Осенённая ангельским крылом

Когда Жизнь обнимается со Смертью

Их канадский роман развивался бурно.

Неделя в Ниагара-Фоллс, где красота и мощь водопадов настолько потрясли Мари, что она за несколько дней не сказала и пары десятков фраз. Казалось кощунственным нарушать ту магию, что ощущалась повсюду - в падающих вниз неукротимых водных струях, в висевших над ними радугах и облаках водной пыли, в лицах людей, собравшихся на смотровых площадках...

Выходные в горах — в маленьком охотничьем домике, о существовании которого знали лишь проверенные временем друзья Мориса. Вокруг царила первозданная природа: простор, покой и тишина. Нет, конечно же здешний мир звуками природы заполнялся под завязку, но, привыкшее к нескончаемому гомону мегаполиса ухо вынуждено было заново обучаться их различать. Спустя некоторое время Мари стала улавливать вечерний шорох лиственных и хвойных деревьев, звонкую песню родничка, зарождавшегося в скалах за их домом и плясавшего по поросшим мхами камням - через лес, к бегущей в ущелье реке, я мощно гудевшей своими водами на перекатах, перекликаясь с гомонящими у воды птицами...Там, в горах, дышалось иначе и жилось по-другому. Природа требовательным учителем диктовала свои правила. Но стоило их заучить и свято соблюдать, как ты становился любимчиком, которому выдавались дополнительные "плюшки": вдруг открывалась поляна, поросшая душистой и спелой лесной земляникой, или попадалась на крючок огромная радужная форель...

А когда у Мориса выдавалось несколько свободных дней, он врывался в их дом на крыльях тёплого летнего ветра:

- Собирай чемодан, дорогая — мы едем… - дальше шло название города или местности, где Мари давно хотелось побывать.

- Ты читаешь мои мысли!

- О, я не столь всемогущ: я просто внимательно прислушиваюсь к озвучиваемым тобой желаниям...

И сжимал Мари в объятьях, похожих на стальные тиски. Но даже в эти мгновения, испытывая лёгкий дискомфорт, она ощущала себя счастливой, как никогда...

Видит бог: она пыталась сохранить голову трезвой, сердце холодным, а разум — держащим всё под контролем. Но эта затея с треском провалилась. Пала в неравной борьбе с харизмой Мориса и его трогательной заботой. Однажды внутреннее реле перещёлкнулось в положение "полностью очарована". Вместе с этим "щелчком" прибыли бонусы: можно расслабиться, передохнуть, не искать скрытых смыслов в словах и поступках Лангелитье.

Временами казалось, что она и не жила до этого — играла бесконечные роли в многочисленных актах пьесы под названием «Жизнь». Прошлый опыт научил не доверять и не доверяться. Останься Мари той тургеневской барышней, что прибыла когда-то в Америку, её перемололо бы так, что и костей не осталось бы. Подобных примеров у неё перед глазами перебывало видимо-невидимо.

Но ей повезло: она поймала свой шанс, помолотила лапками, как лягушка, упавшая в крынку с молоком — и взбила-таки себе достаточное количество сливок.

В Америку из России прибыла Галина Плавнова. Таким немудрёным было её настоящее имя. Но своему Ангелу-хранителю она нравилась такая, какая есть — не взирая на имя, возраст, таланты, комплекцию и прочее внутренее и внешнее содержание. И он начал ей помогать сразу по прилёту, в Международном аэропорту Лос-Анджелеса.

Сподвигший Галину на авантюру с Америкой бывший однокурсник Венька Штиль, обещавший встретить её, разместить у себя и помочь на первых порах, отчаянно опаздывал. (Позже оказалось, что он пробил колесо на полпути между его домом, расположенным в настоящей тьмутаракани по здешним меркам, и аэропортом — не божье ли провидение?)

