За закрытыми дверями

"Смертельный номер?!"

   - Смертельный номер?! - будто спрашивая и утверждая, одновременно. - Нужно выпрямить твои и мои ноги, затекли ведь!? - и снова не спрашивая, и не утверждая, или именно так всё?

   Но Олег не уверен, как с ней нужно, с этой Алёной, он будто и не знает, как себя вести. Потому, что чёрта, та, за которую он отчаянно боялся заступить, професиональных отношений, бизнесс дистанции, вот-вот, уже позади и вот, вроде, он сопротивляется и не может устоять. Она слишком, соблазнительно близко, отключает рассудок у Олега, просыпается животная страсть и её острый язычок, что проходится по линии губ, морщинки, от того, как сдавленно дышит и пытается сдержать стон. Дыхание её, что попадая на его кожу опояет и охлаждает, одновременно, мурашки, что врассыпную бегают по телу и у неё так же. Всё взаимно или он идиот, так, хочет всё видеть? Не спросить же, её в открытую! Но ведь и не противится, излишне!

   - Ага! Не вопрос, я ещё потерплю, куда торопиться-то! - фыркает, сдавленно она.

   - Тогда, я вперёд! - уже ловя за хвост шальную мысль, Олег уже решил, не дожидаясь её ответа.

   - Вперёд, дамы потерпят! Чего стоит-то!?! - смешок ее сухой и сдавленный выдох, полный боли. Скрип кожи на куртке.

   - Поймаешь же? - лукаво отстраняясь от неё, он начнёт в спешке торопливо действовать, пока Алёна, еще пытается крепче схватить и удержать всю массу его отклоняющегося тела, не дать Олегу упасть и удариться головой о пол.

   И заваливаясь навзничь, скользя руками под её майкой, щелкая в спешке застежкой бюстгальтера, будто всю жизнь это делает, с лёгкостью, а Алена вздрогнет, но на что-то среагировать или охнуть, не получиться, ей итак придётся встать на колени и одна ушиблена, причинит ещё большую боль, удерживая всего его на весу и замедляя падение. Вот теперь, удивляя его, ей хватит сил полностью удержать Олега, ответить ему Алёна не успеет, шумнее выдыхая, вставая на колено ушибленное и не особо этому радуясь, охнет от его скорости, тёплых, влажноватых его рук, на её теле, а он уже верх её одежд, скользя пальцами, впиваясь в кожу, оставляя борозды на ней нежной, поднимает, заводя себе за голову. Снова всматриваясь в её черты лица и не находя истерики, паники, скорее, шальная улыбка и немного выдержки, не стонать от боли, не удивляется сильно его манипуляциям. Ведь, про то, что она останется сверху голой, речи не шло и, как подозревает ещё сонный мозг, этим и не ограничиться. Только биология берёт вверх и туманит рассудок, всё ведь вовремя и никак иначе. А Олег не совсем понимает, что видит, не успевает распознать всю богатую мимику?

   Ныряя под выгнутую спину и касаясь губами ореола, проводя языком, с придыханием и опаляя, и охлаждая кожу, одновременно, всего соска с такой усмешкой, вожделением и страстью, будто, это всё о чем он только мог мечтать, все это время.

   Синяк на её левой груди, будет позже, пока сильный ушиб и удивление, что ещё не прорисовалось на её лице, закусывание ею какой-то части губы, от этого соприкосновения, его дыхания на её коже, неожиданного манёвра. Его руки скользят по её телу, вниз, обратно. Щёлкает пуговица из петли, вжикает молния шеринки и он оголит её филейную упругую нижнюю часть, быстро и эффективно. И всё ещё не даст ей опомниться, вытягивая свои ноги, выискивая для опоры, место своими и вытянет их по очереди, позже под её спину, скользит языком к её другой груди с причмокиванием, придыханием и рывком перемещается обратно, в положение сидя.

   - Тише, ретивый! - мягкий её этот голос, руки, что удерживают голову, от его резких рывков. Его усмешка, и ещё большая спешка, пока она не передумала, не успела опомниться и не швырнула его об пол. Плохой итог его сценария, но возможный, всё-таки. И сбрасывать его со счётов не стоит.

   Она сладковатая, терпкая, сильная, мягкая, эротичная и сексуальная, да пахнет так же, ненавязчиво и неподражаемо. Немного кружится голова, от всех манипуляций, но пальцы, что уже коснулись её сухих, ещё пока интимных складок, попытки вильнуть попой и избежать этого его, посягательства, инстинктивны с её стороны. Снова не успевшее прорисоваться удивление, щелчок другой пуговицы и снова звук растегиваемой молнии, уже своих штанов.

