Павший город

2

Ночь никогда не приходилась на вечный рассвет Города, но это не мешало человеку чувствовать, как тьма падает на город. Каждая тень казалась гораздо более черной. Каждый бульвар казался гораздо более пустым.

Его удары приземлялись с неуклюжим ударом, похожим на металл на камне, единственным звуком, который эхом отзывался о нем, как будто Город не хотел, чтобы он чувствовал себя одиноким. Все эхом отзывалось: его ноги, его доспехи, его сердце. Мучения его разума звучали все громче...

С каждым шагом город восстанавливался, исходя из его ступеней, оставляя следы чистоты и восстановления в разложившимся мире, сродни сияющему свету в мире тьмы. Цвет возвращается в приглушенное море. Человек некоторое время ходил пешком, он мог быть в полне, но по причинам, которые даже он не мог определить, он отказался от этого. Он ходил по великому городу, по разрушенной.

Много лет назад он просто ходил по его улицам, летал на его шпилях, исследовал его глубины. Он изо всех сил старался наблюдать за падающими шпилями, это было меньше похоже на шок от хаотического разрушения и больше на наблюдение за тем, как друг умирает перед ним. Он слишком хорошо знал, что это такое. Это заставит его сердце биться быстрее в гневе и ярости, направленной на всех остальных. Это был огонь, подпитываемый горем, дышащий его печалью и освещенный его горечью. Мир, который он когда-то знал, был оставлен гнить, но под его опекой он мог только наблюдать за ним и надеяться, что однажды жизнь вернется в Город.

Человек остановился, как пелено мыслей, каждый из грядущего катаклизма затуманивал его разум до такого, что он не мог видеть ничего, кроме пепла. Его руки были подняты к его грязному лицу, металлические перчатки холодно прижимались к его коже, шептал он про себя серьезным тоном.

«Собери голову вместе, Гейл». Он крепко пробормотал. Он надавил на свои виски, изгоняя образы из своего разума. Он еще раз оглянулся, в то время как окрестности выглядели одинаково, натренированный глаз мог сказать, что каждый шпиль когда-то был уникальным. Теперь единственным истинным различием были рухнувшими и разбитыми руинами, разбросанными по дамбам, по которым когда-то ходили мужчины. Забытое прошлое, только теми, кто отказался от него. Гейл еще раз молился, чтобы он мог снова увидеть город в расцвете сил, но каждый сон был этой пустынной землей. Он не имел власти в одиночку, чтобы восстановить город.

Потребовалось мгновение, чтобы почувствовать, что он на самом деле не одинок. Он почувствовал сердцебиение в своем городе рядом со своим. Сначала он подумал, что это не что иное, как собственная воля Сити, давящей на его разум. Он был прав, но это не было пением тайн прошлых веков или песни о мире и спокойствии.

Это была инструкция.

Он посмотрел вверх, среди различных шпилей одинокая башня с часами поднялась высоко в небо, ее многочисленные грани периодически помещались на ее поверхность, все они давно остановились, все они обветшали. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, почему теперь он чувствовал, что сердце бьется медленно.

Он не мог сказать, кто они, они висели там, это все, что он знал, и этого было достаточно, чтобы наполнить его волнением. Фигура висела в небе, явно обитатель города, они были одеты в тот же позолоченный летный костюм, что и он, его свечение ярко-ярко-зеленое, каждая пластина окрашена как темный мрамор, хотя с этого расстояния Гейл не мог разглядеть больше, чем основные различия.

"Здравствуйте!" Он кричал, его голос громко эхом отзывался. Голова фигуры захлопнулась. На виду они заняли оголенную позицию. Отступая в воздухе, как если бы он был монстром. Гейл прыгнул в воздух, однако, прежде чем он смог приблизиться, она исчезла. Вытащить доску из ее талии и кататься на ней, как скейтборд, по небу дальше в город.

Гейл мог только улыбаться, кто-то другой в городе мечты, кто-то верил. Он чувствовал себя непринужденно, зная это, даже когда его тело начало чувствовать себя далеким и знакомым прижимало его кровать к спине. Его последние минуты в ту ночь были приземлиться, и с закрытыми глазами, впервые за много лет, он мирно дрейфовал в мир, ожидающий его.

Иногда казалось, что реальный мир — это сон. Гейл медленно сжал кулак, сжимая покрывала кровати, как бы подтверждая свое возвращение. Его глаза открылись, сначала один, затем другой, его взгляд упал на его испачканный потолок. Он несколько раз моргнул, прищурившись под ослепительным солнечным светом.

Его разбудил не будильник, а шум с улицы внизу. Он распознавал каждый звук, и он не хотел.

Он выплюнул из рта заглушку вчерашней сигареты и болезненно размахивал ногами. Он потянул себя на ноги, с него упал посыпанный пеплом. Когда он споткнулся о окно, его рука упиралась в грудь. Он едва чувствовал биение своего сердца, оно бежало тихо и медленно. Медленно раздвинув шторы, он увидел отвратительную машину, припаркованную на улице внизу.

«Ах... Дерьмо». Он пробормотал в отчаянии, он услышал, как его владелец стучит в его входную дверь. Рыча от разочарования, Гейл споткнулся о него, споткнувшись о разбросанные вещи по всей своей спальне, груды одежды и коробок вторглись в коридор, соединяющий его квартиру вместе. Сигаретный пепел уже давно окрашивал синий ковер в серый цвет, изменяя его следами ожогов. Плесень захватила все остальное.

