Закрыв глаза, приготовилась ко встрече со Спутником.
И она не заставила себя ждать. На этот раз декорациями к ночной беседе (или очередному нравоучению – это уж как получится!) служили стены обыкновенной квартиры. Я опасливо покосилась на окно: стандартный пейзаж… странно. А где чудеса?
Герой моих снов раскинулся на низеньком диване, поджав под себя одну ногу и шевеля босыми пальцами другой. Черный шелковый халат с алыми драконами, как водится, замызганный и порванный, был перевязан плетью с серебряными шариками на концах. Короткая ручка плети лежала на его вытянутой ноге. Ну и, естественно, маска на… все-таки склоняюсь к мысли, что лице.
- А каких чудес ты ждешь, деточка?
Он так точно скопировал интонации Абрека, что я вздрогнула.
- Прекрати! Ты прекрасно знаешь, как мне это не нравится!
- Не нравится – что? Когда я подражаю интонациям близких тебе людей?
- Нет, когда ты суешься в мой внешний мир! Ты – мой бред, моя галлюцинация, пускай, я с этим смирилась. Но не смей копировать реально живущих созданий – иначе я окончательно разуверюсь в своем душевном здоровье.
- А что есть реальность, маленькая? Я снюсь тебе. А может быть, напротив: ты снишься мне? Или мы оба снимся какой-нибудь сложноорганизованной протоплазме из другой галактики. И чьи ощущения более правдивы и точны?..
- Ой, только не надо притч о китайском мудреце и бабочке – слышали, проходили… Знаешь, мне сегодня было так больно, а потом так страшно, а потом опять больно. За что мне это?
- Мы все виноваты перед чем-то или кем-то. Или будем виноваты, или были – когда-то давно. Так давно, что уже не помним об этом. Взгляни сюда!
Он спрыгнул с дивана и оказался возле чего-то огромного, закрытого черным покрывалом.
- Подойди, не бойся!
Он сдернул ткань. Под ней скрывалось большущее зеркало. Как загипнотизированная, я шагнула к нему. Сначала я ничего не видела, кроме собственной мордахи с грязными подтеками от высохших слез. Потом картинка начала меняться… Размеренный голос Спутника комментировал увиденное.
«…В самый разгар «алых» времен, когда Крылатые и Сыны Бездны сшибались в яростных схватках и небо полнилось их криками, а земля стонала от переполнявших её недра поверженных тел – случилось это.
Самыми сильными из людских племен считались двэллы. Высокие, статные, они называли себя любимыми первенцами Гармонии. Их столица Ларэт по праву именовалась лучшим городом мира. Белоснежные здания, статуи Гармонии из бирюзы и нефрита, величественный дворец Правителя, окруженный каскадом искусственных водопадов… Город был не только прекрасен, но и неуязвим. Единственный из всех городов этого мира, он был способен устоять и под натиском эндорионов, и под испепеляющим дыханием стальных драконов, оседланных ит-хару-тего.
В давние времена двэлльские маги сотворили вокруг столицы купол чистой энергии, не позволявшей никакому злу и разрушению проникнуть за его пределы. Каким образом поддерживалась эта энергия на протяжении столетий – держалось в тайне. Поговаривали, что где-то в подвалах дворца заключен Великий (Крылатый или Сын Бездны), и именно благодаря его силе держится купол. Ведь известно, что Великие живут почти вечно, и энергия, подаренная им Изначальными Силами, неисчерпаема. Единственное, что вызывало недоумение – каким образом смогли заставить Великого расставаться со своей силой? Удержать-то можно – кандалы и цепи из арвэйса, черного металла из земных глубин, ни порвать, ни расплавить нельзя, но одно дело – пленить, и совсем другое – заставить трудиться на благо хозяина.
Но тайна эта была ведома лишь Правителю и, может быть, паре-тройке придворных магов, а всем остальным приходилось довольствоваться домыслами и слухами и любоваться куполом, прозрачным, с нежно-радужными переливами: изнутри – с благоговением и гордостью, снаружи – с завистью.
