Дьявольский багаж

 День был солнечный и теплый. Ночью ветер, внезапно вылетевший из Афганистана, разогнал облака и настолько очистил небо, что оно чудесным образом превратилось в бездонный синий океан, готовый поймать на своих коленях яркое оранжевое солнце, мощно катящееся с заснеженных гор. , Восток. Все эти природные метаморфозы означали только одно: после долгой и холодной весны в этом году и здесь, в горах Памира, наконец-то установилось время, неизбежной прелюдией которого станет тогда изящное и неповторимое по своей красоте лето. Миндаль и ураэ, кажется, вековой инстинкт почувствовали эти необратимые изменения, набухают многочисленные почки, пробегают через день, чтобы раскрасить все окрестности буйными ярко-розовыми цветами. Молодой, все еще изумрудно-зеленый, трава, свежая из земли, он внес свежую палитру в величественную панораму гор, разнообразив холодные цвета синего спектра. Пограничный сержант Сергей Яковенко проснулся этим апрельским утром совершенно без сна. И это при том, что вчера они с Мичеиком еще до полуночи перевезли с сломанным зарядным устройством. Потом, конечно, исправив, как и предполагала устатка, к государственному алкоголю совсем пристрастились. 20-литровая бутылка этого зелья всегда была под рукой. Он хранился вместе с другим автомобильным дефицитом на семь пломб в специальной кладовой, но это препятствие отнюдь не было серьезным препятствием. Дело в том, что ключи и латунная табличка с буквами и соответствующим номером для оттиска на гибком пластилине находились в ведении самого Михейха. Вроде бы его звали Николай, но полного имени к нему еще никто не называл. Начиная с командира погранотруда и кончая самым убогим новобранцем, абсолютно все называли его непритязательным - Михеич и все такое. Он никогда не обижался и тайно чествовал его также за непременное достоинство, которого следует заслужить многолетним трудом. Старик был мирным жителем и проживал в русской автомастерской, расположенной в таджикских горах, видимо, с незапамятных времен. Он жил один в небольшом глиняном домике на одной из немногих улиц столичного Села, недалеко от расположения войсковой части. Никто не знал, как он поступал в этих краях, но старик прекрасно, как если бы он был туземцем, говорил по-таджикски, и его золото, руки и светлая голова и никаких легенд прочно переходили от обращения к обращению. Поэтому он использовал неоспоримый авторитет и доверие пограничных властей, и за два года службы с руководителем гальванической лаборатории старшиной Сергеем Яковенко они подружились. Этому способствовало то, что в силу возраста Михеич часто начинал гореть, и фельдфебель легко взял на себя часть обязанностей старика по срочному и сложному ремонту военной техники, доверенных автомобильной компании. Что касается вчерашнего возлияния, то эта процедура на какое-то время стала для них традицией и помогла осветить: один - последние дни тяжелой службы в горах, другой - бобыльское одиночество. И хотя алкоголь был техническим и пахнул резиной, тем не менее, за ним последовала сладкая душа. Лучшему в этой забытой богом пустыне оставалось только мечтать. Если Яковенко еще время от времени вспоминал о другом вкусе спиртного, выпитого еще на гражданине, то Михеич перекатился на первую ступень. Старик, пролив содержимое стакана мерной стограммы, только от удовольствия хмыкнул и вытер тыльную сторону руки густыми, абсолютно седыми запорожскими усами. Правда, после такого события по утрам он всегда немножко болел головой и преследовал некрасивую отрыжку жженой резины. Но это были мелочи, на которые в этих условиях никто не обращал внимания. Так было и сейчас, но Яковенко стойко переносил первые несколько минут пробуждения и, встав с импровизированной постели, первым делом по давней привычке посмотрел на зарешеченное окно своего камина на улицу. Потом взял маленькое махровое полотенце, мыло, зубную щетку с пастой, машинку для бритья и круглое зеркало и приятной походкой заслуженного «Дембеля» направился к ближайшей автомойке. Справедливости ради стоит отметить, что у него была действительно веская причина не замечать этих небольших затрат со вчерашнего собрания. Ведь два дня назад вышел из запаса приказ об увольнении тех, кто служил по графику, и фельдфебель был только среди этих счастливчиков. Поэтому голову Сергея теперь заняла другая и он не имел права болеть такими мелочами, как грех. Рим от похмелья. Надо было начать подготовку к встрече с родной землей, где не было уже двух долгих лет. Родом Яковенко был из деревни, носившей распространенное на Руси название Борисовка, которая притулилась буквально рядом с захолустным, но все ж таки городишком и даже районным центром Кинель, что в Самарской области. Однако сельским жителем он себя не считал, поскольку уже в четырнадцать лет покинул свою малую Родину и обосновался в районном центре. Окончив местное ПТУ по специальности "автослесарь", Сергей некоторое время проработал в мастерской автосервиса. Когда же пришло время идти в Армию, то он так и заявил на комиссии в областном военкомате, что желает служить непременно в автобате. Что и говорить, нравилось ему это дело, имел он золотые руки и за все это, его очень ценили на работе, не смотря на столь юный возраст. Однако автобат у него получился очень даже странным, в том плане, что оказался увенчанным зеленой пограничной фуражкой. Дело в том, что