Галина взволнованно озиралась по сторонам, крепко вцепившись в ручку громоздкого и тяжёлого чемодана — а ну как украдут? В самолётё она упилась минералкой («Стыд и позор! Можно подумать, минеральной воды не пила никогда!») и сейчас ей ужасно хотелось в туалет. Тащиться туда с чемоданом — та ещё морока, но других вариантов не наблюдалось.

В качестве компенсации за неудобство, в туалете её ждал очередной подарок судьбы: ежедневник в дорогом кожаном переплётё, торчащий из закутка между стеной и корзиной для мусора.

Вот когда захотелось сказать спасибо детсадовским нянечкам, выдрессировавшим малышню на тщательное мытьё рук после посещения туалета: не отправься Галина к зеркальной стене с выстроившимися в рядок фаянсовыми раковинами, возможно, для неё всё сложилось бы совсем иначе в городе, напоминавшем мелководье, заполненное большими и малыми акулами.

Краем глаза зацепилась за совершенно не вписывающийся в обстановку предмет: толстая тетрадь, размером с хорошую книгу, в богатой обложке. Переборов брезгливость, подняла. (И еще раз вымыла руки.)

Находка оказалась важной. Будь Галина из породы закоренелых аферистов, оценила бы сразу всю ценность и значимость контактов из этого ежедневника, и ни за что не выпустила бы его из рук. Но порядочность и честность в её характере в то время преобладали над нездоровым любопытством. Интриги плести Галина никогда не умела (да и позже, за все годы, что пришлось провести в отравленном вареве голливудского котла, так толком и не научилась…). Вместо того, чтобы продумать, какую сумму стоит запросить за найденное сокровище, она обеспокоилась лишь тем, как бы поскорее вернуть тетрадь хозяину.

Титульная страница, исписанная вдоль и поперёк, содержала какие угодно данные, кроме координат владельца. А вот в одном из кармашков на супер-обложке нашлась визитная карточка с именем Саманты Нил и парочкой телефонных номеров под ним.

Покопавшись в карманах на предмет необходимой мелочи, Галина направилась к телефону-автомату. «Вот сейчас позвоню, а это окажется директор киностудии! Или студии звукозаписи! И в благодарность за то, что верну ценную вещь, он меня тут же на главную роль назначит! Или предложит записать песню, которая за одну ночь займёт первое место в хит-параде!» - наивные мечты всё ещё без особого труда рождались в голове наивной русской девушки, на которой красовалась корона из двух тяжёлых кос.

Саманте Нил до крутого босса в сфере шоу-бизнеса на тот момент было так же далеко, как до Луны пешком. Хотя отношение к киноиндустрии она имела — трудилась старшей костюмершей на «Коламбиа Пикчерс». Когда раздался звонок с вопросом не теряла ли она ежедневник и если теряла, то как он выглядит, Сэм находилась на грани нервного срыва. Мысленно она уже готовила верёвку, мыло и скамеечку, чтобы вздёрнуться от отчаянья. Она перевернула вверх дном всю квартиру, трижды обыскала дорожную сумку и, похолодев от ужаса, представляла себе, чем для неё чревата потеря этой чёртовой тетради в кожаном переплёте. Вовсе не распорядок дня и важные для костюмерши контакты фиксировались ею на разлинованных страницах, а такие "драгоценные камни" компромата, которые, будучи грамотно использованными, сократили бы путь Саманты вверх по карьерной лестнице."Как я могла ТАК опростоволоситься?! Нечего сказать - "грамотно" разыграла козырные карты!"

Не теряя времени даром, Сэм дала наказ позвонившей девушке ждать её на улице у центрального входа в аэропорт и, как была, в домашней одежде, понеслась вниз, к своей машине. Даже тапочки переобуть забыла. Но что такое тапочки по сравнению с записями, от которых зависит твоё будущее?!

Автомобиль Саманты нёсся в аэропорт Лос-Анджелеса, визжа тормозами на всех перекрёстках. Не терпелось поскорей домчаться, взять ежедневник в руки и понять, что жизнь для неё продолжается…Штраф за превышение скорости - это так, детский лепет по сравнению с собранными по крупицам данными, способными подогреть кресла некоторых очень высокопоставленных и значимых людей до температуры адской сковороды.