   "Не стесняйся, друг, давай, вперёд!" - несётся в голове, как лихая мысль и он уже сидит, а она всё ещё слишком близко, прижимает его и удерживает, вынуждена ощутить складки его штанов, растегнутые края молнии. Дрогнет от соприкосновения с его детородным органом и теперь, ещё и должна довериться, отклониться спиной на согнутые в коленях ноги, скатываясь под этой силой притяжения в его паховую область, касаясь нежной и не прикрытой плотью с его пульсирующей, с вожделением, что не скрыть. И эта его спешка, её лёгкий шок, это расстояние, что увеличиться между ними сверху, она откинет немного голову, всё ещё не в силах расцепить руки, оторваться от него, опасаясь, что его снова притянет пол. Хотя она интереснее кафельной плитки и её выпускать из объятий Олег вообще, не готов, он так долго этого ждал, что сейчас, как собачка у стола с вкуснопахнущим ужином, капать слюной готов и верно служить, выполнять любые трюки, даже при сотрясе, лишь бы только...

   Отклоняясь всё же, скорее инертно, ерзая и становясь мокрее, от соприкосновения с его стоящим, пульсирующим и таким твёрдым другом ниже, Алена растеряна, хоть и не вы пускает, не разжимает руки. А Олег, он и его лёгкий шлепок, как указ или посыл для её разума, вытянуть ногу, она не успевает за ним?! Усмешка, тянет мышцы его лица. Он рукой подныривает под колено, закидывая её ногу на плечо, не давая опомниться, делая это же и с её второй, пока вытягивает её всю из этих одежд и она только шумнее дышит, всё ещё путаясь сверху в майке.

   "Черт! Всё три, чтоб её, всё три мои слабости, в одном, мать её сексапильном теле, да ещё и остра на язык! - скользя руками, по её ногам, стягивая с неё джинсы, не удержиться и не сможет, не провести пальцами, по внутреней стороне её бёдер с обеих сторон и она снова, дернется, всём телом, будто подпрыгнет. Олег это вытерпел и даже удовольствие получил, всё ещё ловко и очень быстро, несмотря на сотряс, вытряхивая её ноги из штанин, и она теперь сидит на нём, отклоняя спину к его коленям. - Хоть в чём-то ловок и ещё хорош! И день, мать его, Икс, явно удался!" - уже отшвыривая, штаны её к себе за спину и этот её взгляд, с её ухмылкой и хитринками, пальцы её ног, всё же вернуться к его плечам, пряча себя неприкрытую, удержат ворот куртки, вынуждая уровнять шансы и количество одежды. А он забыл, как дышать, совсем, таращит тупо глаза на неё и её тело, ощущая её там, снизу и себя, всё, что осталось разумного, спустилось к той нижней точке.

   И он выскользнет с кожаной тёмной куртки, с этим затаенным дыханием, стянет через шею свитер, сам уже теперь, обнажая торс. Этот оценивающий ее взгляд, будто со стороны, на синюшний с ушибами, шарапинами, шрамами, как гирляндой и везде, его торс и кончик её языка пройдётся по её губам в манящей улыбке. Останется решить вопрос с его штанами, ибо складки, края ширинки, полу голая его задница на холодном полу, когда она такая, почти вся на нём, его бросает в жар, от вождения и того, что грозить, вот-вот. Так, что нет, там внизу, ему мало места и всё его естество вопит, что шансы надо уровнять. Осталось придумать, как?

   Если отключается рассудок, оставляя только этот жар, её сдавленную боль от резких их обоюдных движений, про свои подвиги, переломы, вывихи, всё, что получил в награду за бой, осталось где-то за порог этой ванной и он не против, если не зря! Не напрасно, всё это, и получился, этот смертельный трюк, потому, что долго ждать он не может. Долго держать ноги на его плечах она не может и руками его всего, это неудобно, так, что, на какое-то время, ей придётся выпрямить их, вдоль его боков, правого и левого. Открывая вид, краснея немного от этого и чувствуя, что он едва сдерживается.

   "Всё! Приехали!" - и мозг, он отключается на чёртов животный страстный инстинкт, этот вид, их перемешанный запах оттуда, проникает и туманит, а всё, что остаётся и в его глазах, это - завладеть, ощутить, проникнуть и держать, крепко, так как ответ больше не нужен и остальное лишь дело техники.