поначалу Яковенко, не смотря на его просьбу, определили в команду, которая отправлялась на таджикско-афганскую границу, в расположение одного из российских погранотрядов. И только по прибытии непосредственно к месту службы, благодаря стараниям дотошного зампотеха майора Калинина, который не поленился перерыть все личные дела новобранцев, его определили не на заставу, как всех остальных, а в авторемонтную мастерскую погранотряда или попросту АРМ. Так вот и началась пограничная служба самарского парня Сергея Яковенко, которую можно было охарактеризовать одним, зато ёмким и точным понятием - не бей лежачего! Правда, не все было сразу так безоблачно. Курс молодого бойца Сергей прошел, как и было положено - с тревогами, бесконечными и изматывающими кроссами и изучением до беспамятства войсковых уставов. А потом еще полгода добросовестно, в любую погоду драил запыленные бетеэры и "бобики", "Уралы" и 66-е "Газоны", менял масло, по уши, вымазываясь черной отработкой. При этом ночевал он в казарме, с ее прелестями разноликой и изощренной на выдумки "дедовщиной". Однако уже вскоре его недюжинные способности заметили и здесь и определили заведовать гальванической мастерской, в которой его предшественником, недавно уволившимся в запас, уже была оборудована уютная комнатушка. Переоснастив ее на свой лад дополнительными сиденьями от автомобилей, отслуживших свой срок, Яковенко вообще перестал бывать в казарме, благо работы ему было каждый день, хоть отбавляй. Здесь, среди скопища подзаряжающихся, раскуроченных и восстановленных аккумуляторов и прошли остальные полтора года его службы. В чинах он рос в соответствии с занимаемой должностью, а от объявляемых систематически отпусков отказывался сам. И что, в самом-то деле, ему было делать на Родине?! В его родной Борисовке, как впрочем, и все остальные односельчане, пили горькую, причем по-черному, а в Кинели его девушка уже через три месяца обрела другого ухажера. Да и отдыхать ему было не от чего - назвать службу старшего сержанта военной в полном смысле этого слова, можно было только с большим натягом. Особенно в последний год. Караулы и прочая службистская дребедень благополучно обошли его стороной, зато у отцов - командиров очень скоро стали находиться многочисленные знакомые, кому надо было непременно профессионально выставить зажигание, отрегулировать тормоза и повысить компрессию. Причем отыскивались они не только в поселке Столичном, но даже приезжали из Куляба. Постепенно это дело стало давать и неплохой доход, что позволило Сергею и вовсе отказаться от услуг погранотрядовской столовой. Но он все равно не наглел, а жил и служил размеренно и спокойно, почитая начальство, но и не давая спуску, при случае, почему-то всегда нерадивым новобранцам. Единственное, с кем у него бывали редкие стычки, так это со своим непосредственным начальником - заведующим АРМ старшим прапорщиком Семеном Михайловичем Полозковым. Тот хоть и был полным тезкой легендарного командарма, но в своем облике ничего общего с ним не имел. Старший прапорщик был неимоверно тощим и длинным, зато, правда, отличался ярко выраженной косточкой службиста и ярым почитателем военных традиций и законов. Слишком уж вольная жизнь Яковенко коробила его и он частенько, по настроению, конечно, брал на себя неблагодарную обязанность ставить своего заведующего гальванической мастерской на место. Однако сделать это ему было очень трудно, ибо высокие покровители из среды офицерства, имевшие собственные авто или моторизованных друзей из местной знати, сами потакали во всем его подчиненному и при случае даже покровительствовали. В результате Полозков злился, но, будучи в друзьях с Михеичем, вынужден был, стиснув зубы общаться и с Яковенко почти на равных, а иной раз, даже одной компанией прикладываться к казенному спирту. И вот сейчас Сергей направлялся к автомойке, чтобы неспешно, как и полагается дембелю доблестных Российских Погранвойск, совершить ежедневный ритуал умывания, с подбритием височков и старательным расчесыванием перед зеркалом. Все это проделывалось так тщательно, будто место действия не являлось дикими горами, а непременно было большим городом с обилием кокетливых барышень, осаждающих КПП. Действительно, со стороны, на обнаженного по пояс старшего сержанта, было любо-дорого посмотреть. Двадцатилетний, среднего роста, стройный блондин с карими глазами на улыбчивом лице, для тех, кто не знал его, мог являть сейчас собой почти идеальный образ бравого морпеха или с некоторой натяжкой, конечно же, вэдэвэшника, но никак не обыкновенного автослесаря - гальванщика, хотя и при погонах старшего сержанта. На автомойке в это время почему-то никого не было и Яковенко, удивленно оглядевшись по сторонам вспомнил, что сегодня было воскресение. Поэтому-то на всей территории небольшого автомобильного парка, оснащенного крытыми стоянками для техники, складами, сбитыми из вагонки и крашенными в цвета камуфляжа и прочей необходимой инфраструктурой, маячила лишь одинокая фигура часового. Да еще у склада горюче-смазочных материалов, в самом углу асфальтированного плаца, пара солдатиков, ни шатко, ни валко, засыпали песком мазутное пятно. А все остальное было безраздельно отдано во власть ласковым лучам уже поднявшегося над горами светила и вездесущим воробьям, устроившим банный день в лужицах, оставшихся после вчерашнего уже несмелого весеннего дождичка.