Она была смешной - эта голенастая россиянка в псевдо-джинсовых шортах с обмахрившимися краями, васильковой блузке, завязанной узлом над потрёпанным ремнём из кожзаменителя и в кедах на босу ногу. Послушно ожидая Сэм в условленном месте, девушка вяло отбивалась от окруживших её таксистов, назойливо предлагавших свои услуги.

- Спасибо, мне никуда не нужно...За мной сейчас приедут.

Но таксисты — народ ушлый: от них просто так не отделаешься.

Тёмно-синий «Шевроле», взвизгнув тормозами, остановился в сотне метров от главного входа и высокая блондинка, со стоящими дыбом — в буквальном смысле слова — волосами и странном наряде из розового трико, пеньюара тигрового окраса и розовых же тапочек с опушкой, словно крейсер на всех парах, направилась к Галине, раздвигая толпу жаждавших заработка мужчин.

- Таааааааак, разошлись все, быстро! Экипаж за принцессой прибыл.

- Долго чесался что-то принцессин экипаж, - недовольно проворчал один из пожилых водителей, но раз уж клиентку уводили из под носа, таксистам оставалось лишь разойтись по своим «ласточкам».

Сэм сразу непроизвольно протянула руку за ежедневником.

- Ну что ж ты так, Маша-растеряша? - с заметным акцентом сказала девушка, протягивая Сэм тетрадь в коричневой обложке.

- Кто такая Маша-растеряша?

Галина открыла было рот в желании объяснить, но поняла, что это не реально. Вряд ли выглядящей столь гротескно американке знакомо имя Любови Воронковой, написавшей забавный рассказ в стихах про девочку Машу.

- Долгая история…

- Ладно, не суть...Тут такое дело, денег у меня с собой нет, но я готова совершенно бесплатно подвезти тебя туда, куда ты направляешься.

- Ну, вообще-то меня должны встретить…

- То-то и видно, прям спотыкаются и падают твои встречающие — сколько ты уже в аэропорту торчишь?

- Да порядочно уже…

- Ну вот и садись…

Так вышло, что ни к какому Веньке Штилю Галина не поехала — Сэм повезла её к себе и перевоплотилась в Пигмалиона, взявшегося явить миру очередную Галатею.

У неё в характере хватило бы жёсткости не то что на двоих — на десятерых, но закалять характер чересчур великодушной россиянки она начала с первого же дня: на тот предмет, чтобы смогла за себя постоять, если вдруг Саманты не окажется рядом.

Сразу объяснила, в каких моментах «здесь вам не там» и какой надо быть, чтобы тебя не раздавили со смачным хрустом, как давит тяжёлая подошва военного ботинка мадагаскарского шипящего таракана.

Сэм гоняла её на тренировки, не слушая сонных отговорок, препирательств и стонов. Помимо утренних пробежек, в "курс молодого бойца" входили занятия йогой и восточными единоборствами. ("Нет, шаолиньским монахом тебе никогда не стать, но, отбиться от грабителей, надеюсь, сумеешь" - вздыхал тренер и наставник миролюбивой Галины, которая даже в тренировочном бою жалела "противника".)

Сэм нашла преподавателя, в короткие сроки избавившего девушку от акцента и надрессировавшего её на разговоры, с которыми та сошла бы за свою как в великосветских гостиных, так и в опасных для одиноких барышень городских трущобах.

Сэм знакомила её с нужными людьми. Учила выстраивать разговоры таким образом, чтобы добиваться наибольшей для себя пользы и правильно двигаться: подмечать то, что происходит вокруг, внешне оставаясь расслабленной, но всегда готовой быстро отреагировать на нежелательные телодвижения собеседника...

Сэм фильтровала мужские предложения «пообедать».

Сэм добилась для неё первого контракта в одном из городских варьете, сумевшее, при умелом раскладе дать роскошный старт новоиспечённой звёздочке.

