Дьявольский багаж

2

   Старший сержант педантично разложил на сооруженной им же полочке принадлежности, повесил полотенце на специальный крючок и открыл на четверть оборота массивную латунную задвижку. В ту же секунду из трубы гидранта хлынул поток чистой, ледяной и пахнущей вечными горными снегами воды. Сергей без страха подставил под этот обжигающий "девятый вал" свою спину и отфыркиваясь, принялся основательно, со знанием дела принимать водные процедуры. В этот момент, практически рядом с ним, раздался мужской, хорошо поставленный, командный голос.

- Ну, ты, Яковенко, даешь, чертяка! Не боишься подхватить воспаление легких? Ведь домой скоро.

Сергей высвободился из-под тугой струи воды и, схватив махровое полотенце, принялся энергично растирать им свой торс. Зрелище было, конечно же, завораживающим, поскольку совсем не хилое тело молодого старшего сержанта, тут же приобрело багровый оттенок и блестело под лучами солнца, будто его специально намазали оливковым маслом, как это делали с борцами в Древней Греции.

- Нет, товарищ майор, не боюсь, - весело ответил он. - Мы у себя на Волге даже моржевать как-то умудрялись. Правда, недолго - надоело быстро всем. А я, честно сказать, люблю это дело.

Подошедшим был зампотех, майор Калинин Андрей Васильевич, тот самый, кто и оставил Яковенко два года назад при АРМ, а потом все это время негласно покровительствовал ему. Майору было чуть за тридцать, но выглядел он значительно старше своих лет. Такое часто бывает с людьми облеченными должностью и формой, а Калинин, к тому же, был еще и потомственным военным и любил службу Отечеству до самозабвения. Он даже до сих пор не был женат и, спасаясь от тоски и скуки, царившей в затерянном в горах гарнизоне, с головой отдавался любимому делу. При всем при этом, майор все ж таки изредка, при случае, наведывался в Душанбе, где, опять же по слухам, у него якобы имелась любовница.

- Ну, смотри, как говорится - вольному воля, - произнес Калинин и счел нужным незлобиво пожурить подчиненного. - А что это, Ваше Величество, так поздно соизволило сегодня подняться с постели? Служба сахаром показалась?

- Так товарищ майор, мы ж с Михеичем зарядное устройство, считай, всю ночь ремонтировали, - принялся оправдываться старший сержант, хотя в этом не было абсолютно никакой необходимости. - А вы что, опять в выходной дежурите?

На рукаве у майора действительно красовалась повязка, на которой белыми буквами было выведено: "Дежурный по части".

- Дежурю, Сережа, дежурю, - как-то по свойски ответил тот и, взглянув из-под козырька на красавца сержанта, продолжил. - У меня к тебе разговор есть серьезный, не возражаешь?

Яковенко не возражал. Он накинул мокрое полотенце на плечи и всем своим видом показал, что готов выслушать начальство при любых условиях и даже при отсутствии желания.

- Ну, вот и прекрасно, - произнес Калинин, присаживаясь на бордюр бетонированного бассейна, в который с отработанным маслом сливалась и грязная вода после мытья техники. - Ты тоже присаживайся, разговор долгий, наверное, будет.

Сергей молча расположился чуть поодаль, как и полагалось согласно субординации, и воззрился на майора. Он приблизительно догадывался, о чем может пойти речь, но задавать лишних вопросов предусмотрительно не стал. Калинин же, усталым движением снял с головы щегольскую, шитую на заказ фуражку - "аэродром" с зеленым суконным верхом, пристроил ее на колене, но заводить беседу тоже не спешил, а лишь с удовольствием стал щуриться на еще не смелое, весеннее солнце. Наконец он еще раз взглянул на старшего сержанта и, переборов в себе нечто вроде смущения, начал свой разговор издалека.

- Значит, дембель у тебя, Яковенко? Ну и какие планы на будущее?

- Пока особо никаких, - ответил Сергей, покидывая камешки в черную, покрытую толстым слоем плавающего масла, воду бассейна. - Прибуду в Кинель - там посмотрим. Наверное, опять в "Автосервис" вернусь, а куда еще? Институты - те не для меня, я больше руками работать привык.

- А зря, учиться оно всегда нелишне, - констатировал майор и вдруг, словно загоревшись внезапно пришедшей на ум идеей, предложил. - А что, давай в военное училище? Я тебе такую рекомендацию оформлю - закачаешься! Их, автомобильных, в России два, но лучше в Уссурийское. Есть еще в Рязани, однако там десантура весь форс перебивает - все девки на них как мухи на мед. Ну, как тебе предложение?

Яковенко лишь отрицательно помотал головой и на словах добавил:

- Мне уже двадцать один, товарищ майор. И что я там с семнадцатилетними юнцами по плацу буду вышагивать? Нет, лучше уж на гражданку, хотя если честно сказать, дружок пишет, и там не очень то сладко. Одно слово - рынок! Урвал - живешь, а не урвал - то и лапу соси, никому до тебя дела нет. Паши как негр, да редькой закусывай.

