Мои шальные дяди 2

«Нужно выкопать могилу». Мысль зацикленной пластинкой кружится в голове снова и снова, пока я размышляю о параметрах глубины и ширины ямы. Еще о том, что на дворе весна и есть надежда, что промерзшая земля растаяла. Сосредоточенность на цифрах и размерах, дарит утешение. Мысленно я припоминаю, где раньше у нас хранились лопаты. Ночь и дождь не способствуют видимости. Слабое мерцание фонарика облизывает темные штакетник заброшенного двора, непроснувшиеся с зимы фруктовых деревьев, густой слой не убираемых много лет листьев и плодов, смешавшихся с грязью и снегом. В фонарике скоро сядет батарейка. Ими много лет не пользовались. Наверное, срок годности заканчивался. Дождь осложняет мне задачу. Хотя, непогода на руку. Свидетелей меньше. Звук шуршания шин по дороге перед домом предупредил меня о проезжающей машине. В тонком просвете ворот у дома мелькнул свет фар. И выключив фонарик, я бросилась обратно к дому. Я давно не была здесь. Потому не заметила под ногами брошенное кем-то полено. Споткнулась от него. Взвизгнула. Боль разлилась в ступне. Заставляю себя замолчать. Поднявшись через силу, преодолела оставшееся расстояние через двор к заднему крыльцу. Вляпалась в лужу, ощутив прелести ледяной воды в обуви, тихо выругалась. Там же всегда были по весне и осени лужи! Как можно об этом забыть. Я запамятовала. Плохое всегда забывается. Ключ лежит на старом месте, под козырьком навеса и осторожно достав его, я открыла дверь родного дома. Порадовалась. Низко пригнувшись, нырнула на уровне подоконника в маленький тамбур, служивший нам когда-то с мамой чуланной комнатой. На корточках проползла до комнаты для гостей, но в большой коридор и не решилась сунуться дальше. В темноте ничего не разобрать. Что теперь из вещей, где лежит и стоит, накануне я не запомнила. Зря конечно. Но свет все равно нельзя включать. Дом обсуживался государственными теплосетями, так что хоть и темно, но все-таки тепло и сухо. Мне нужно прокрасться на кухню. Я оставила там оружие и нож. Но вместо этого затаив дыхание, я прислушиваюсь к звукам и шорохам с улицы. Хочется узнать, та машина проехала мимо. Показалось, слышится тихий шлепок двери. Звук работающего двигателя замер. Шорох шин не слышен. Я взмолилась всем богам, чтобы тот, кто на этой тачке прибыл, развернулся и уехал. Пусть валит к чертям собачьим. С меня сегодня уже достаточно гостей. Теперь придется рыть могилу! Безмолвие… ……………….там. Ничего не усугубляет тревогу, как беспомощность и незнание. На кухне есть телефон. Я облизнула губы и ползком по старым коврикам потихоньку двинулась в ее сторону. Ежесекундно замирая, я прислушиваюсь. Шажок, паралич движения - слушаю. Шажок, паралич движения и слушаем… И тихо. Тихо… А в груди в жутком предчувствии в отбойном молоте выдалбливается силуэт сердце в ребрах. Я почти у входной двери. Не густо! Всего три метра проползла. Колени и ладони с непривычки болят от твердой поверхности. Мои джинсы и куртка промокли под дождем, и теперь сильно мешают двигаться. Каждое движение скованно и неловкое. В кроссовках хлюпает вода из долбанной лужи. Я бы сейчас душу дьяволу продала за горячий душ, чашку чая и огонь в камине. А потом бы я все забыла. Всё, блин нафиг вон из головы! О, если бы это было реально! Никак не забыть прошлое, не выкинуть годы жизни и вспоминания. Не смыть теплой водой грехи. И все-таки нужно двигаться. Даже если умираю от страха и паранойи. Вперед, Буяна, жалких семь метров и ты на кухне. У входной двери, прихожая кажется олимпийским стадионом, который я должна крадучись на корочках преодолеть. От боязни снова заныли ладони и вывернутая ступня. Я подняла голову и прислушиваюсь. Тишина. Так тихо в ночном шуме дождя, что даже внутри все натягивается. Это всё напрягает. Дождь шуршит и скрадывает звуки. Скрывает возможную угрозу. Таит в своей безмятежности опасного хищника. Я и сама себя таковой ощущаю, держусь в тени, сижу низко, слушаю чутко. Снова безмолвие. Сердцебиение, наконец, сменило галоп на более размеренный. С кадрили на польку. Большая больно разница, когда хочется рухнуть на пол и стащить с продрогшей кожи все сырые тряпки. Высушить мокрые волосы. Должно быть, это проезжали соседи. Соседние дома ныне пустуют. От поселка процентов десять осталось старожилов. Не больше. - Буяна, открой дверь! Не просьба - приказ. Твердая, уверенная команда, сказанная строгим голосом. Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать со страха. С безумным взглядом поворачиваю голову на дверь, оседаю дрожащей задницей на коврик. Дверь надежна закрыта. Молчать… Молчать! Тихо!!! Долгая и мучительная пауза. Пять моих вздохов и выдохов. Итого десять. Десять хорошее число. - Я знаю, что ты там. И мне нужно, чтобы ты открыла дверь. Мрачная властность его голоса лишает меня сил, я почти готова сдаться и открыть чертову дверь. Подчиниться Батырову. Как он узнал? Я никому не говорила, что направилась сюда. Я была бы рада сейчас кому угодно. Любому знакомому или соседу, даже чужаку, но не ему. Только не Батырову. Ему может быть тоже была бы.. но нет, не рада. Час назад я еще не боялась его так, как сейчас. А теперь уже поздно. Тот кого я убила…Он был его другом. Правой рукой. И это самая важная вторая причина, почему я корчусь от страха на при дверном коврике. Первая причина я хочу жить! Я не могу, не могу, не должна! Он не может знать, ему не откуда. В доме темно. Все двери и окна закрыты. Моя машина спрятана на заднем дворе в сарае. Я никуда не выходила уже сутки. Так, что если притвориться, что меня нет… молчать… не дышать… умереть…. Может он поверит и уйдет? - Куколка, я теряю выдержку. Не усугубляй свое положение. Ты же все сама знаешь. Низкий бас мужского голоса становится жестче. Звучит почти, как глухой рык. Батыров на самом деле терпеливый гад. Он как огромный удав, душит медленно, неторопливо затягивая на шеи удавку. С наслаждением наблюдает, как жертве не хватает воздуха. Противостоять такому себе дороже. Мне ли не знать, какого это, бросать ему вызов. Я шарю руками по сторонам, пытаясь найти в темени хоть, что-нибудь для защиты. Полка для обуви пуста. Ничего ровным счетом нет, даже ложки для обуви. Ничего, что можно использовать для самозащиты. Мое оружие лежит в кухонном шкафчике, спрятанное на всякий случай, и мне придется попасть на кухню. Окно у двери, может дать ему преимущество, если я включу свет. К счастью, идет дождь, нет луны, мала вероятность, что он увидит меня во тьме. Мала вероятность. Я усиленно дышу, решаясь на рывок. Вся проблема в том, что первая железная дверь открыта. Ее я не заперла. Сама же пользовалась только второй, деревянной. Она тут стоит с момента нашего переезда, сколько я помню. Поселок маленький. Никто никогда не запирался на все засовы, только в случае дальних поездок. Это старая привычка, теперь выходит мне боком. - Последний шанс куколка. Открой чертову дверь! Или все закончится плохо, - Батыров почти рычит, вызывая в душе жуткий трепет. Я то, точно знаю, что он сильный и умеет убивать всем собой. И сила у него дурная, ненормальная. На трясущихся ногах пытаюсь встать на некрепкие ноги. Страх сжирает в теле всю энергию. Дверь ручки дергается и лязгает с разрушительным усилием. Я с писком выдыхаю. Всё! Бросаюсь вперед на кухню, использую последние силы, к черту все ощущения в онемевшем теле. И то, как он выносит надежную дверь, вызывает в горле тошноту. Словно он не дверь выносит, а мою хрупкую оболочку, мою последнюю защиту, верную преграду от смерти. Мокрые кроссовки скользят на легких ковриках, я резко на бегу заворачиваю на кухню, которая раньше была и кухней и залом одновременно. Бросаюсь к шкафчику, где спрятано оружие. Оно заваливается за коробки с хлопьями и кашами. Руки непослушно трясутся, как у моего отца алкаша, пока я вслепую нахожу его. Его и коробку с патронами. Я надеюсь все успеть сделать, пока он меня обнаружит.