Сделка с Дьяволом

Глава 4. Первая стычка

Дождь стучал в окна целыми днями, превращая дом в сырую темницу. Я сидела на подоконнике чердака, кутаясь в мамин плед с выцветшими розами. Передо мной лежал старый дневник с замком в форме сердца — подарок на тринадцатилетие. Страницы пожелтели, но слова всё ещё хранили отголоски прошлого: первые влюблённости, ссоры с подругами, мечты о путешествиях. Последняя запись была датирована днём перед маминой смертью: «Сегодня папа обещал свозить нас в Париж. Мама надела то самое синее платье…» Дальше — пустота.

Я не услышала, как дверь скрипнула. Тень упала на страницы прежде, чем я успела закрыть дневник.

— Какая трогательная исповедь, — Макс вырвал тетрадь из моих рук. Его пальцы сжали переплёт так, что корешок затрещал. — «Мечтаю стать писательницей»? — Он зачитал вслух, пародируя детский почерк. — «Хочу, чтобы мы всегда были вместе…» Как мило.

— Верни! — Я бросилась к нему, но он поднял дневник над головой. Его смех эхом разносился под сводами чердака.

— Ты даже писать не умеешь, только ныть, — он швырнул тетрадь в угол, где она упала в лужу, просочившуюся через протекающую крышу. — Твои сопливые фантазии не стоят бумаги, на которой написаны.

Я застыла на месте, глядя, как чернила расплываются по страницам, превращая буквы в синие кляксы. Дождь усилился, его стук сливался с гулом в ушах. Макс подошёл ближе, наступив на обложку.

— Знаешь, что происходит с ненужными вещами? — Он наклонился, подбирая мокрый лист. — Их выбрасывают.

Он разорвал страницу пополам, затем ещё и ещё, пока от слов не остались лишь клочья. Я наблюдала, как обрывки падают в старый сундук с мамиными платьями, словно похоронные цветы.

— Почему ты это делаешь? — прошептала я, чувствуя, как слёзы смешиваются с дождевой водой на щеках.

— Практика, — он вытер руки о штору, оставляя синие пятна. — Скоро твоему отцу понадобится новая мусорная корзина.

Когда он ушёл, я собрала остатки дневника. Некоторые фразы ещё можно было разобрать: «Мама сказала, что папа работает допоздна…», «Почему он перестал смеяться?..», «Сегодня увидела, как он разговаривает с той женщиной у офиса…». Я спрятала клочья в жестяную коробку из-под печенья, которую мама хранила для «важных мелочей».

Вечером я услышала их голоса в кабинете. Отец кричал что-то о «неприемлемом поведении», а Ирина отвечала ледяным тоном:

— Макс просто защищает нас. Ты же не хочешь, чтобы Марина натворила глупостей?

Я прижалась ухом к двери, но шаги в коридоре заставили меня отпрянуть. Макс стоял, прислонившись к стене, с папкой в руках.

— Любишь подслушивать? — Он бросил папку на стол. — Тогда послушай это.

Включённый диктофон выдавил из себя голоса. Отец: «…уничтожить все документы до проверки». Незнакомый мужчина: «А если Кёнигсберги узнают?». Пауза. Затем стук стекла и шёпот: «Они не должны найти тело».

— Это подделка, — выдохнула я, но руки дрожали.

— Проверь дату, — он ткнул пальцем в экран диктофона. 12 октября. День, когда мама упала с лестницы.

Я побежала в спальню отца. Его стол был перевёрнут, ящики выдвинуты. Среди разбросанных бумаг я нашла мамину медицинскую карту. «Сопутствующие травмы: перелом шейки бедра, сотрясение мозга… Позднее обращение за помощью».

— Искала это? — Ирина стояла в дверях, поправляя жемчужное ожерелье. — Не мучай себя. Иногда лучше не знать.

— Вы знали? — Я сжала карту так, что бумага порвалась. — Что он не вызвал скорую?

Она вздохнула, садясь на кровать.

— Мы все делаем выборы, милая. Твой отец выбрал будущее. — Она поймала моё отражение в зеркале. — А ты? Выберешь правду или семью?

Ночью я прокралась в кабинет Макса. Его компьютер светился в темноте, как маяк. Папка на рабочем столе: «Кравченко. Доказательства». Внутри — сканы писем, фотографии отца с Ириной за год до смерти мамы, отчёты о переводе денег на счета в Швейцарии.

— Нашла то, что искала? — Макс включил свет. Он был в халате, с мокрыми от душа волосами.

— Почему ты показываешь мне это? — Я встала, прижимая флешку с файлами к груди.

— Потому что ты должна понять, с чем имеешь дело. — Он подошёл так близко, что я почувствовала запах ментола от его зубной пасты. — Твой отец — не жертва. Он соучастник.

— А ты? — Я сделала шаг вперёд, заставляя его отступить. — Ты что, святой? Взламываешь компьютеры, подделываешь записи…

Он схватил меня за запястье. Флешка упала на ковёр.

— Я возвращаю то, что моё. — Его пальцы впились в кожу. — И если ты встанешь на моём пути…

— Что? Убьёшь? Как своего отца? — выпалила я.

Тишина повисла ненадолго, прежде чем его ладонь ударила по щеке. Я отлетела к стене, ударившись плечом о полку. Фарфоровые статуэтки зазвенели, падая вниз.

— Никогда не говори о нём, — прошипел он, задыхаясь. — Ты не достойна даже произносить его имя.

Он вышел, оставив меня среди осколков. Я подняла один — крошечную голову ангела с маминой этажерки. В расколотом лице отражались обрывки правды, которые я больше не могла игнорировать.

Утром на кухне отец пытался починить тостер, который Ирина назвала «устаревшим хламом». Его руки дрожали, когда он протянул мне чашку какао — как в детстве.

— Мариш… Нам нужно поговорить, — он начал, но дверь гаража захлопнулась. Через окно я увидела, как Макс садится в машину с чемоданом.

— Он уезжает? — невольно спросила я.

— На несколько дней. Дела в городе. — Отец потёр виски. — Марина, я…

— Почему ты не спас её? — прервала я.

Ложка звякнула о блюдце. Его глаза наполнились слезами, но он лишь покачал головой:

— Ты не поймёшь.

В тот вечер я нашла в почтовом ящике конверт без марки. Внутри — флешка и записка: «Спроси у Ирины о 12 октября. Если осмелишься».

Комната Макса была заперта, но я заметила свет под дверью. Через замочную скважину увидела, как Ирина роется в его столе, её лицо искажено гримасой ярости.

— Где ты это взял? — прошипела она, размахивая фотографией. На ней — она и незнакомый мужчина у подъезда больницы.

Я отступила, споткнувшись о вазу. Ирина выскочила в коридор, но я уже бежала в сад. Дождь смывал следы, а сердце колотилось в такт мыслям: «Кому верить? Что скрывает эта дата?»

У фонтана я наткнулась на Макса. Он стоял под зонтом, наблюдая, как я задыхаюсь от бега.

— Нравится быть игрушкой в наших руках? — спросил он, поднимая с земли мокрую флешку. — Это только начало.

Его смех растворился в шуме ливня, когда он ушёл, оставив меня наедине с ветром, вырывавшим из рук обрывки правды.