- Вот и я говорю, - оживился Калинин. - Кстати, ты себе замену подготовил? Смотри, продержу до последнего эшелона.

Яковенко лишь усмехнулся этой не совсем серьезной угрозе. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, что зампотех - мужик, каких еще поискать и на мелкие пакости совсем не способен. Поэтому, спокойно швырнув на мазутную поверхность бассейна целую горсть камней, старший сержант, как бы, между прочим, ответил:

- Приметил одного салабона, вроде ничего парень, головастый, да и при руках. Симаков, из Нижнего Новгорода, он во взводе охраны. Одно ваше слово и приобщу его как миленького.

- Ну, что ж, добро, - вроде как нехотя согласился майор и, хлопнув себя рукой по колену, решил все ж таки, наконец, перейти к главной теме, ради которой он, в общем-то, и завел весь этот разговор. - А теперь серьезно, Яковенко, у меня к тебе вполне деловое предложение.

- Знаю, - с улыбкой прервал его Сергей. - Сейчас будете уговаривать остаться на прапорщика.

- И буду! А что? В самом деле, чем плохо-то? - подхватил тот, пришедшую прямо в руки тему. - Сам же говоришь - на гражданке один бардак и сплошной рынок. А тут тебе и деньги, гарантированно какие - никакие, но во время, и обмундирование, и дело, наконец, любимое. Полозков то вон, летом в отставку - все, бесповоротно. Отслужил мужик 25 годков и ничего, хоть пенсия приличная. Примешь у него АРМ и, живи себе, радуйся. Через пять лет, если захочешь, продолжишь контракт, а нет - вольному воля. Как ты на это смотришь?

- А пока никак, - ответил Яковенко, немного дерзко, зато честно. - Домой хочется, аж до жути. Хоть и не ждет никто, но сами понимаете, Родина, как никак.

- Вот и поезжай, осмотрись, отдохни, как следует и назад, хозяйство принимать. Договорились?

Старший сержант ничего не ответил и, поднявшись с бордюра, стал собирать в полотенце свои принадлежности.

- Ну, ты что набычился то? - с раздражением спросил майор. - Вот увидишь, помянешь меня еще добрым словом. Как пить дать. Соглашайся, дурила.

- Подумать надо, - только и ответил Сергей и совсем не по уставному, но, убедившись, что его больше никто не задерживает, направился к своей мастерской.

Калинин же еще долго смотрел ему вслед. Будучи неплохим психологом, он прекрасно понимал состояние своего подчиненного, как понимал и то, что все ж таки, сумел именно сейчас заложить в голову того зерна сомнений, которые при благоприятном раскладе, вполне могли бы прорасти в реальное и полноценное растение. Он удовлетворенно вздохнул и, аккуратно надев фуражку на голову, так же пошел по своим многочисленным делам, коими изобиловала обязанность "Дежурного по части", в этом совсем не спокойном месте дислокации российского гарнизона.

А Яковенко, возвратившись в свои апартаменты, первым делом развесил полотенце и аккуратно, как и всегда разложил принадлежности по своим исконным местам. Затем он взглянул на себя во встроенное в стену автомобильное зеркало и, усмехнувшись, произнес:

- Ну, что, Сергей Андреевич, готов послужить Родине лет эдак двадцать пять - тридцать? Орденов заработаешь, медалей, как Полозков. Внукам потом будешь рассказывать байки про свои геройства на границе.

Скорчив напоследок физиономию, Сергей отошел от зеркала и, надев на себя чистую, недавно старательно выстиранную спецовку, отправился осматривать свое хозяйство, которое не терпело ни выходных, ни праздников. Так, по крайней мере, он убедил когда-то свое начальство. И только после того, как дистиллятор был проверен, нужные аккумуляторы подсоединены к подзарядке, а в банки залито положенное количество электролита, старший сержант вновь вернулся в свою каморку. Его жилище напоминало салон автомобиля - по крайней мере, все в нем, за исключением старенького, но исправно работавшего холодильника "Саратов", имело отношение к его профессии автослесаря.

Сняв с электроплитки закопченный алюминиевый чайник, Яковенко достал из холодильника брусок сливочного масла, нарезал хлеб и, заварив себе крепкий кофе, устроился за крохотным столиком, сработанным из эбонитовых корпусов отработавших свой срок аккумуляторов. Одновременно он принялся рассуждать над предложением майора Калинина. Тот был, конечно же, прав - гражданка, в нынешние не стабильные времена, таила в себе столько скрытых проблем, что пытаться что-либо прогнозировать на будущее, являлось делом совсем не благодарным. Но с другой стороны, служба в горах, вдали от цивилизации, тоже не была сдобным пряником. На границе было не спокойно, наркокурьеры то и дело пытались протаптывать себе все новые и новые тропы, да и просто одичать в этих условиях, являлось раз плюнуть. Прикинув и так, и эдак, Яковенко так и не пришел к какому бы то ни было выводу. Раздосадовавшись на себя за собственную нерешительность, он просто развалился на своем "автомобильном" ложе и принялся бесцельно созерцать изрядно закопченный, весь в паутине, потолок каморки.