Сэм заставила её выдумать себе новое имя — достаточно короткое и достаточно звучное.

- Но без лишнего выпендрёжа. Чтобы проще запоминалось. - зажав в зубах шпильки, которыми она закалывала волосы своей протеже перед встречей с импрессарио, уточнила Сэм.

Варианты перебирали долго и нудно. Играли в различные ассоциации, перебирали интересные названия местностей, населенных пунктов, вспоминали редких животных, прошлись по растениям всех частей света, именам любимых писателей и героев их произведений…Всё было не то и не так.

Пока Саманта опрыскивала лаком настоящее произведение парикмахерского искусства на голове Галины, та сидела, плотно зажмурив глаза и в который уже раз перебирала имена и подходящие к ним фамилии. А потом - раз! - и словно яркими звёздами на ночном небе кто-то написал нужный вариант. У девушки аж руки гусиной кожей покрылись.

- Я его видела, видела!

- Кого? - Саманта от неожиданности выронила лак для волос, которым собиралась закрепить уже собственную причёску.

- Имя! Я его видела!

- Ну и чего так орать? Хорошо, что увидела именно сейчас — нам выходить через пятнадцать минут! Что там тебе примерещилось?

- Я буду Линдой. Линдой Делани.

Сэм повторила имя с разными интонациями, прислушиваясь - каково оно на слух - и одобрительно махнула головой:

- Пойдет!

Так Галина Плавнова стала Линдой Делани. ( «С ударением на последний слог — так «французистее» получается!»)

А Саманта Нил ни на миг не пожалела о том, что когда-то привезла эту девушку к себе домой. Потому что в итоге именно Сэм Нил стала агентом восходящей «звезды». Неплохой поворот судьбы для бывшей студийной костюмерши (пусть и старшей). Ежедневник-таки помог - пусть и не тем путём, что изначально планировался. Впрочем, как знать? Саманта хранила заветную тетрадь, как зеницу ока, потому как шанс для использования собранных досье мог появиться в любую минуту.

"Если бы не Сэм..." Даже думать не хотелось о том, что случилось бы, не повстречайся Галина с ней в первый же свой день «в земле обетованной».

Только Ангел-хранитель знал, что всё не случайно. Пришлось потрудиться, чтобы мозаика сложилась так, как надо. Но люди не понимали, не ценили, не умели быть благодарными... Настолько не умели, что Ангела, которому полагалось лишь чётко выполнять свою работу, будучи абсолютно беспристрастным, иногда подбешивала пресловутая людская неблагодарность… А уж нынешняя подопечная только и знала, что заставляла Ангела недоумённо разводить крыльями и не ведать покоя и отдыха, вытаскивая её из бесконечных критических ситуаций и возвращая на «путь истинный».

Долго ли, коротко ли, но настал тот день, когда Линда Делани вынуждена была признать— пройден огромный путь от никому не известной чужестранки до поднявшейся на пик популярности актрисы телевидения и кино. Благодаря помощи Саманты, на путь этот ушло гораздо меньше времени, чем у тех, кто начинал с ней в одно время. Кто-то так и застрял на уровне городского варьете, кто-то путешествовал из сериала в сериал, выпрашивая количество съёмочных эпизодов, как цирковая собачка кусок сахара, кто-то перебивался на третьесорных ролях за мизерные гонорары. Чувствовала ли она удовлетворение? Поначалу — да. Всё было в новинку и всё было тем самым «Вау!!! Неужели это я?».

Специалисты шоу-индустрии вытаскивали из людей невероятные таланты и выжимали зашкаливающий уровень дерьма, проявлявшейся именно в период восхождения на Олимп. Галина — Линда славилась эпатажем и некоторой долей безрассудства, "наводила шорох" в общественных местах, но на съёмки или звукозапись приезжала для того, чтобы работать. За это её боготворил обслуживающий персонал — гнобить людей и утверждаться за их счёт Линда Делани считала ниже своего достоинства. В награду за это она имела должным образом подготовленные к съёмочному дню костюмы, наилучший грим, идеальные причёски и заботливо предложенные в нужное время напитки и перекус.