   Поцелуй с языком ее коленки с синяком, снова вернётся её, в подогнутое состояние, вдоль бёдра и до голени своей, и вторую ногу в ту же позицию, поставит на пол, заводя её вдоль своих ног, скользя руками, впиваясь пальцами по её внутренней стороне, с ухмылкой и знаниями, что снова поймает и она едва успеет.

   "Качели, блять!" - сглатывая с трудом, уже найдя для одной ноги упор, в косяке дверной коробки, но уже что-то, а с её стороны изогнутый край ванной, если она решится, отпустить хотя бы одну из своих рук.

   Она взвоет, оттого, что снова её же, коленку с синяком, нужно не просто поставить на пол, а опереться, вставать на неё. Алёна не успела дать им отдохнуть, но этот его ж план и Олег её не посвятил в него. Только уже иначе скользит её грудь, по взмокшему его телу, вздыбленными сосками, пока не дойдёт до колючего подбородка, он ведь, снова отклоняется назад, теперь уже полноценно ложась на пол и вынуждая её удерживать, смягчая падение, и возвышаться над ним, стоя по-собачьи.

   - И, правда, - с придыханием, каким-то будто другим немного голосом, с хрипотцой что ли? Возвышаясь над Олегом, скажет, внезапно Алёна, с усмешкой, что ему всё удалось ловко и не просто, - смертельный номер! - Только теперь, когда он снизу, она сверху, его руки она может ощущать, на теле, но не видеть ещё пока, и глаза в глаза смотреть, кружиться и её голова, от всех резких манипуляций, пытаясь сконцентрироваться на его глазах, что ещё не смотрят на неё, вернее не на лицо.

   Олег ещё пока спешит, стягивая, узкие джинсы, рывками, отрывая себя от пола и приближаясь к её животу, шлепок, от соприкосновения, волна удовольствия и ещё большего вождения, от этого, расходится по его и её телу, мурашками. Забывая напрочь про мобильник, где-то в заднем кармане, или в куртке, всё же? На которой он лежит и ощущает холод кафельной плитки?

   Тёмной, как шоколад с надписями, ей виднее его лучше. Светит яркая подсветка у зеркала, где они даже не мелькают, всё ещё ниже уровня раковины. Квакает в трубах канализация, раковин на кухне и в туалете. Кто-то сливает по трубам выше, и не хочется думать, что именно, только это проносится слишком недалеко, с шумом. Слышны перебранки соседей и детские голоса. Где-то лает собака и трезвонит не то дверной звонок, не то будильник, сейчас, никак не отличишь, одно от другого. Прекрасная возможность рассмотреть ванную изнутри и полностью, найти дефекты, вот, только она в его фокусе, вся и слишком обнажённая, и он не знает, бывает ли это слишком? Только, что желанная, а он справился, не полностью с джинсами, их не откинуть, а лишь приспустить удалось. Места мало и времени.

   "Романтика же, заниматься сексом, под всё эти звуки! Сексом, пошло! Любви ещё нет! И не факт, что будет на это время! Вот, только она здесь, держит его голову и торс, склоняется чуть ниже, в этом захвате, передней своей половиной, не прогибаясь, а стойко его держит! Все ещё сдавлено дышит и порой со стоном! Боже милостивый! Спасибо за этот момент и не дай его испортить, никакой скотине! - он так долго её ждал, так долго надеялся, что перестал, и боялся, вот, так остаться с ней. Понимая, что за чёрту и дистанцию, уже никак обратно, ни он, ни она и надо бы остановиться?! - У него же жена и дети, а что у неё? И где это сейчас? Не важно?! Или всё же?" - это всё, что знает Олег. Надо колебаться, думать, сжимая пальцами её плоть, чувствуя всё её под пальцами, пульсирующую и грудь, и ноги, а там в складках интимности, елозить по её животу, естеством, что против стоп - кранов и не быть готовым отступить. - "Взять, что можно, доступно, под пальцами! - стучит кровью в висках. - Держать, её всю в пальцах, в руках! - её уязвимую, мокрую, пульсирующую, сжимаются пальцы на его затылке, оставляя борозды под волосами, коротким ёжиком. - Ощутить, как внутри, так и снаружи! - и он треться подбородком по тем участкам, что доступны, елозит по коже живота, оголяет и охлаждает её дыханием, как и она его!    Стучит, сжимая зубы, разливаясь по всему телу, адреналином, желанием, возбуждением, за какие-то доли секунд, пока она ещё уязвима, стоит, возвышая по-собачьи, удерживает его от падения. - Заполучить, всё, что она только позволит ему! И всё!" - отключается, всё остальное.