В темном кресле из железного дерева, откинув назад седую голову, прикрыв усталые глаза набрякшими веками, сидел в глубокой задумчивости Правитель двэллов, господин Ларэта и всех окрестных земель, прозванный в народе Таордом Могучим: за ширину плеч, громовой голос и количество женщин, посетивших его постель. Недалекий, прямой, любящий хорошо поесть и вдоволь повеселиться с придворными, Правитель первый раз в жизни был в тупике. Через двенадцать дней – праздник Завершения, на котором он должен будет снять с себя обруч Правителя и назвать имя преемника, одного из сыновей. Согласно законам гордых двэллов, править ими может только могучий и сильный, и не более тридцати лет. Далее – почет и покой на окраине страны, на берегу теплого моря. Душой Таорд давно уже был там: слушал шелест волн, дремал под сенью деревьев - годы правления истомили его. Хотелось тишины и бездействия.
Но была одна проблема, острая, словно больной зуб. Кому оставить корону, а с ней и власть над огромной страной, и тайну, сокрытую в глухих подвалах, запертую на надежные засовы? Младший сын, умный, отважный и благородный сердцем, тот, на кого отец возлагал все надежды, пропал три года назад, отправившись в странствие. Старший же сын, Вильер, родился на свет проклятым Изначальными Силами: лицом и телом мужчина, умом же – пятилетний ребенок. Конечно, можно назначить наследником и слабоумного – лишь бы его сохим - правая рука и помощник, был мудрым и благородным. И если Правителем может быть лишь мужчина, то сохимом – и дева, главное – чистота ее крови и принадлежность к его семье. Семь дочерей было у Могучего, и сейчас он размышлял, кого из них наделить властью, кто сумеет достойно повелевать и сохранит главную тайну их дворца.
Симерэль было от роду всего пятнадцать. Но за два дня она повзрослела на десятилетие. Позвав ее в свой кабинет и усадив напротив себя, отец поведал ей, что через двенадцать дней она станет правой рукой (а по сути – головой) своего брата-Правителя.
- Но почему я? – спросила девушка удивленно и огорченно. – Веллора умнее и красноречивее меня, а Сэтха сильнее характером. И даже юная Роян намного серьезнее.
- В тебе есть милость и мудрость, дитя мое. Опыт придет, и серьезность появится в силу большой ответственности, но, не будучи милостивым, даже самый благородный двэлл не может стать истинным Правителем. Ведь его сердце не будет болеть, когда будет страдать его страна, и глаза его останутся сухими даже в час, когда реки крови заструятся по долинам и лугам, по которым он бегал ребенком.
Девушка долго спорила - ей совсем не хотелось менять свободу юной принцессы на золотые цепи при слабоумном брате-Правителе. Но вдруг согласилась, как выдохнула – взглянув на усталые складки у губ отца и его скорбный взор. Таорд поцеловал ее, желая доброй ночи, и велел придти на следующий день на закате солнца – чтобы он показал ей то, что должен знать Правитель.
Темный узкий коридор, холодные стены, низкий потолок. Тихо… и страшно, оттого что так тихо.
- Куда мы идем, отец? - спросила Симерэль жалобно.
Она демонстративно спотыкалась через каждый шаг – шелковые туфли не предназначены для походов по сырым туннелям, им бы ковер из нежной шерсти или отполированный пол бальной залы.
- Скоро, скоро, мой свет, вот уже дверь. Сейчас мы за ней посидим, побеседуем, а потом - дальше. Но там уже совсем близко.
Они вошли в маленькую укромную комнатку. Слуга, следовавший за ними, поставил на стол зажженный светильник и удалился. Девушка забралась с ногами в одно из старых кресел и вопросительно посмотрела на отца.
- В эту тайную комнату тридцать лет назад привел меня мой отец, а его – мой дед, и так далее, - степенно начал Таорд, опустившись в кресло напротив. - Знаешь ли ты, почему процветает наш город, несмотря на то, что весь остальной мир то и дело орошается реками крови?
- Да, конечно. Нас охраняет чудесный купол, дарованный Гармонией, как самому отважному и достойному из людских племен. Это знают все.