В карьере всё у неё было хорошо, а вот в личной жизни...

Чем выше поднималась Линда в «табели о рангах», тем больше страдала от одиночества. Женщины на то и женщины, чтобы хотя бы изредка, но купаться в мечтах о романтике, о крепких отношениях, о большой и дружной семье…В жизни Линды Делани всё это на первый взгляд присутствовало, но лишь на первый взгляд...На поверку романтические отношения и крепкая семья оказывались очередным пшиком - как фейерверк с отсыревшим запалом. Знаменитые актёры, рок-музыканты — она выбирала их, словно карты из колоды. И миллионы девчонок по всему земному шару завидовали ей чёрной завистью. Они даже представить себе не могли, насколько самовлюблёнными нарциссами были все эти «небожители», их кумиры, их идолы. Милые улыбки и ласковые объятья существовали только перед фото- и телеобъективами, а дома кипели нешуточные страсти и стены дрожали от бесчисленных скандалов. Каждый из партнёров тянул одеяло на себя. Каждому казалось, что именно его жизнь и его творчество — главное. Всё остальное и все остальные вокруг — дерьмо на палочке. А порой и без неё.

Алкоголь. Наркотики. Ночные клубы. Бесконечные перелёты. Головная боль. Антидепрессанты. Обращения за помощью в клинику. Попытки самоубийств. Свершившиеся самоубийства. Психлечебницы. Чего только не повидала Линда за эти годы — если не барагозила сама, то отличались её «любимые мужчины»...

С каждым годом, проведённым в Голливуде, она утверждалась в понимании, что Мэрилин Монро не лгала: чем больше у тебя поклонников, тем горше твоё одиночество. Поклонники рисуют себе идеальный образ и не видят за ним тебя настоящей. Не прощают тебе слабостей.

И твои мужчины…Чем выше их статус, тем больше они требуют от тебя, но взамен дают так мало. Не материально — морально. А увидев тебя в депрессии - раздавленной, ненакрашенной, пьяной, отвратительной и жалкой одновременно, они уходят, громко хлопнув дверью. Там, за дверью, поджидает, жеманясь и хихикая, полчище юных мечтательниц, готовых на всё, чтобы на них обратили внимание. Поляна «несорванных цветочков», не знающих депрессий и пьяных психозов в лицо.

Голливуд ломает тех, у кого «кишка тонка» и закаляет тех, у кого внутри есть стержень. К своему удивлению, Линда этот стержень у себя обнаружила. Голливуду она оказалась не по зубам, но вот душа стала выхолощенной. Настоящие чувства выжгло лесным пожаром. Оставались искусственные. Как маскировка у животных и насекомых - чтобы выжить.

Морису удалось пробить гранитные плиты, за которыми томились в заключении те самые настоящие чувства, которые она не успела выжечь или заморозить. Впервые за долгие годы Мари позволила себе быть самой собой.

Весь её негативный опыт незадавшейся семейной жизни побледнел. Будучи тёртым калачом, она в то же время наивно полагала, что теперь всё пойдёт по-новому и на старые грабли, больно бьющие по лбу, наступать больше не придётся.

Крепко связанные взаимным притяжением, Морис и Мари практически не расставались. Но куда бы ни приходили вместе, Лангелитье делал всё возможное, чтобы оградить их обоих от излишнего внимания журналистов. Памятуя гадкое чувство, когда его препарировали на предмет личной жизни, как лягушку на лабораторной доске, он замечал, что Мари так же тяготится наседанием особо резвых «собратьев по перу». Журналистов всё больше раззадоривало это её вечное: «Без комментариев», звучащее в ответ практически на любой вопрос. Мари чувствовала, что рано или поздно кто-нибудь докопается до правды — а кому она нужна?