В этом положении и застал его старик Михеич, которому, видимо, никак не сиделось дома в одиночестве, даже в выходной день.

- Что, жируешь, Серега? Смотри, дембель не проспи, - заявил он сразу же с порога.

Затем, устроившись на еще одной пружинной подушке сбоку, старик принялся по давней привычке, заваривать себе крепкий зеленый чай. Для этого у него имелся личный, крохотный, всего то на две пиалы, чайничек. Кофе он не потреблял вообще, и более того, называл его пойлом для негров, но почему-то непременно из Западной Сахары. Яковенко, из обуявшей его действительно лени, промолчал, а Михеич, совсем не смутившись, продолжил:

- Ну, как зарядное? Работает? Да и будет работать, куда ему деваться то. А ты, что такой смурной, с утреца самого? Небось Родину вспомнил? Когда отпускать то собираются?

- А х**н его знает, - отозвался Сергей. - Калинин говорит - пока смену не обучу, не отпустит.

- А что, прав майор, - констатировал старик и замолчал, приступая к смакованию крепкого янтарного напитка.

Чай пил Михеич со знанием дела, маленькими глоточками, каждый из которых подолгу перекатывал во рту, перед тем как проглотить. При этом он совершенно не признавал ни сахара, и конфет и более одного чайничка за раз никогда не выпивал, почитая этот процесс сродни таинству и роскоши. Более того, во время этой процедуры, старик предпочитал молчать, а если кто-то пытался нарушить тишину и что-то ему говорить, в момент получал такую отповедь, что мало не казалось. И это не взирая на чины и звания. Данную странность Михеича знали все и относились к ней с должным пониманием и даже почтением. Знал естественно об этом и Яковенко, а потому, вдруг решив посоветоваться по своей проблеме со стариком, уже еле сдерживал себя, то садясь, то снова ложась, на жалобно стонавшие под грузом его тела, автомобильные сиденья. Наконец то тот покончил с чаем и принялся сосредоточенно расчесывать пальцами свои роскошные запорожские усы. Старший сержант, только и ждавший этого момента, открыл, было, рот, но Михеич, приобретя благодаря любимому напитку весьма благодушное настроение, опередил его.

- Я вот что хотел сказать тебе, Серега, - важно заявил он и, устроившись поудобнее, принялся крутить из слов кренделя, как это принято на Востоке. - Парень ты не плохой, работящий. Автомобиль знаешь, как свои пять пальцев, да и руки имеешь не самые худшие - скажем так...

- Ты что, Михеич, сватать меня собрался? - не удержался Яковенко.

- А хотя б и сватать, - ни сколько не смутившись, продолжил тот. - Так вот: в общем, парень ты, хоть куда, и спереди и сзади! А посему, послушай моего совета - оставайся на прапорщика.

Яковенко будто обухом ударили по голове. И если еще недавно, он сам хотел просить совета у старика, то теперь почему-то, может быть из собственного упрямства и нежелания терпеть любое мало-мальское понукание со стороны, буквально подпрыгнул от негодования на отчаянно скрипнувшем ложе.

- И что вы заладили одно и то же! - почти прокричал он. - Что Калинин, что ты, Михеич. Ну, подумай сам, что здесь в горах делать то? Только архаров пасти - бабы путевой, и той во всей округе, с фонарями, не сыщешь. Нет, решено, никаких прапоров - домой, на гражданку, и точка!

- Бабу то мы тебе отыщем, это не вопрос...

- Из местных, что ли? Что бы потом пол ночи просил показать личико из-под паранджи?

- Ох, и дурак ты, Серега, - оскорбился местный абориген. - Да таджички, между прочим, знаешь, какие красивые и покладистые - будешь всю жизнь как сыр в масле кататься! И рогами небо задевать никогда не придется, как с этими, крашенными шалашовками.

- Я сказал - точка! - отрезал Яковенко.

По сути дела, этот неожиданный эмоциональный всплеск, хотя и был абсолютно не логичен в данный момент, но с точки зрения психологии, объяснялся вполне. Молодой максимализм, сам того не желая, восстал в старшем сержанте именно в пику множившимся уговорам и заставил, буквально на глазах, избрать прямо противоположное решение. И в эту минуту, Сергей уже знал, что никто не уговорит его более, продолжить карьеру военного. Что же касалось Михеича, то тот, выслушав все эти излияния и, безусловно, будучи умудренным житейским опытом, лишь своеобразно подвел итог их краткой беседе:

- Ну, и дурак! - сказал, словно выплюнул, он.

Старик хотел добавить еще что-то, но в этот момент на плацу автомобильного парка, послышался отчетливый топот десятков пар подкованных солдатских сапог.