Счастливые Рождества Евы

За окном уже который день шёл снег. Ева словно ребёнок радовалась кружащимся в небе снежинкам. Значит, в этом году есть шанс увидеть Белое Рождество, да и новогодняя ночь с засыпанными снегом улицами и площадями куда веселее, чем зелёные лужайки и праздничные хороводы под секущим лицо холодным дождём. Рождество Ева отмечала двадцать пятого декабря. Так повелось с детства. Прабабка Евы — пани Зелинска — неведомо какими путями оказалась в царской России, но своих польских корней не забывала. И католическое Рождество для неё так и осталось «роднее» православного. Как и родительская, польская фамилия, куда более благозвучная, чем мужнина — Сыреев. Бабушка Агата продолжила традиции прабабки — сохранила и любовь к Рождеству и фамилию Зелинская. За ней и мама Злата, какой бы атеисткой ни была, а в декабре на неё словно божья благодать сходила и она начинала готовиться не к встрече нового года, а именно к католическому Рождеству — становилась задумчивой, командирский тон сменялся тихим голосом, из кладовок доставались передающиеся из поколения в поколения украшения и текстиль, а с верхней полки кухонного шкафчика спускалась тетрадка с рецептами блюд, без которых рождественский стол не считался праздничным. Насколько помнила Ева, даже в самые сложные, безденежные времена именно Рождество они отмечали за красивым и щедрым столом. Женщины семейства Зелинских умудрялись правдами и неправдами найти нужные продукты и всегда дарили подарки всем членам семьи. Пусть самые скромные, но они ожидали под ёлочкой — красиво упакованные, загадочные. Даже жалко было разворачивать шуршащую бумагу, открывая секрет содержимого — пакетики сами по себе являлись произведениями искусства! А ещё в маминой комнате, в самом нижнем ящике комода, лежали «запасные» подарки — на случай, если в дом Зелинских в Рождество приходили гости. Случалось такое не часто, но ни прабабка Агнешка, ни бабушка Ага, ни мама Ева не могли допустить такого, чтобы гость с пустыми руками сидел в тот момент, когда другие радостно распаковывают с любовью приготовленные пакетики. Пыталась и Ева сохранить эту традицию. Но оба её мужа оказались равнодушны к религиозным праздникам, о духовности задумывались мало и совершенно спокойно отпускали Еву одну к маме в гости. Раз уж хочется супруге «причаститься святых таинств» - пусть идёт с глаз долой! «С глаз долой — из сердца вон!» - подумала Ева и глубоко вздохнула. Как так получилось, что к своим тридцати пяти годам она дважды побывала замужем и оба раза настолько неудачно, что и вспоминать не хотелось? В первый раз она выскочила замуж сразу после школы. Мама чуть ли не на коленях перед ней стояла, умоляла не спешить, подумать. Куда там! Замуж-то позвал Илья Державин — невероятный красавец, закончивший школу на два года раньше Евы и (не без родительской помощи) поступивший на юридическое отделение. Ни Илья, ни Ева не имели не малейшего понятия о том, что такое самостоятельная жизнь. Державин оказался классическим маменькиным сынком, совершенно неприспособленным к жизни, но требовавшим неиссякаемого внимания к собственной персоне. Он совершенно не обращал внимания на самочувствие и настроение Евы, не интересовался её желаниями и нуждами. Весь мир должен был вращаться вокруг Ильюшиного пупка — и никак иначе. Обычно женщины после крупных ссор собирают чемоданы и уходят к маме. В браке Ильи и Евы таким уходящим оказался Илья. Его даже не смущало, что он уходит из квартиры собственной бабушки, доставшейся ему в наследство, оставляя за захлопнутой дверью зарёванную и ничего не понимающую Еву. Она изо всех сил старалась угодить Илье. Но сил становилось всё меньше. И когда ухоженная и властная мадам Державина однажды явилась в ним домой и предложила Еве тихо-мирно развестись с её сыном, та не стала сопротивляться. Она тупо устала от капризов мужа и закатываемых им скандалов. Через два месяца после их развода Илья снова окольцевался. На этот раз его матушка не поджимала губ во время