- Не совсем так. Не для каждого – настоящее знание. Слушай же, Симерэль. Полтысячи лет назад, как и сейчас, земля полнилась яростью и болью. Гармония покинула ее, Изначальные Силы раздирали своей враждой, Крылатые и Сыны Бездны в вечной бойне плавили небо и превращали в пустыни цветущие луга и поля, и люди, которых они не замечали, становились их случайными жертвами. Двэллы были такими же, как и все. Как и другие племена, они прятались по ущельям и чащам, едва заслышав шелест крыльев в небе и боевые выкрики. Так же строили они дома из веток и камыша – чтобы не жалко было разрушенное упавшим с неба ледяным копьем или подожженное огненным бичом жилище. Только маги у двэлльского народа были умные и хитрые. Долго раздумывали они, как обезопасить себя и своих близких, но удача, как говорится, рухнула прямо с неба. Ларэт, будущий Правитель города, названного в его честь, был застигнут в горах очередной небесной схваткой. Воздух лопался от криков Крылатых и Сынов Бездны, окрестные скалы плавились под ударами огненных бичей. Забившись в узкую расщелину, Ларэт молился Гармонии – чтобы защитила, пронесла беду мимо. Раздался особенно сильный грохот - замершему двэллу показалось, что на него рухнул небосвод. И все затихло.
Выждав какое-то время, Ларэт выполз из своего укрытия и тут же чуть не рванулся обратно. В трех шагах от места, где он обрел приют, огромной мертвой тушей распростерся стальной дракон – ездовое животное и верный друг ит-хару-тего. Значит, поблизости и его хозяин. Тоже мертвый? Вряд ли - Великих почти невозможно у***ь. Тем ужаснее и бессмысленнее была их извечная вражда, в которой случайными жертвами становились, главным образом, люди, которых Великие не удостаивали своим вниманием.
Ларэт с опаской рассматривал поверженное чудовище. А потом он увидел невдалеке лежавшего навзничь Сына Бездны. Он был сильно израненный, но живой, и значит, обязательно сумевший бы выжить и восстановить могущество. Вокруг него светящейся паутинкой вибрировали силы, рожденные его болью.
Уже не один год велись среди знатных семейств двэллов разговоры о защитном куполе, не пропускавшем бы копья эндорионов и пламень ит-хару-тего. Оставался лишь нерешенным вопрос, откуда взять энергию на его создание и поддержание. Ответ лежал теперь у ног мага и будущего Правителя.
Ларэт с помощью слуг перенес Великого в глухое подземелье дворца. Тот был без сознания, но многочисленные раны быстро затягивались. Тяжелыми черными цепями из арвейса раненого приковали к стене. Позже немногие посвященные в тайну узнали, что пленили самого Инзариэля, одного из тринадцати князей Сынов Бездны. Даже он, очнувшись, не смог порвать цепей, не смог докричаться мысленно до своих братьев сквозь толщу земли. И на его ярости и ненависти стал строиться щит, отгораживавший город от всех бед и напастей.
Когда Инзариэль понял, что от него нужно двэллам, назло им он стал спокоен и закольцевал энергию в себе, не давая ей вырваться наружу. И вновь Ларэт придумал, что нужно сделать.
Он пришел в подземелье, где томился Великий, взяв с собой три клинка. От страшного крика боли рассыпались в пыль несколько камней, три кровавых ручья заструились по телу узника. Он не мог больше сдерживать свою силу, и вновь мерцающей паутиной окутала она окружающее пространство. С тех пор для сохранения защитного купола Инзариэля стали пытать. И не было больше проблем с защитой великого города…
Правитель закончил рассказывать и посмотрел на дочь.
- И что, вот уже полтысячи лет в подвалах нашего дворца мучается Великий?!.. Но это безжалостно! - Симерэль сжала ладони в маленькие острые кулачки и подняла на отца глаза, полные горечи и гнева.
