Павший мир 1

4

Иногда, краска не только сияла, но и подрагивала, вырываясь вверх, и надпись словно раздваивалась – её копия возникала над дорогой в метре от поверхности. Он стоял там и смотрел, не понимая, что это и зачем. Солнце заслонило тучкой, яркий приветливый свет исчез, улица погрузилась в полумрак теней, отбрасываемых зданиями, и мир вокруг сразу изменился. Стал мрачнее, стал больше соответствовать смыслу надписи. А отражённая копия слов, как и мерцание краски, исчезли. Видимо, они появлялись только при сильном внешнем источнике света. Любопытная краска. Объёмная, но не совсем, возможно, какой-то другой её вид, или вовсе нечто иное. Однако ничего не обычного в ней точно нет – он в том был совершенно уверен, хотя и не мог вспомнить ничего связанного с этим вопросом.

Второй объект, ставший лучше видеться в лучах светила, являл собой более пугающее зрелище, но куда более понятное, чем странная краска. Лучи солнца эти предметы отражали, сверкая золотистыми бликами на асфальте. Теперь, когда солнце пропало, они виделись невразчными, грязно-жёлтыми цилиндриками. Он подошёл к ним ближе и, недоумевая, покачал головой – гильзы. Причём отчего-то крупнокалиберного. У патронов к его автомату, гильзы намного меньше. И их тут разбросано сотни две, наверное. Что же тут такое произошло?

Предположение с домом, подвергшимся нападению мертвецов, какие он уже много раз встречал, не оправдалась. Тут случилось нечто иное.

Он поднял взгляд и увидел лестницу, ведущую под землю к станции метро.

Тёмный проём скрывает проход, что там такое, видно плохо, но за этой темнотой есть что-то ещё, площадка или коридор, ведущие ещё дальше вниз. Этот проём, скрытый во тьме, казался ему на редкость жутким, словно он скрывает какую-то зловещую тайну, которую лучше никому не раскрывать. Однако он всё же подошёл к верхней ступеньке и остановился там.

Внизу, на лестнице, полно таких же гильз. И пятен крови - чернильно-чёрной крови.

Спускаться вниз, не стал. Дальше верхних ступенек он не пошёл, так и остался на самом верху лестницы, сел там, на корточки, напрягая глаза, в попытке увидеть, что же находится внизу, что скрывает темнота. Некоторое время ничего не было видно – там слишком темно, потом снова выглянуло солнце. Он бросил короткий взгляд на табличку, с надписью «метро» - яркий луч света, отразившийся от золотых букв, ослепил его и, всего на мгновение, проём стал ещё темнее. Но вскоре солнце вновь закрыло тучей, прошло несколько минут, его глаза достаточно адаптировались к изменению освещения. Он смог разглядеть невнятные силуэты, какие-то тени - этого всё же недостаточно, что б увидеть, что там таится в темноте, какую жуткую тайну она скрывает и скрывает ли она что-то. Может быть, там и нет ничего, а гильзы…, ну, просто лежат. Мало ли.

Спуститься? Он хотел получить ответ, узнать, что тут произошло, но страх оказаться во тьме, таящей неизвестно что, всё же пересилил. Однако прежде чем он ушёл, имплантат среагировал на его желание, его мысленную, путём не оформившуюся команду. Глазам стало больно, он зажмурился, моргнул и замер с широко открытыми глазами.

Темнота отступила, не совсем, даже не особо-то и отступила, однако мир вокруг стал светлее, солнечный свет бил в спину, словно прожектор, часть подземного сооружения вышла из тьмы, серыми тенями и смутными пятнами – толи это максимум, что мог выдать имплантат, толи он сработал со сбоем. Впрочем, сама эта сработка имплантата, могла быть каким-то сбоем. Как бы там ни было, теперь он мог разглядеть малую часть того, что станция метро скрывала во тьме.

Внизу, на бетонном полу, залитом чёрной кровью, лежали куски трепещущих тел. Сотни и тысячи кусков, от десятков изорванных тел, поражённых болезнью известной как чёрная чума.

