою цемента. Осталась борозда — он не успел толком засохнуть. Эллен достала телефон и посветила фонариком, чтобы лучше рассмотреть изменения. Кто-то сменил ещё и петли. Дверная ручка, тоже новая, блестела, ещё не затёртая десятками ладоней. Она пригляделась к двери — полотно было неровным, чуть вогнутым, словно приняло на себя прямой удар таранного орудия. Медленно переступив порог, Барр огляделась. На полу был ровный слой строительной пыли, вдоль стены лежали несколько мелких камней старого ссохшегося цемента. Посветив в угол, она увидела кусок металла. Эллен повертела его в руках — это был обломок дверной петли. Эллен вспомнила оглушительный грохот, с которым Бишоп ворвался в её дом в ту злополучную ночь, когда она повредила ногу. Он вышиб дверь. Он вышиб чёртову стальную дверь голыми руками, а наутро попытался это скрыть. И у него ничего не вышло. — Что же с тобой не так, Адам? — выдохнула Барр, не узнавая звука собственного голоса.