- Жалость? А что такое жалость, дитя мое? Разве Великие испытывают ее, когда гибнут люди, нелепо и бессмысленно, от их ударов, наносимых друг другу? Так нет ли высшей справедливости в том, что один из них служит щитом от бичей своих братьев и молний своих врагов? Будь благоразумна, девочка моя. Пойми: если б не было боли этого существа, незнакомого тебе и беспощадного, то не было бы и города, который ты так любишь. Не было бы садов, в которых тебе так нравится гулять, фонтанов и площадей, улыбок на лицах твоих соплеменников…
Девушка помолчала, потом виновато склонила голову:
- Прости меня, отец, я была не права. Мои выводы слишком поспешны: вероятно, зло во благо не является злом. Могу я его увидеть?
- Конечно, моя маленькая будущая правительница. Именно для того я и привел тебя в это мрачное место.
Таорд дернул за шнурок, свисавший с потолка. За стеной послышался звон колокольчика. Бесшумно отворилась незаметная дверь в углу, и возник человек с чисто выбритым и неподвижным лицом.
- Да, мой господин, - он низко склонил голову в приветственном поклоне.
- Познакомься, Нуртан, – это Симерэль, будущая сохим при моем слабоумном сыне.
- Женщина в этой комнате? Не к добру это, мой Повелитель. Впрочем, не мне судить.
- Да, не тебе – ибо она твоя будущая госпожа: именно ей я отдам ключ.
Нуртан промолчал, ещё ниже склонив голову.
- Дочь моя, сей нелюбезный господин – второй и последний человек, посвященный в тайну. Он мастер пыток. Он следит за разнообразием досуга хранителя нашего города, чтобы он, упаси Гармония, не заскучал и не привык к определенному виду боли. Ты готова увидеть это?
- Да, отец, - откликнулась побледневшая девушка еле слышно.
Первым шел Нуртан, за ним Правитель, а последней брела Симерэль, и каждый шаг давался ей с немалым трудом. Они спустились по лестнице еще глубже и вошли в просторный зал, освещенный факелами, висевшими вдоль стен. В ужасе и тоске замерла девушка, обозревая открывшееся ей зрелище.
У стены, обмотанное толстыми змеями цепей, стояло немыслимое, невозможное существо. Волосы из чистого пламени, черные дуги рогов, уходящие за спину, скорбное и презрительное лицо с беспощадно сжатыми губами… Глаза закрыты, все тело покрыто страшными ранами – и свежими, и зарубцевавшимися.
Нуртан подошел к пленному, щелкнул чем-то справа от него, и механическое приспособление в форме розы с острыми лепестками впилось в тело и повернулось в нем.
Прежде чем отвернуться с ужасом, Симерэль успела увидеть, как судорога боли прошла по лицу Сына Бездны, как распахнулись глаза пленного и перехватили её взгляд.
Обратно они шли молча, и лишь расставаясь у кабинета Правителя, девушка спросила:
- Отец, про какой ключ ты говорил?
- Ключ от кандалов Инзариэля.
- Разве его сохранили? Зачем?
- Видишь ли… Наибольшую боль ему могут причинить не физические пытки, но сознание близкой и невозможной свободы. Поэтому, когда Ларэту требуется особенно много энергии, Нуртан приходит к нему с этим ключом. Видя ключ, Инзариэль испытывает столь сильные муки, что пространство буквально взрывается от его энергии. Её с лихвой хватает на решение всех проблем.
- И ты передашь этот ключ мне?
- Да, в день праздника Завершения. Я вручу твоему слабоумному брату символы власти, ты же получишь власть истинную.
- Ну что ж, спокойной ночи, отец…
Но для нее самой ни эта ночь, ни последующие спокойными уже не были. Едва задремав, она видела бездонные очи, полные пламени, и беспробудной тоски, и боли, и презрения… и тут же просыпалась и долго не могла унять бешено стучащее сердце.
Затем наступил праздник Завершения. Таорд попрощался со своими подданными и отбыл на покой, о котором давно мечтал. Слабоумный брат Симерэль стал номинальным Правителем, а она – фактическим, и ключ от цепей великого пленника всегда висел на ее груди, под слоем дорогих одежд.
Напрасно девушка говорила себе, что больше никогда не пойдет в то страшное подземелье – прошло несколько дней, и она поняла, что ей обязательно нужно увидеть пленника ещё раз. Увидеть – и потребовать снять с нее проклятие своих глаз.