Как тут оказались все эти заражённые? Что их сюда привело? Неизвестно. И вряд ли он когда-нибудь узнает. Но что случилось потом, сомнений нет от слова совсем – мертвецов расстреляли из различных видов оружия, расстреляли так, что от них остались одни ошмётки.

Трепещущие, сочившиеся чёрной жижей, ошмётки.

Его едва не стошнило. Однако с собой он справился, выпрямился и двинулся прочь. На сегодня, ему впечатлений хватило. Пора продвигаться дальше. Зрение вернулось к норме, солнце больше не слепило, а когда он обернулся, вход в метро вновь был скрыт непроницаемой тьмой подземелья.

Ещё долго он не мог забыть увиденное. Разум всё время возвращался к этому туннелю, надписи на асфальте и измочаленным в труху мертвецам.

Что-то там было не так. Так-то если, по большому счёту - там всё не так. И то, что мертвецы собрались внизу, и то, что их кто-то невозбранно измочалил в кашу. Расстреляли словно на стрельбище. Ужасно, непонятно и так далее.

Да.

Но какого, мать их, чёрта останки мертвецов шевелятся, а вырванные руки, ещё и ползают, пускай и медленно, но ползают!? Жуткое, тошнотворное и пугающее зрелище.

Ему вдруг подумалось, что в том и была задумка – собрать мертвецов в одном месте, покрошить их в куски и оставить там. Но зачем это было нужно? Какова цель подобного безумия? И была ли эта цель? Может, какому-то безумцу, просто весело было наблюдать, как тяжёлые пули рвут на части заражённых людей, как они прошивают насквозь десяток человек сразу, видеть, как гранаты разрывают на части человеческие тела? Мир ведь не без добрых людей. Сегодня собачку у подъезда кормит, а завтра в соседа кирпичом кинет – просто так кинет, ни зачем особо.  Просто посмотреть, как кирпич шваркнется - в висок или прямо в лоб? Оно и приятно и весело опять же…

Что-то важное есть в этом. Их не просто так разнесли на куски о оставили в темноте на бетонном полу. Что-то на уровне ощущений пытается пробиться к разуму.

Это важно – мертвецов изрешетили и бросили там, с определённой целью. И, кажется, раньше, он точно знал какова эта цель. Или догадывался о ней.

Он хлопнул себя по лбу ладонью, проворчав что-то матерное – не помогло. Чувство неясной тревоги осталось, память молчит как убитая.

Долбанная память, долбанная жизнь – почему никогда не бывает простых ответов? Почему эти ответы растерялись, не пойми, куда и как, а теперь он бродит словно призрак в чуждом ему мире.

Проклятье…, подумал он и, конечно, в сердцах, тут же озвучил это слово, но другими буквами и другими словами - примерно на десять-пятнадцать слов. После чего двинулся дальше.

Некоторое время, город не приносил никаких сюрпризов, оставаясь таким же, каким он увидел его в первый момент. Снова пустые улицы, дороги забитые автомобилями или вовсе без них, дома, подъезды коих заперты, либо открыты настежь – в таких, иногда, как и прежде, он замечал кровь и останки людей. Только ближе к вечеру, он услышал странный шум и свернул с улицы, по которой двигался, в широкий проулок, ведущий во дворы пятиэтажных зданий. Такие низкие здания, на пути к центру города, были последними – он видел их ещё с того высотного дома, где познакомился с клыкастым ребёнком Гришей и старался держать курс примерно в их сторону. Когда стены этих домов стали видны с улицы, он даже улыбнулся – направление выдержал верно. Хотя и пришлось немного попетлять, всё же не заблудился. У одного из этих домов, шум и достиг его ушей.