Замки сильно захлопнулись, когда Гейл вытащил массивный затвор вторичного рынка, распахнув дверь, как будто это было банковское хранилище, его петли визжали, пока он не заперся на своей цепи. Он горько ненавидел улыбку этого человека за его пределами.

— Привет, папа. — сказал сын нахмуренным лицом отца. Гейл только хрюкнул, когда снял цепь и открыл дверь.

«Зайдите внутрь Альбана, не выпускайте тепло». Гейл зарычал в ответ. Когда его сын пробрался внутрь, Гейл вырвал старую, наполовину готовую сигарету с полки и не колеблясь зажег ее.

Альбан медленно следовал за отцом, он бормотал про себя о состоянии квартиры, как и каждый раз. Его взгляд упал на дверь в радиорубку Гейла, оставленную слегка приотверженной. Альбан всматривался в него, пытаясь тостоить по его тайнам, только чтобы он ударил его по лицу.

«Вы знаете, что вам не позволено даже достичь пика там». Отец бормотал сигаретой во рту, пепел и шлаки, из нее лили дождь. Он запер дверь и запер ее, прежде чем Альбан смог пожаловаться.

«Папа, мне двадцать семь! Мне позволено делать то, что мне нравится!» Мужчина ответил резко. Его отец хлестал вокруг, указывая на него сигаретой, выбивая больше пепла из его драгоценного камня.

«В моей квартире тебе еще двенадцать, ты будешь делать так, как я говорю». Он ответил громко. Албан выглядел ошеломленным внезапной агрессией своего отца. Гейл обернулся, направляясь в то, что можно назвать его гостиной. К тому времени, когда его сын, в нескольких шагах позади, переступил порог, он поднял открытую бутылку с журнального столика. Тем не менее, прежде чем он съел его огненную амброзию, он долго смотрел на картину на каминной полке. Он был старым и затемненным, но его рама и стекло были совершенно безупречны. Можно было бы подумать, что он был помещен туда только в то утро, возможно, даже очищен во время этих нескольких шагов. У ее испытуемой была согревающая улыбка, она была красива, идеально застыла в одно мгновение времени. Он и несколько свечей были единственными вещами на этой каминной полке, как если бы это был алтарь. Довольно удивительно, учитывая общий беспорядок и беспорядок, заполняющий квартиру мужчины. Его взгляд не прошел незамеченным.

" Эй, я не ожидал тебя так скоро...»

«Я пошел к ней на днях». Его сын сказал, почти скорбно, когда Гейл выпил длинный напиток из бутылки, дрожь устремилась по его телу, когда ликер обжег его горло, ему это понравилось.

«Как она? Они присмаивают за ней?» — тихо спросил он. Его сын мог видеть кристалл воды в его глазу.

«Только из-за денег, которые я истекаю за них. Ты все еще можешь работать, почему ты не помогаешь?» — сказал Албан, ругая. «Из-за того, что мне не нужно покупать вам пидоры все время!»

Его отец остановился на мгновение в полной тишине. Он снова поднял бутылку. Произнеси одно слово, прежде чем взять другой глоток.

— Нет.

— Нет? Албан усмехнулся в ответ.

— Нет. Его отец подтвердил. Албан тяжело вздохнул.

«Вы всегда так говорите! Почему бы тебе не дать мне повод на один раз?» Он лаял на отца. Мужчина усмехнулся в ответ.

«Вы всегда говорите это». Он ответил, медленно сел на изношенное кресло. Выложив сигарету на деревянные подлокотники. Столб дыма мягко поднялся в воздух. «Будем ли мы следовать сценарию на этот раз или мы пойдем на аддлиб?»

«Ты был таким с тех пор, как она ушла, папа! Разве ты не видишь, что прогнал ее прочь? Я не буду играть в эту игру, ты тот, кто не может справиться с тем, что на самом деле произошло!» Его сын лопнул. Глаза Гейла глубоко проникли в глаза сына, он знал, что делает, он знал, как это одеть. Молодой человек чувствовал, как его взгляд горит, наполненный ненавистью и ненавистью, наполненный яростью. Этот взгляд был единственным, чего он действительно боялся.

«Так же хорошо, что я не наполнил чайник». Гейл усмехнулся, его лицо медленно стало суровым и холодным: «Оставь то, что ты мне принес, и уходи». Он приказал, жестикулируя, в сторону двери.

Албан, внешне разочарованный, но внутренне благодарный. Он полез в карманы своего делового пальто, выбрасывая на стол свежекупленные пакеты любимой марки отца. Он порылся во внутреннем кармане, вытаскивая свежую бутылку ликера. Шагнув вперед, Албан пронес бутылку к отцу.

«Я получил достаточно, возьми его». Гейл проворчал, его сын только кивнул, хлеща в безумной тишине, он пробрался к двери. Гейл слышал, как он мягко опустил бутылку на полку, заслужив улыбку у мужчины, прежде чем он захлопнул дверь.

Гейл встал с того места, где сидел, его глаза с любопытством притягивали к предмету на полу. Он спустился вниз и поднял его, держась за него, чтобы увидеть. Он перевернул оранжевую покерную фишку между пальцами, нахмурив. Гейл проворчал про себя, когда он споткнулся о свое кресло, упав в него с грохотом. Он без осторожности выкинул чип на стол, позволив ему стучать по нему, когда он потянулся к одному из пакетов. Его улыбка вернулась, когда он прочитал имя на нем.

"Пэлл Молл, Прекрасный." Он весело сказал за несколько мгновений до того, как открыть его и зажечь один из них.