Нет, она никого не убила. Это её хотели у***ь.

Преследование сексуального маньяка стало расплатой за ту популярность, которая, в общем-то не с неба на неё свалилась, она её честно заслужила. Оскаров и Грэмми на каминной полке в её доме не появилось, но зрители боготворили Линду Делани — и это дорогого стоило!

Когда начали приходить те письма — с велеречивыми признаниями в любви, Линда веселилась не на шутку, в том числе и в прессе. Отпускала слишком фривольные шуточки в адрес мужчины, который поклялся, что она не достанется никому, если не станет его женой. Тон в письмах стал меняться на угрожающий, но Линда не верила, что тайный воздыхатель перейдет от слов к делу. А зря…

Сначала убили её собаку.

Бедняжка Вики Шерман, гостившая у неё в ту злополучную ночь...Девушка пошла купаться рано утром и обнаружила в бассейне лабрадора Лорда с перерезанным горлом. Мало того, что у неё случился нервный припадок - ещё и голос пропал, что для начинающей певицы явилось сущей катастрофой.

Пусть это прозвучит сверх меры эгоистично, но Линда была рада тому, что это не она первой увидела своего верного друга мёртвым. Ангел-хранитель отвёл от непосильного удара по психике, за которым стопроцентно последовал бы очередной визит в «душеврачевательное» заведение. Лучше пусть врачеватель явится к ней сам.

Для этого нужен был всего один звонок. И старая добрая Сэм его уже сделала.

Спокойный голос доктора Веласкеса и волшебный успокоительный укол помогли Линде выспаться, собраться с духом и пойти попрощаться с единственным, кому она доверяла. Даже Сэм не знала некоторых вещей, которые Линда шептала на ухо существу, любившему её безусловно – с того самого момента, как она забрала щенка с перебитой лапой из собачьего приюта, куда попала случайно, с очередной благотворительной миссией...Лапа так и срослась неправильно, Лорд чуть прихрамывал до конца своих дней - но в глазах Линды этот пёс был идеален. В тот момент, когда её рука в последний раз гладила чёрную шерсть, ставшую тусклой и безжизненной, в душу впервые вполз едкий страх.

Потом застрелили одного из телохранителей Линды — Криса Харрисона. У неё на глазах.

Крис вышел из машины и открывал перед ней дверцу, зорко оглядывая окрестности на предмет появления подозрительных личностей. Пуля вошла точно в середину его загорелого лба. Сказали, что это был снайпер с винтовкой повышенной дальности выстрела.

Линда впала в ступор, скованная мощными цепями ужаса. Каждый выход из дома - словно шаг на минное поле. Не находится ли она в ловушке прицельной сетки и через пару секунд в её тело злобной осой вопьётся пуля-убийца? Ей даже в голову не приходило, что своему врагу она нужна живой и тёплой: не достанется она никому только в том случае, если ответит "нет" на его предложение.

Потом начались звонки — и прерывистое дыхание в трубке, как будто тот, кто звонил, удовлетворял себя, слушая её голос, пропитанный страхом. Линда отключала телефон. Маньяк выжидал — жить без связи в её положении нереально — и звонил снова. У неё начались панические атаки, накрывавшие в самое неподходящее время. Режиссёры принялись роптать, количество предлагаемых ролей заметно сократилось.

Номера телефонов меняли раз за разом - она едва успевала выучивать бесконечные ряды цифр. Специалисты студийной службы безопасности уверяли Сэм, что номера эти держатся в строжайшей секретности — у государственной тайны не было такого количества уровней защиты! Пару-тройку дней Линда спала спокойно, потом в ночной тишине снова раздавался звонок, после которого ей приходилось обращаться к Веласкесу за очередным рецептом на снотворное и успокаивающее…

Что за чертовщина творилась в её жизни?

Кто этот человек?

Чего он хочет от неё на самом деле?

Измученная сбитым напрочь режимом, отчаявшаяся найти островок безопасности в этом чокнутом мире, Линда решила, что не хочет больше этой «красивой» жизни, этих бесноватых мужчин, этой тошнотворной славы...