Он остановился, стал прислушиваться. Казалось, кто-то роется в чём-то бумажном или мнёт в руках большую картонную коробку. При этом, время от времени, слышался металлический лязг и что-то напоминавшее сердитое ворчание. Перед глазами мелькнула картинка – именно картинка. Из какой-то книги. Он зажмурил глаза пытаясь удержать это обрывочное воспоминание, пытаясь размотать его так, что б увидеть что-то ещё. Увы, кроме картинки на странице и тонкого пальца с обгрызенным ногтем, который страницу придерживал, он ничего не увидел. На странице той был и текст, однако, его он не помнил – в образе, поднятом из глубин его покалеченной памяти, вместо текста, лишь размытые чёрные полосы. Открыв глаза, он даже не был уверен, что это именно его воспоминание. Может, то и вовсе кадр из какого-то кинофильма. Как бы там ни было, он знал, что изображала та картинка. Это была зарисовка из далёких времён, что-то связанное с падением экономики, каким-то распадом – это всё вспомнилось на уровне полу осмысленных отрывков, он не смог бы сказать, с чем именно всё это связано. Распад, экономика – слова-то знакомые, а как с картинкой связаны? Кто ж его знает…, картинка изображала человека той эпохи, вынужденного копаться в мусорном баке, что б найти себе пропитание. Вот. Точно, именно так это и связано – распад экономики в далёкие времена дикости. Это всё оставило людей без пропитания. Именно! Но как это могло их без пропитания оставить? Где тут связь, как это работает? Непонятно – как бы там ни было, а это дикость. Люди не должны копаться в помойках, в поисках еды. Он покачал головой, с осуждением и хмурым взглядом – такая невероятная дикость уже давно исчезла из…

Из чего?

-Долбанная память. - Проворчал он сердито и свернул в проулок, в надежде повстречать человека. Может даже нормального человека. Ни при смерти, ни с когтями, живого, обычного человека. Одиночество с кучей вопросов без ответов на них, ему изрядно надоело. А если там, в мусоре роется как раз таки человек и именно в поисках еды – это и ещё лучше. У него есть еда, а значит, они легко смогут установить контакт, из благодарности, человек тот, будет разговорчив, дружески настроен и расскажет всё, что ему нужно знать об этом незнакомом и странном мире.

Какая-то мысль дёрнула на самом краю сознания, и он остановился на полушаге.

Возможно, он бы ушёл и не стал заходить в проулок, ухватив эту мысль за хвост и размотав её полностью, превратив в логически обоснованный вывод, почему туда ходить ему не надо. Но вышло иначе – перед его глазами уже был источник шума, осталось сделать один шаг, и он отбросил осторожность прочь.

Тревожный колокольчик в его душе ещё раз сердито звякнул, но, так и не дождавшись ответа от сознания, решительно махнул метафорической рукой и замолчал.

У стены здания, стоял громадный мусорный бак с откинутой крышкой и из широкого проёма, только что, вылетел кусок белой рваной бумаги. Картинка-воспоминание, обрывочное знание о том, что там изображено и сам этот мусорный бак – кусочки пазла сошлись. Ничего удивительного. Мир пал, экономика, чем бы оно ни было, исчезла вместе с ним. А это всегда приводит к печальным последствиям. Кушать хочется ведь каждый день. А что делать, если кушать нечего?

-Эй! – Крикнул он, на всякий случай, держа оружие в руках, но дулом вниз. В баке рыться перестали, наступила тишина. – Я не причиню вреда. Я лишь хочу узнать, что происходит.

Ему не очень поверили. Да и не особо его поняли.

Мусор в баке взвился вверх столбом и когда, искавший пропитание, оказался перед ним, Павел таки ухватил ту тревожную мысль за хвост. Тревожный колокольчик торжественно звякнул в последний раз и обратно замолчал – теперь-то что? Всё как бы, приехали, сушите вёсла господа.

Разумная часть сознания не преминула поспешно и весьма ехидно выложить на поверхность сознания, кучу разумных доводов и выводов.

Которые были бы очень кстати минуту назад.

Говорят, лучше поздно, чем никогда. Однако, в основном, это не работает. В некоторых ситуациях, «поздно», синоним слова «съели», иногда даже заживо.

Вот зачем человеку в этом городе искать себе пищу в мусорном баке, если вокруг полно домов, многие из которых пусты? Заходи в любой, убедись, что людей там нет, открывай холодильник и вот тебе куча самой разной еды. Да что там! Ему попадались и целые магазины, забитые готовой едой и замороженной – последняя, имела тухлый вид, холодильники не работали. Однако готовой еды, которая не успела испортиться или имела срок годности от дня изготовления вплоть до гибели Вселенной, в магазинах и домах, более чем достаточно. В таких условиях искать еду в мусорном баке станет только человек не совсем здоровый на голову, питающий несколько извращённые чувства к еде в целом. Конкретно сейчас, случай явно не из тех. Копавшийся в мусоре, к людям, конечно, относился - но только в очень узком, крайне специфическом смысле.