свадебного торжества — нынешнюю невесту она сама для сыночка выбирала. И родители у Лидочки были с положением, не то что Евина мать-учительница. Отец Евы — Станислав Жеребцов — был милиционером и погиб, задерживая преступника ещё когда Ева училась в школе. Существовала ещё одна заноза, больно ранившая сердце Державиной-старшей. Вслед за предыдущими представительницами рода Зелинских, Ева отказалась брать фамилию мужа после свадьбы. И ладно бы, фамилия у Ильюшеньки неблагозвучная была, но чем Ева Державина звучит хуже Евы Зелинской? Хотя Ева разошлась с Ильёй без истерик и скандалов, переживала она по поводу развода долго. Ей же хотелось, чтобы как у бабушки и мамы — один муж на всю жизнь! А вот не вышло! Бабушка — уже старенькая и ходившая с палочкой (но при этом спину умудрялась держать прямо!) - гладила внучку по голове и приговаривала: - Не смотри на оперенье яркое, не слушай речи многословные — обращай внимание на то, что мужчина для тебя делает, а не то, что он обещает! Правильные слова говорила бабушка, да только кто бы их запомнил и как золотое правило вызубрил! Через три года поехала Ева со студенческим стройотрядом под Астрахань и случился в её жизни второй крышеснос. Валерий Становой — командир их отряда. Чуб волной, глаза голубые, слова как вода из прохудившейся трубы потоком льются. И пропала наша Ева… Словно подслушав её воспоминания, очнулся телефон. «Валеро» мигало на дисплее имя второго бывшего мужа. Перепутала буквы, набирая его телефон, а исправить забыла. Ну а позже вышло так, что «Валеро» оказался таким «болеро», специалистом по прыжкам в чужие постели, что уже и исправлять особого желания не возникало. Постаравшись придать голосу беззаботный тон, Ева ответила: - Да. Слушаю. - Ты зачем замки поменяла? - засопел второй бывший. - Затем, чтобы ты без меня не приехал и не вывез из дома всё, что к тебе никакого отношения не имеет. - Злая ты, зая! - Я не зая, и я не злая. Просто совесть нужно иметь. Ты зачем в прошлый раз дедовы картины забрал? - Продать хотел. Тебе жалко, что ли? - Жалко. Ты бы в своё время так в дом что-то приносил, как сейчас из него тащишь вовсе тебе не принадлежащее. - Евка, не злись! Тебе не идёт! - Миллион раз просила не называть меня Евкой. Слишком уж явно рифмуется с гулящей девкой, а если и есть у нас кто гулящий, так это ты, Валеро. - Ну, конечно, тебе можно меня Валеро называть, а мне тебя Евкой нельзя. - Не просто нельзя, а запрещено! Говори, чего хотел… - Займи денег до получки...Хотя бы тысяч пять… - А что так? Ляля-киса не выдаёт на поддержание имиджа? - Да выгнала она меня, Лялька. Как только от тебя насовсем ушёл, так и выгнала. - Аааа, вон оно что! Оно конечно, удобно, когда Ева кормит, поит, одевает, обувает, а Лялечке только утешать сиротинушку достаётся. Не потянула значит, сиротинушку-то? - Значит, денег не дашь? - Не дам. Сходи у мамы своей попроси, которая меня все десять лет иначе как змеёй подколодной не называла. - Болеет, мама-то…Слегла... В трубке зашмыгали носом. Валеро попытался надавить на жалость, но с Евой эти финты давно уже не проходили. - Скажите, пожалуйста! Она же мне всегда говорила, что женщина должна терпеть любую боль. Что мы сильнее мужчин и должны их поддерживать. Или уж настолько тяжело стало быть «сыночке» подпоркой, что не выдержала Елизавета Никитична? - Ну и кто ты после этого, Евка, как не змея? - взвизгнул Валеро и отключился. Ева усмехнулась. «И правда, кто я? Почему я раз за разом умудряюсь втрескаться в позорящих звание «мужчина» личностей? Оба брака тащила на себе морально и материально. Вымоталась и физически и психологически. Выглядела на все сорок, пока не отошла после развода с Валеркой и не позволила себе первый нормальный отпуск после особо удачной сделки. Одна из бывших клиенток помогла выправить направление в санаторий, куда Ева уезжала с тяжёлой душой и хмурым лицом. А в санатории подобралась компашка из таких же разведёнок, как и она сама — пожаловались друг другу на жизнь, сошлись на