Прошли те времена, когда она с удовольствием купалась в огнях софитов, позировала на красной дорожке, смело показывала неприличные жесты охотящимся за ней папарацци — ей тогда нравилось быть популярной, эпатировать публику, иметь репутацию «дикой штучки».

Хватит с неё. Похоже, достаточно уже доказано и самой себе и этому безумному миру. "Der Mohr hat seine Schuldigkeit getan, der Mohr kann gehen" - "Мавр сделал своё дело - мавр может уходить".

И вот тут-то пришла пора поблагодарить судьбу за то, что пару лет назад, поддавшись внезапному порыву, Линда оставила себе сумочку женщины, попавшей в серьёзную аварию в Скалистых горах. Сумка выпала ей под ноги, когда Линда с трудом, но открыла дверь покорёженного автомобиля, надеясь помочь водителю выбраться. В тот момент она машинально отбросила ненужную помеху чуть в сторону.

По характеру повреждений, полученных женщиной, сидевшей за рулём, сразу стало понятно, что сделать уже ничего нельзя, но она гладила её окровавленную руку и повторяла:

- Всё будет хорошо. Сейчас прибудут спасатели и всё будет хорошо…

Женщина на миг пришла в себя, прохрипела:-...уходите...бензобак…

И Линда как-то безропотно подчинилась.

На четвереньках, как животное в панике, стала карабкаться по склону, подальше от разбитого «Крайслера», но взрыв раздался буквально через пару минут после того, как она отскочила от машины. Взрывной волной Линду смело со склона и лишь чудом не скинуло в огромный костёр, в который превратился взорвавшийся автомобиль…

Потом стали приближаться завывания сирен скорой помощи, пожарной и полицейской машин. Проблесковые маячки замигали на дороге. Ей задавали вопросы, но голоса доносились словно сквозь толстый слой ваты или толщу воды. Линда морщилась и мотала головой, отпихивая от себя людей, пытавшихся помочь ей встать. Кто-то вложил сумку погибшей женщины ей в руки, и она вцепилась в заурядный портфельчик из тиснёной искусственной кожи, как в бесценное сокровище. Так и увезла её с места происшествия, а потом закрутилась на съемках и забыла отвезти имущество пострадавшей полицейским.

Или провидение подсказало, что сумку не надо никому отдавать?

Содержимое портфельчика, высыпанное на кухонный стол однажды вечером, оказалось самым заурядным: кошелек-штамповка с небольшой суммой денег и распухшими от дисконтных карт кармашками; крохотная косметичка, в которой лекарств было больше, чем косметики; неожиданно дорогая щетка для волос с натуральной щетиной; маленький термос, в котором, судя по запаху, заваривали лечебные травы; упаковка бумажных носовых платков, какую можно было купить на любой автозаправке...Самой ценной находкой оказался паспорт, с лежавшим в нём билетом на самолет. До Куинстауна, Новая Зеландия.

Женщину звали Луиза Мари Дюран. И родом она была из штата с названием, созвучным её имени — Луизиана. Чем она занималась при жизни, зачем собиралась лететь в Новую Зеландию— Линда выяснять не стала. Она лишь внимательно следила за публикациями об этой аварии в прессе. Сильно обгоревший труп опознать не удалось. И, по всей видимости, искать погибшую было некому: заявление о пропаже Луизы Мари Дюран в полицию не поступало. Был человек - и нет человека. Никто даже не дёрнулся, не спохватился: "Эй, а где Луиза Мари?" Линде оставалось только гадать: какой при жизни была погибшая незнакомка? Может быть, не в первый раз исчезала вот так, не оставляя следов? В конце концов, разве сама Линда не планировала нечто подобное: бесследно исчезнуть, раствориться в пространстве и времени?