Припав к земле, широко расставив лапы, он оскалил клыки и как-то недобро сверкнул глазами.

-Х-хорошая собачка. – Пробормотал Павел, медленно направляя оружие в лоб пса.

Пёс в ответ издал громовое рычание, в глазах его мелькнуло жесточайшее разочарование – столько мяса без дела пропадает! Увы, съесть никак. Именно так - пёс понимал, что его съесть не получится, как минимум, не получится без риска для себя. В его глазах Павел увидел это понимание, увидел почти разумную мысль. Взгляд пса сфокусировался на автомате, рычание перешло в утробное. Пёс стал пятиться, словно понимая, что такое оружие и на что оно способно. Это удивило Павла, весьма удивило, хотя он и не смог бы сказать, почему конкретно. Сейчас им овладело какое-то двойственное чувство. С одной стороны, ему казалось, что он впервые видит подобного зверя. С другой стороны, он знал, что такое этот зверь – собака, лучший, так сказать, друг человека. Он даже помнил название породы. Немецкая овчарка перед ним клыки скалит. Крупный, взрослый кобель, который был голоден достаточно сильно, что б сожрать и человека. Или дело не в голоде? Может дело в его глазах? Пёс, вопреки поговорке, не казался другом человека ни одним местом. Наоборот, всем своим видом пёс показывал, что не боится его и не питает никаких иных чувств, кроме как желание плотно пообедать и при том не получив пулю в лоб. Пёс рассматривал его ни как человека, он не испытывал страха, только осторожность, только разочарование – Павла ему хватило бы, что б на весь день наесться и не нужно по помойкам шататься в поисках отбросов. Столько вкусного свежего мяса! А скушать боязно, вдруг стрелять начнёт? И всё же он видел по глазам зверя – искушение велико, одно опрометчивое движение, один не верный шаг и пёс ринется в атаку, забыв об осторожности.

Неизвестно чем бы закончилась эта встреча в глухом переулке - всё решил случай.

Из-за угла выскочил второй пёс, заметно мельче. Остановился, тормозя всеми четырьмя лапами, и тоже уставился на автомат, после чего оскалил клыки.

-Тихо, без истерик. Я не стану стрелять. – Проговорил он максимально спокойно и убедительно, сам начиная пятиться обратно на улицу. Собаки делали то же самое, не сводя глаз с оружия.

Он пятился, они смотрели на автомат, иногда на него – словно прикидывали шансы, ведь теперь их двое и шансов, соответственно стало в два раза больше. В какой-то момент, псы остановились.

Им осталось только переглянуться, кивнуть друг другу и…, они что, и правда переглянулись сейчас? Обменялись взглядами…, нет, показалось видимо. Однако, кобель сделал неуверенный шаг вперёд, молча оскалив клыки. А потом, на мгновение, замерли все трое.

Из-за того же угла выскочили три клубка шерсти на коротких ножках и визгливо тявкая, стали путаться в ногах у пса, что был размером поменьше. Овчарки, кобель, которого он причислил к этой породе и второй пёс, что был чёрный как смоль – его память не смогла запомнить названий других пород, а может, он никогда и не помнил больше одной. В общем, собаки эти, явно растерялись. Пёс поменьше, выступил вперёд, стал боком, закрывая собой щенят. Второй подался вперёд и яростно зарычал, припав к земле, словно намереваясь прыгнуть на него. Однако атаковать они точно больше не собирались. Появление новых участников событий изменило баланс рисков и возможностей – теперь в уравнении появились щенки, коих могло задеть случайной пулей. Риск превысил допустимый предел, псы не двинулись с места, один загораживает щенков своим телом, другой пугает его злобным громогласным рыком. Теперь, первыми, они не нападут.

