Бронированный Range Rover резко остановился у неприметного входа в бетонный куб виллы, скрытой за высокими стенами и хвойными деревьями. Тишина, наступившая после рева двигателя, была оглушительной. Алексей вышел первым, его движения были отточенными и быстрыми. Он провел ее внутрь, его рука на ее локте — уже не властная хватка, а скорее направляющее прикосновение.
Ариадна остановилась посреди просторной гостиной. Стильный, минималистичный интерьер в оттенках серого и бежевого напоминал страницы дизайнерского каталога — дорого, безупречно и абсолютно бездушно. В воздухе пахло свежей краской и чистотой, как в стерильном номере пятизвездочного отеля. Она стояла, не двигаясь, все еще в своем испачканном дымом и пылью платье от Valentino, которое теперь выглядело как жалкий трофей с места катастрофы. По телу пробегала мелкая дрожь — не от страха, а от ярости и адреналина, все еще клокотавшего в крови. Ее идеальный, выстроенный по линейке мир дал трещину, и сквозь нее просачивалась непривычная уязвимость.
Она подняла руку и увидела запекшуюся кровь на запястье. Порез был неглубоким, но он горел, напоминая о том, как хрупка плоть.
Вернулся Алексей. Он бесшумно прошел по комнате, проверив датчики, окна. Его присутствие было плотным, заполняющим пространство. Он нашел на кухне аптечку и вернулся к ней с пластиковым кейсом в руках.
— Дайте руку, — сказал он. Его голос был низким и спокойным, но в нем звучала не просьба, а мягкий, не допускающий возражений приказ.
Она молча протянула ему поврежденную руку. Но вместо того, чтобы сразу начать обработку, он опустился на одно колено перед ней. Это простое действие показалось ей невероятно интимным, почти ритуальным. Его крупные, сильные руки с сбитыми костяшками взяли ее за лодыжку. Пальцы коснулись кожи выше каблука, и она непроизвольно вздрогнула. Он ловко расстегнул пряжку ее туфель на умопомрачительных каблуках — символе ее власти, ее брони. Один, потом другой. Туфли глухо стукнули о пол. Его пальцы на мгновение задержались на ее ступне, ощущая ее холод. Затем он мягко, но уверенно подвел ее к дивану.
— Садитесь.
Она послушно опустилась на мягкую кожу. Он сел рядом, открыл аптечку. Его движения были экономны и точны. Он взял ее руку, и его прикосновение было твердым, но удивительно аккуратным. Вата с антисептиком холодком коснулась пореза. Она зашипела, и Ариадна сжала зубы, но не от боли, а от странного ощущения близости. Он держал ее руку в своей — ее изящную, ухоженную кисть в его грубой, испещренной шрамами ладони. Он обрабатывал рану, его дыхание было ровным, взгляд сосредоточенным на работе. Она могла разглядеть каждую деталь его лица вблизи: жесткую линию скулы, тень от густых ресниц, свежую царапину на виске, которую он проигнорировал. От него пахло дымом, потом и чем-то чистым, почти медицинским. Этот запах, смешиваясь с остатками ее духов, создавал новую, тревожную химию.
Чтобы разрядить напряженную тишину, вернуть себе хоть тень контроля, она заговорила, и ее голос прозвучал сдавленно, но с привычной ледяной ноткой:
—Я заплачу вам двойной бонус. За сегодня.
Он не поднял на нее глаз, продолжая накладывать стерильную повязку.
—Не надо, — его ответ был простым и окончательным.
Она вздрогнула, словно он ее ударил. Эта фраза выбила ее из колеи сильнее, чем взрыв.
—Всем надо, — резко парировала она, и в ее голосе впервые зазвучала почти детская обида. — Всегда. За все.
Он закончил с повязкой, закрепил пластырь. Его пальцы на мгновение задержались на ее коже, а затем он отпустил ее руку. Наконец он поднял на нее глаза. Его серо-зеленый взгляд был прямым и спокойным.
—Я не все, — сказал он тихо. — Моя работа — вас защищать. Я ее выполнил.
Он встал, закрыл аптечку и, не сказав больше ни слова, вышел из гостиной, чтобы завершить проверку периметра.
Ариадна осталась сидеть на диване. Она смотрела на аккуратный белый пластырь на своем запястье, потом на свои босые ноги, прижатые к холодному полированному паркету. Его отказ от денег ранил ее куда сильнее, чем осколок стекла. Он не вписывался ни в одну из ее схем. Его нельзя было купить, напугать или соблазнить. Он был… другим. И это открытие пугало ее до глубины души, потому что означало, что против всех правил ее игры, он играл в какую-то свою. И она не знала даже названия.