Не мудрствуя лукаво, Линда положила паспорт в конверт из плотной бумаги и убрала его в домашний сейф — к важным документам и стратегическому запасу наличных средств «на всякий случай». Пусть полежит до поры — до времени…Однажды настанет тот день, когда Луиза Мари Дюран воскреснет.

Погибшая женщина была почти того же роста, что и Линда Делани. Её пышные каштановые волосы носили следы искусственной завивки. Тип лица, слава богу, одинаковый. Губам Луизы Мари Линда позавидовала - настолько соблазнительно они выглядели на фото и были явно более пухлыми, чем её собственные. Вот с глазами придётся повозиться: другой разрез и цвет.

Купить линзы карего цвета, с помощью макияжа подправить форму глаз и губ и спрятать под подходящим париком родные, цвета воронова крыла, волосы, для Линды особого труда не составило. Чуть труднее было, отпустив прислугу на выходные, усыпить охранников, повредить систему камер слежения и устроить в доме погром, чтобы всё выглядело, как п*******е.

Такси в аэропорт Линда вызывала от отеля «The Kinney - Venice Beach», куда добралась и вовсе авантюрным способом — за спиной у широкоплечего, совершенно лысого, но с длинной бородой, мотобайкера. Адреналин стучал в висках, ей было недосуг рассматривать, что за эмблема нашита на спине чёрного кожаного жилета. Для неё этот байкер стал ангелом-хранителем, появившимся в нужном месте и в нужное время: именно тогда, когда она устала шагать на своих двоих, стараясь уйти как можно дальше от собственного дома. Вещей с собой Линда не набирала, но даже единственная дорожная сумка становится тяжёлой ношей после первого десятка километров. И некогда было думать о том, что с ней может случиться, если она доверится этой горе мускулов в седле кастом-байка неизвестной ей фирмы.

А «гора мускулов» лишь буркнула: - Куда надо?

Он даже денег с неё не взял. Дождался момента, когда обе ноги Линды твёрдо стояли на тротуаре — и тут же умчался в ночь, красиво и уверенно развернув мотоцикл. Рокот тяжёлой машины долго звучал в ушах прощальным эхом. Всколыхнулся было в глубине души страх: а вдруг «сдаст» её полицейским, когда начнётся шумиха с расследованием пропажи популярной актрисы? Но уже невозможно было изменить то, что сделано. Да и вряд ли станет подобный «добрый молодец» по собственной воле с полицией якшаться.

Линда поправила солнцезащитные очки, сползающие с влажной переносицы, переложила дорожную сумку в другую руку и направилась к центральному входу в заведение, выбранное приютом на её последнюю ночь в Лос-Анджелесе.

Вот там, в холле отеля «The Kinney - Venice Beach», Линда Делани перестала существовать.

Исчезла.

Испарилась.

Номер в отеле снимала Луиза Мари Дюран.

Луиза Мари Дюран на следующий же день вылетала в Париж.

Линда мысленно вознесла миллион благодарностей подарившей ей новую жизнь женщине за то, что в её окружении не оказалось никого, кто бросился бы разыскивать пропавшую родственницу, возлюбленную или коллегу.

А ещё - за незамысловатую подпись: всего лишь через полчаса тренировок в отеле роспись Линды получилась точной копией той, что красовалась в паспорте Дюран.

Но и это имя она носила не долго.

Дописав первую заказную статью для парижской газетёнки, куда ей удалось устроиться на работу, Галина — Линда — Луиза задумалась: а как же её подписывать? Бросив взгляд на часы, молодая женщина улыбнулась. Часовая и минутная стрелки своими заострёнными кончиками дружно сошлись в верхней части циферблата. На часах был полдень - à midi.

Отступив пару строк от последнего предложения, она уверенно подписала статью: Мари Амиди.

Почему Мари? Не только потому, что это имя вторым красовалось в её нынешнем паспорте. И не потому, что это имя звучало вполне себе по-французски.

В той далёкой жизни, от которой её сейчас отделяли годы приключений и чужие имена, так звали маму - Мария. Мария Николаевна Плавнова.