Чтоб не провоцировать мохнатое семейство, Павел поспешно продолжил отступать, но спиной не поворачивался, пока не зашёл за угол здания. Там он свернул в сторону, решив обойти это место по другой улице, через дворы десятиэтажных зданий – выходить на улицу, что б эти псы его снова увидели, не хотелось. Один, ещё куда ни шло, но двое, да ещё со щенками – что-то подсказывало ему, что такой противник может создать массу проблем, а то и прикончить его. Лучше покинуть район как можно быстрее, не попадаясь им на глаза.

Щенки. Те милые, забавные и пушистые пузаны, на коротких лапках.

Он перешёл улицу. Машин тут было совсем немного, перейти на другую сторону труда не составило. Двинулся вдоль здания, на первом этаже коего, не было окон. А перед глазами всё ещё были те щенки. Они были пузатые, забавные, пищали, все дела, такими щенки и должны быть, лишь с возрастом они превращаются вот в таких крупных клыкастых созданий, способных откусить человеку голову. Но разве у них бывают на коже серые наросты, с виду, словно бы куски обвалившейся бетонной стены? Кажется, нет. Впрочем, на память полагаться нельзя. Может, это какая-то особая порода. И всё же, ему показалось, что эти щенки были какими-то неправильными. Лапки толстые, наросты эти – может, болеют чем-то. Ладно, не суть. Ему нужно двигаться дальше.

В следующие пару часов пути, он переосмыслил неприятный опыт общения с бродячими друзьями человека и понял, что в одиночестве, силы как-то нет. Один он, однажды, точно закуской станет, для очередного хвостатого не пойми кого. Нужно было решать этот вопрос. Прежде, он обходил запертые здания, в которых, предположительно, оставались люди. Он стремился добраться туда, где остались власти или нечто, их заменившее. Может армия или кто они там, в общем, цель-то была разумная, но ведь можно поступить и гораздо проще.

Он остановился перекусить в останках детской площадки, во дворе одного из домов – от неё осталась только лавочка. Нечто растоптало тут всё в труху. Словно стадо какое, прошло, а может так оно и было, хрипящее такое стадо, с перекошенными лицами и чёрными венами, проступавшими сквозь серую кожу.

Присев там, он стал жевать концентрат и размышлять. Выйти к центру города, конечно, разумно, там есть люди, не толпа обычных жителей с детьми и стариками, а военные или самооборона, что-то в этом роде. Они помогают городу пережить катастрофу, к ним не придётся напрашиваться, он был уверен, что лишние руки им там не повредят.

В центре полно оружия, люди, умеющие с ним обращаться, там есть важная работа, есть ответы на его вопросы и вряд ли, в свете прямо сейчас проходящего Апокалипсиса, к нему самому вопросы будут. Нужно идти туда. Определённо.

Перед глазами возникла карта, с пунктирной линией и пульсирующей точкой.

Прожевав последний кусочек концентрата, Павел напряг волю свою и карта исчезла. Что б возникнуть обратно, на самом краю видимого участка, в виде маленькой квадратной рамки.

Сказав плохое слово, дополнив его словом ещё хуже, Павел вернулся к своим размышлениям.

Так-то мысль верная – нужно добраться до центра. Так сказать, влиться в остатки властей…, главное, что б, когда пришёл, там были именно остатки. А то в этом непредсказуемом мире, можно легко обнаружить вместо остатков, кучу останков.

И всё же, есть в его плане изъян. Простая отрицательная модификация его плана, с элементом вроде тех псов или десятка мертвецов и всё, никуда он так и не придёт.

Есть иной вариант, не столь интересный и, почему-то, казавшийся ему более сложным, но избавляющим от долгого и опасного пути к центру. Можно прибиться к выжившим людям, запершимся в своих домах. Дождаться с ними…, чего? Будущее непредсказуемо. Он не знает что будет – он даже не знает что произошло! Но они дадут ответы. Кроме того, больше людей, легче выжить. В крайнем случае – при опасности, гораздо легче сбежать, пока этих людей будут пускать на колбасу. Цинично, нехорошо, но таки правда.

В группе выжить проще, как и убежать от опасности.