том, что все мужики — сволочи, и решили ни в чём себе в этой поездке не отказывать. Ева нисколько не пожалела, что туда поехала. СПА-процедуры, здоровое питание, йога и шопинг сделали своё дело. Вернулся румянец на щёки, чаще стал появляться блеск в глазах, появилось желание красиво одеваться и не забывать, что она — Женщина. Но один раз подумать было проще, чем помнить об этом каждый день. Случались у Евы срывы, откаты. Ухала в тоску, как в глубокий чёрный омут. Благо, в бывших клиентах имелись и врачи всех мастей и модные нынче психотерапевты. По старой памяти и в благодарность за быстро и качественно оказанные услуги, делали Еве скидки и вручали её визитки своим знакомым. Деньги у Евы, в общем-то, не переводились. Вот только желание тратить их возникало не всегда. На себя натратилась вроде как. А на кого ещё? Детей-то бог не дал. С одной стороны, может, и к лучшему, с такими-то отцами, а с другой… А с другой всё чаще становилось Еве не по себе. Тридцать пять. Два брака за плечами. Полнейшая неизвестность впереди. Тоскливо. Так тоскливо, что хоть зеркала переворачивай. Хотя смотрела на Еву из зеркала очень даже привлекательная блондинка с выразительными серыми глазами и аккуратными пухлыми губками. «Что ж мне так не везёт-то?» - громко вздохнула Ева. По спине скользнул холодок и словно совсем рядом послышался голос бабушки-покойницы: «Не смотри на оперенье яркое, не слушай речи многословные — обращай внимание на то, что мужчина для тебя делает, а не то, что он обещает!». Ева вздрогнула и снова громко вздохнула. Снова зазвонил телефон. Мама. - Евушка, здравствуй! У тебя какие планы на Рождество? - Мамуль, какие у меня могут быть планы? К вам приеду! - Вот и славно, дочушка! А-то Максим Николаевич переживает, что ты из-за него стала реже у нас бывать. - Глупости какие! Работы просто много, мам. Коллеги болеть взялись один за другим, приходится мне кроме своих сделок мелочёвкой чужой заниматься. - Снова ты себя утруждаешь без меры. Нельзя так, Евушка! - Ладно, мамуль, не ругайся. И Максима Николаевича успокой...Хотя не поверит ведь. Приду — сама с ним поговорю. Привет ему передавай! - Обязательно, Евушка, обязательно! Целую и жду тебя! - И я тебя целую! Завершив разговор, Ева снова задумалась: «Нельзя терять надежду. Никогда не стоит этого делать! Вот взять маму: сколько лет она одна прожила! Меня вырастила с бабушкиной помощью. Молодая ещё была, красивая. А на мужчин не везло. Она бабушке сразу сказала, что ни за что не выйдет замуж за такого человека, которому чужой ребёнок мешать станет. Видимо, не находилось смельчаков, желающих растить чужую дочь. Да ещё и в тинейджерском возрасте.» Так и жила Злата Евгеньевна одна, уже ни на что не надеясь, пока совершенно случайно не познакомилась в электричке с подполковником в отставке Максимом Николаевичем Волковым. Оба с дачных участков ехали. О цветах да овощах разговорились. А потом оказалось, что и участки у них в одном садоводстве. Но они не сразу съехались: присматривались друг к другу. Характеры-то устоявшиеся, зрелые. Если молодые не уживаются, то пожилым ещё тяжелее притереться. Но в результате стали вместе жить. Квартиру Максима Николаевича сдают. Дети у него уже взрослые — два сына. Оба по стопам отца пошли, военные, раскиданы по разным концам страны. С Евой Волков знакомиться не спешил, стеснялся немного своих «африканских страстей». Но в итоге мама Злата поставила вопрос ребром — и в прошлое католическое Рождество все они встретились за праздничным столом в мамином доме. Сыновья Волкова тоже приехали. С семьями. И как-то они все безропотно приняли эту традицию — Рождество в конце декабря, что Еву очень тронула и искренняя радость детишек, и помощь офицерских жён на кухне и вдруг исчезнувшие мужчины, явившиеся обратно с огромными букетами цветов и кучей деликатесов — добавкой к тому, что наготовила Злата Евгеньевна. Очень понравилась Еве атмосфера большой семьи. Теперь вот ей бы найти свою половинку и можно считать, что жизнь удалась!