И снова Симерэль шла узкими коридорами. На этот раз одна. Она надеялась, что где-то по дороге встретит Нуртана, но этого не случилось.
Так же тускло светили факелы, и так же безмолвно и неподвижно стоял у стены Великий. Глаза его были закрыты. Осмелев, девушка заговорила:
- Послушай, Инзариэль…
Он тотчас раскрыл очи – и слова комом встали в горле.
И тогда заговорил он. Голос, подобный грохоту камней в горах и в то же время обволакивающий, как бархат, обрушился на нее, заставил сжаться и отступить назад.
- Что привело сестру Правителя в мою скромную обитель? Позволь мне догадаться! Вы изобрели новую чудо-машинку и хотите проверить её на моей плоти? Что ж, прошу. Надеюсь, вы преподнесете мне нечто оригинальное!
Девушка, ошеломленная и раздавленная, принялась оправдываться, бормоча что-то о проклятии, глазах и снах.
- Проклятье? Если б я мог, ваш род был бы проклят ещё множество лет назад, и ваш пра-пра-прадед умер бы сразу тысячью смертями, которые я ему пожелал. И самой легкой было бы медленное погружение в лаву вулкана.
Симерэль, не ответив, в стыде и страхе бежала прочь.
Но не прошло и двух дней, как она снова спустилась в подземелье и прошла сумрачными коридорами в зал для пыток… а потом ещё и ещё. Она стала приходить туда регулярно. Огненные глаза не отпускали её и не оставляли выбора. Мастер пыток Нуртан отчего-то не встретился ей ни разу, хотя на теле пленника то и дело появлялись свежие раны.
И вот настал день, когда она решилась спросить у великого узника, что он станет делать, если она дарует ему свободу?
Он ответил, что в этом случае уничтожит город и сотрет с лица земли всякое воспоминание о двэллах.
И опять она покинула его в ужасе и слезах…
Прошла целая вечность. (Симерэль казалось – вечность, но на самом деле - меньше месяца.) Как провела это время девушка, как выдержала – она не понимала сама.
Она снова пришла к пленнику и сказала, что отомкнет кандалы и отпустит его на свободу – если он обещает стать её мужем. Все остальное ей безразлично.
Инзариэль ответил:
- Если ты отомкнешь мою цепь, я покажу тебе – что значит моя любовь. И если после этого ты по-прежнему пожелаешь быть моей женой – я останусь с тобой.
Ни секунды не раздумывая, Симерэль сняла со своей груди ключ и отомкнула браслеты кандалов на запястьях и ногах пленника. Цепи пали.
Инзариэль выпрямился и освобождено расхохотался. И раскрошились стены вокруг. Он развел руки в стороны, и между ними заметались огненные бичи – красные, белые и синие. Красные, свившись в жгут, пробили, расплавили толщу земли и камней над его головой. Белые, расходясь вширь, как круги на воде, разбивали крупные осколки в мелкие, а мелкие превращали в песок. А синие, длинными щупальцами срываясь с его пальцев, уничтожали жителей города, в страхе метавшихся средь рушащихся зданий.
Симерэль, упав к его ногам, дрожала и плакала. И лишь повторяла:
- Обещал… Ты обещал…
Потом всё стихло и замерло. Инзариэль рывком поднял девушку на ноги. Вокруг были руины, черный пепел, да сиротливые язычки огня, мелькавшие здесь и там на месте пожарища, оставшегося от прекрасного Ларэта.
- Я не забыл – я сказал тебе, что покажу, что значит любовь ит-хару-тэго.
Он обхватил её ладонями за голову, и она упала в его глаза – два озера пламени. Он наклонился и поцеловал её.
Симерэль показалось, что в горло ее заливают кипящее масло. От жара в тысячи солнц кожа на ее губах и щеках запузырилась и полопалась… Она пыталась оттолкнуть его, вырваться из губящих объятий, но крепче арвейса были его руки.
Наконец Инзариэль отстранился. Он вгляделся в обожженное лицо девушки, с губами, похожими на открытую рану, с запекшейся кровью на щеках.
- Ну что, по нраву тебе моя нежность?