Он поднялся на ноги и решительно двинулся к ближайшим подъездам, внимательно рассматривая двери. В несколько зданий с белым листком на дверях он зашёл. Как и ожидалось, там имелись живые люди.

В первом подъезде, дверь оказалась приоткрыта и он смог выйти к лестничному пролёту.

-Чего надо? – Рыкнули из-за двери квартиры, когда он постучался в десятый раз.

-Я бы хотел…

-Ты из нацгвардии?

-Нет, я…

-Из отрядов ЕЗК?

-Нет, я бы хотел…

-Мужик, вали отсюда. Я тебе по-человечески говорю – просто иди куда шёл. Хорошо?

-Но… - Он замолчал, потоптался на месте, потом махнул рукой и вышел из того дома.

Спустя полчаса заглянул в другой, и там снова долго стучал в каждую дверь. Иногда кричал, пытаясь вызвать к двери хоть кого-то. Кроме шуршания, а иногда и приглушённых голосов, он ничего не добился. Иной раз ему отвечали тем же образом – спрашивали о каких-то нацгвардиях и ЕЗК, что бы это ни означало. Он отвечал честно и каждый раз ему советовали убираться по добру по здорову. Чаще грубым матом советовали, но не всегда конечно. Бывали и вежливые люди в этом городе. Вежливые и, наверное, добрые очень. Как минимум, в прошлом.

-Милок, ты ежели орать у двери не прекратишь, я ж того, я человек в возрасте.

-Извините, просто такая ситуация…

-Вот. И у меня ситуация. Пистолет у меня есть.

-Так и у меня не пустые руки. – Прорычал он, уже отчаявшись наладить диалог с человечеством.

-Хех. Милок, ты свою пукалку, сунь себе… - Последовал подробный совет от пожилого человека и добавка в простых словах. – Будешь мне тут карму портить, я поставлю пистолет к двери и нажму спуск. Ты милок, даже понять ничего не успеешь.

Он помолчал, на той стороне решили, что он всё понял и сейчас сам уйдёт.

Но не тут было!

-Послушайте! Не надо мне двери открывать, вы просто поговорите со мной и…

-И ты уже достал. – Заявили за дверью, щёлкнул замок, он с облегчением выдохнул, из дверного проёма показалось нечто странное на вид, возник протяжный гулкий звук и рубиновый луч врезался в лестницу, всего в паре сантиметров от его ноги. Практически сразу, дверь захлопнулась.

Он стоял на месте, круглыми глазами взирая на дымящееся углубление в бетоне и чувствуя, как жарко стало ноге, возле которой прошёл этот пугающий луч.

-Ну что милок? Ты там всё понял? Или ещё какие вопросы будут?

Он повернулся и пошел прочь.

С третьим домом из тех что он посетил, всё получилось ещё хуже.

Этот представлял собой большинство из обитаемых домов – их отличали от всех прочих два момента, и чем ближе к центру города, тем чаще эти моменты ему встречались.

Перед домом, на широком тротуаре, лежали рифлёные железные пластины, с торчащими вверх замковыми креплениями – остатки контейнеров, вроде того, что он недавно видел на крыше здания. Таких пластин здесь обнаружилось с десяток. Дом регулярно получал всё необходимое от местных, видимо, властей. И второе – двери подъезда с белым листком на них, наглухо заперты.

С домами, где подъезды настежь, полное фиаско. Почему бы не попробовать с этими?

Он и попробовал. Вышел во двор, что б его из большего количества окон было видно и начал привлекать внимание громкими криками. Спустя минуты три, в окнах появились люди. Спустя ещё минуту, одно окно открылось и мрачный бородатый мужик, крикнул в ответ.

-Ты чего орёшь дебил блять? Чумных давно не встречал? Ты ещё поори, баран, может, услышат.

-Извините. Но мне отчаянно нужна помощь. Вы ведь не откажите? – Сказал Павел, довольный этой маленькой победой – первый раз не через дверь с ним общаются.

-Ну, - мужик почесал затылок, брови поднял вверх, потом пожал плечами. – Так-то ты не похож на того, кому помощь нужна. Но чего бы и нет? Только пустить, сам понимаешь – х**н знает кто ты вообще. Может ты из ебанутых.

-Кого? В смысле…, я как-то…

-Василич! – Открылось второе окно и туда высунулось полное лицо в очках.

-Чё? – Ответил бородатый.

-Чего ты такое говоришь? Опять своё заладил, фашист недоделанный!

-А чего такого? Ебанутые они и есть.

-Василич! – Возмущённо молвил мужик. – Не ебанутые они, а верующие. Ну, на крайний случай сектанты. Не надо тут, понимаешь, ярлыки на всех вешать!

-Сектанты?

-Это тоже такие верующие.

-А! Понял – тоже ебанутые, но по-другому. Ага?

-Василич, вот электричество включат, чумных выведут – вот видит бог, опять тебе штраф влепят.

-Тоже что ли ебанутый? Какой ещё бог?

-Это просто выражение такое! Идиот! – Окно захлопнулось, покрасневший и сердитый мужик на него смотрит. Теперь уже совсем и даже близко не доброжелательно.

-Послушайте, я только хочу получить ответы и всё.

-Ответы? Ну, этого добра у нас навалом. – С облегчением выдохнул мужик.

-Что произошло?

-А?

-Что с миром произошло, почему улицы пусты, а люди заперлись в домах?

-Не понял. – Мужик нахмурился, люди, смотревшие в окна, замерли. Те, кто собирался от окон уходить, сейчас вернулись обратно и взгляды у всех, он буквально кожей чувствовал – их взгляды из нейтральных, перешли в подозрительные, настороженные.

-Я не помню ничего. – Честно рассказал Павел. – Я очнулся, а тут всё это. – Он широким жестом указал на мир вокруг. – Что происходит? Что случилось и почему?

-Тааак! – Протянул мужик, задумчиво поглаживая бороду. – Говоришь, не помнишь?

-Совершенно ничего.

-Хм, а оружие где взял?

-С ним и очнулся.

-Василич. – Снова открылось то же самое окно.

-Чё опять?

-Ты глянь – с пукалки его всё ж спилено.

-Чё ещё там спилено? Чё ты меня путаешь?

-Идиот! Глаза разуй! Электроники никакой нет!

-Ну. А нахер она счас-то? Не работает нихера…

-Спилено – говорю же, глаза разуй! Ещё до того он всё убрал. И смотри – ни фонарика, ничего.

-Хм. – Мужик совсем какой-то сердитый стал и хмурый. – А ведь и, правда. Ты ведь прям как ебанутые с картинки полицейской. И не помнишь ничего. Интересненько!

-Я…

-Ты это, подожди. Сейчас всё будет. У меня изолированный ответ тебе есть. – Мужик исчез в квартире. Спустя мгновение из окон исчезли ещё несколько мужчин.

Он ждал, чувствуя некоторое облегчение – наконец-то, получит ответы, а там будет видно, что делать дальше…, но это вот слово «изолированный», что-то оно значит. А в контексте происходящего, что-то оно значит не очень хорошее, что-то такое тревожное…, но что?

Когда мужик снова появился в окне, Павел понял. Не вспомнил, а именно понял.

Резко развернулся и максимально быстро побежал, сильно петляя и стараясь оказаться за какой-нибудь преградой. Над головой свистели пули, вспыхивали рубиновые и изумрудные лучи, пролетел над ухом сердито гудевший сгусток синего цвета – сгусток врезался в дерево и с шипением, в облаке синих веточек молний и искр, исчез. На дереве образовалась дымящаяся плешь, верхушку, словно ножом срезало, кроны опалило так, что листья пеплом посыпались.

-Ушёл мутант поганый! – Расстроено прокричали за спиной и Павел скрылся за углом соседнего здания. Однако скорости не сбавил и бежал ещё минут пятнадцать, после чего ворвался в ближайший подъезд, шмыгнул в открытую дверь на первом этаже, забежал в дальнюю комнату и замер у стены, направив автомат на двери.

Изолированный – это плохо. Потому что изолированный прибор, работает даже сейчас. А огнестрельное оружие, то и вовсе, как работало, так и работает…

Лишь спустя несколько минут, он перевёл дух и опустил оружие – особо и не было смысла его поднимать. Преследовать не станут. Люди заперлись в домах, они чего-то ждут, а кто-то неизвестный, поставляет им еду, воду и кучу ещё всякой всячины.