Симерэль попыталась что-то крикнуть, но ожоги не давали произнести ни слова. Лишь стон, похожий на мычание вырвался из черных от крови губ. Сын Бездны рассмеялся:
- Не вышло из нас мужа с женой! Что ж, прощай.
Он провел ладонью по ее волосам и добавил тихо, как никогда не говорил прежде – не зло и не холодно, но почти ласково:
- Прости, маленькая, нежная Симерэль. Я лишь выполнил обещание, данное тебе. Не моя вина, что моя страсть обжигает, и не твоя вина, что люди слишком слабы и хрупки, чтобы быть возлюбленными Сыновей Бездны.
И он ушел – отправившись на поиски своих извечных братьев и не менее бессмертных врагов.
Так был разрушен прекрасный город Ларэт, так погибли все его жители. Немного позже творящие возмездие бичи ит-хару-тэго стерли всех двэллов с лика земли. Впрочем, не всех – ещё годы спустя можно было встретить на руинах дворца Правителя сумасшедшую женщину. Лицо ее обезображивали шрамы. Она постоянно бормотала что-то о предательстве, боли и пламени, но слушали ее лишь тараканы и крысы, во множестве заселившие бывшие жилища гордых жителей Ларэта.
Потом и она умерла – то ли застигнутая случайной молнией эндорионов, то ли погребенная каменной плитой, рухнувшей на нее в развалинах блистательной прежде столицы двэллов…»
- Зачем ты показал мне все это? Почему, почему я должна была это видеть?! Ведь это не про меня - на мне не лежит такой тяжкий грех, как предательство своего народа! И я никогда никого так сильно не любила.
- Это не ты – теперешняя. Но кто знает, может быть, это ты вчерашняя. Или завтрашняя. Для правосудия не существует рамок времени.
- То есть ты считаешь, что я должна расплачиваться за грех, которого не совершала, и не факт, что совершу? Это, по-твоему, справедливо?!
- Мне кажется, ты похожа на эту девушку, Симерэль. Влюбишься в кого угодно и ради любви не постоишь ни перед чем. Впрочем, я могу и ошибаться. В любом случае, это всего лишь история, над которой стоит немножко подумать.
- Слышишь, ты, урод в маске, меня задолбали твои поучительные истории и сказки! И мне надоели эти долбаные миры, по которым ты меня таскаешь каждую ночь! Я хочу нормальных снов, а не этого психоделического бреда. Да кто ты вообще такой – что позволяешь себе указывать, как я должна жить?!
- Мне показалось, этот вопрос мы уже решили. Я твой собеседник. Спутник. Провожатый. Но не нервничай же так, расслабься. Смотри!
В его ладони появилась роза. Секунду помедлила и вспорхнула с пальцев птицей с пурпурным оперением. Затем рассыпалась сверкающим дождем рубинов. А они, в свою очередь, застыли на полу каплями, похожими на кровь.
- Вот и всё, - он показал пустую ладонь. – Забудь о том, что видела сегодня, или помни – это все равно не вернет цветок, однажды ставший кровью.
- Ладно, - пробурчала я. – Возможно, я что-то и поняла. Возможно, не зря ты тут распинаешься. А ты расскажешь мне еще о том мире, в котором я когда-то родилась, или могла бы родится, или еще рожусь? Рождюсь?.. Черт, у этого слова, оказывается, нет будущего времени. В общем, кто такие эндорионы и ит-хару-тэго и отчего они так смертельно ненавидят друг друга? Ты мне это поведаешь?
- Обязательно, но не сегодня. Слишком много переживаний для одного дня на тебя обрушилось. Ступай, я отпускаю тебя в твои сны, они уже заждались.
Он шагнул в зеркало, в незнакомый (или давно забытый мною) мир. Обернулся и помахал мне оттуда рукой, а затем неспешно двинулся к живописным руинам невдалеке. Шевелились алые драконы на черном шелке, плеть с серебряными шариками скользила в высокой траве. Последнее, что я успела заметить перед тем, как погрузиться в свои родные сновидения, была женская фигурка, застывшая на вершине одной из полуразрушенных башен. Она пробудила во мне необъяснимую нежность.