Ответы на вопросы, получить будет несколько труднее, чем казалось ранее. А примкнуть к одному из таких сообществ выживших людей, наверное, не получится и вовсе.

Всё-таки, двигаться к центру города, было самым верным решением. Оно и сейчас самое верное, но, как выясняется, оно и ещё и самое безопасное, несмотря на серьёзный риск помереть в процессе.

Люди, порой они такие люди…

С полчаса он оставался в том доме, постепенно выбираясь из него на улицу. Сначала вышел к дверям квартиры, где прятался, постоял там с оружием и, тщательно наблюдая за лестницей, спустился нище и вновь затаился, осматриваясь. Ему всё казалось, что за очередным поворотом уже стоит кто-нибудь с лазером и только и ждёт возможности прошить ему башку раскалённым лучом.

Конечно, никого там не было. В городе царили тишина и покой – покой мёртвого города…, который, как оказалось, таковым лишь казался. Жизнь тут била ключом, просто она затаилась, чего-то ожидая. Наверное, возвращения электричества. Ждут люди, когда всё вернётся к норме, станет как прежде, а как прежде, уже вряд ли будет. Но вряд ли кто-то это понимает, а если и понимает, старается не допускать подобной мысли. Люди плохо воспринимают что-то новое, будь то мелочь или нечто глобальное, первая реакция всегда одна - отрицание. Они изо всех сил цепляются за прошлое, даже если стало очевидно, что оно утрачено навсегда. Трудно людям отказаться от того, к чему они привыкли с детства. Порой настолько трудно, что они готовы умереть, лишь бы не сталкиваться с новым, лишь бы не меняться, не подстраиваться под новые условия. В такой ситуации, лучше всего чувствую себя дети – они не помнят ничего другого, они в новых условиях оказались с самого начала своей сознательной жизни, и принимают их как данность.

Дети и те, кто лишился памяти. Им проще влиться в новый мир, в новую жизнь.

На выходе из подъезда, он простоял дольше всего, изучая окрестности максимально внимательным взглядом и особо не высовываясь наружу. Пора уже обзавестись такой привычкой, а то мало ли – решит какой местный житель, тоску развеять, в окошко с пятого этажа высунется и давай стрелять по всему живому, что мимо ходит, пространство аурой своей засоряет.

В какой-то момент он повернул голову пробежал взглядом текст на листке, что был приклеен к двери. Поначалу внимания не обратил. Листок белый, край у него отклеился, свисает вниз, его треплет едва ощутимый ветерок. Такие листки на многих дверях есть и там где людей не осталось и там, где они ещё есть…, люди эти блин. Чуть башку не отстрелили.

Глянув на листок и отогнув свисавший уголок, он вдруг решил – из города нужно убираться и двигаться туда, куда предлагает ему двинуться имплантат. Оставаться в городе, смысла нет. Либо мутанты прикончат, хотя они вроде и безвредны, по крайней мере, встреченные им. Или «чумные» на части порвут, хотя их он путём ещё и не встречал. Однако он видел последствия их действий - целые здания залитые кровью и заваленные кусками человеческих тел. А то и вовсе, неудачно в какой дом зайдёт, и пристрелят его как бешеного пса.

Двигаться дальше к центру, может оказаться ещё опаснее, чем пытаться прибиться к выжившим людям. Кроме того, учитывая реакцию этих людей, каковы гарантии, что в центре, не будет так же?

Мысль, что там рабочих рук не хватает, что там вопросов ему не задут, и так далее, не ушла, она вполне разумна, но вопрос стоит иначе. Вопрос очень простой – риски и возможности, каковы они?

Он прикинул ситуацию в целом и пришёл к выводу, что ответ на сей вопрос, совсем не в его пользу. Надежда на извечное «авось пронесёт», при любом выборе, крайне сомнительна. Но покинув город, он исключит несколько явных угроз для себя. Возможно, столкнётся с новыми опасностями, которые баланс рисков, вернут на прежний уровень, а возможно, нет.