   Он собран, как никогда, решителен в действия и последствтя, сейчас, не так сильно и важны, полностью готов и не собирается больше ждать! Всё, что есть. Ведь пальцы одной руки, нашли в неё вход, влажный и ничего, что она вильнет снова, попытается, попой. Скользя в неё пальцами, по складкам и внутрь, едва-едва, и не давая ей опомниться, Олег ещё торопиться, будто, может сам отступить? Или она передумать?

   Этот язык тел, его готовность - говорить, её податливость и уязвимость перед ним, хоть он и снизу, слушать? Поддаться ему? Маленькая радость, затопит, от возбуждения, от возможности, влажности, что прибывает, от звуков, что она издаёт, не только ниже, но и сверху, не то урчание, не мурчание, попытки, ещё увильнуть попой от пальцев, от движений, от скольжения в неё, пульсирующую и открытую, того, что она слишком уязвима, не отнекивается и не отталкивает, открыта или ещё сонная? Какой правильный ответ? А нужен ли он сейчас, ему?

   Ему бы подумать, чуть больше, но такая возможность, она вся и от соприкосновения, от её вибраций тела, в этих звуках, едет крыша, решительсти хватит, она же вся для него и его манипуляций открыта, слабо сопротивляется, как ловко удалось всё провернуть и сил хватило. Ещё не всё!

   Перехватывая другой рукой, чуть ниже её поясницы, раздвигая пальцами, упругие полупопия, не сдержавая усмешку и затаенное дыхание, упираясь ниже сначала в пол своей поясницей, считая, что достаточно, уже потерся об её живот своим пульсирующими, готовым на всё другом, а теперь пора брать. Так, что вынырнет из-под нее и пальцами руки позади, поможет ему войти в неё, убеждаясь, что он на верном пути и не выскользнет. Она ещё раз вильнет, чуть-чуть, со стоном, не то ему в висок, не то ближе к уху, склоняя голову к его. Он устал от напряжения, дрожат мышцы пресса, и шея устала, контролировать процесс. Вернёт вторую руку выше, вдоль её спины к загривку, у основания её шеи. Потому, что на следующем её выдохе, со стоном, в этой необходимости ещё держать его, вставать и опираться на ушибленное колено, высеться над ним, удерживая от удара голову и часть спины, стойко стоять, сил хватит.

   Олег и сам не поймёт этой ловкости, с ним такого не случалось, всего такого, что вот, тут, с ней, но поднырнет в приоткрытый рот со новым стоном, как врываясь в неё ниже, в очередной попытке увильнуть от его пальцев и того, что тыкается, скользя по её оголенной интимности, он медлил всём естеством, и не понимал, как удалось! Проникнуть в неё и сверху и снизу, одновременно.

   Возглас её возмущения останется в нём, и перемешается со стоном боли, как визрация или мурчание её всей, под пальцами, всеми теми участками, где они соприкасаются. Его инстинктивный рык, зверя, пока язык щекотит её небо, пока он сам отталкивается тазовой частью и этот рывок в неё, ещё относительно сухую, а он преодолел больше половины, откат снизу, упор в точку шторы для ноги. Снова её стон, на это действо и новый рывок. Переплетение языков, сбитое дыхание, её это урчание и вибрирование всего тела, как танец незнакомцев. Она выстоит, хоть и попытается выгнуть спину, взмокнет за доли секунд, как и он, будто изголодались, в этой странной гонке.

   Дрожь её, всего тела, вибрирование по новой, как урчание и ответ на поцелуй. Сколько было этих рывков? Всего его, в неё? Уже не на сухую, влага прибывала и он держит её в этой одной позе, а она не гнётся, не шатается. Мыслей нет, этот процесс с удовольствием, удовлетворение необходимости этого инстинкта и всё, кажется мало. Рваные и жадные глотки, её, воздуха, переплетение языков, как танец, какой-то, какой не знаешь, но двигаешься с ритмом, с ней и в ней.     Сжимание каждого мускула, её плоть под его пальцами, уязвимая, открытая, попытки увильнуть, порой, снова и снова, вибрирование, как урчание, волны, что разносятся по всему телу, как его, так и ее. Его рык, на это, её действо, звуки, что разносятся от соприкосновения разгоряченных тел, с эхом разносятся по ванной. Грудь с сосками её, что скользит в этой качке, не в силах устоять, щекотит его торс, ударяется о подбородок, откатывает, как волна. Скрипы дверного косяка, как опоры для его ноги, что может и не выдержать того давления, без которого бы не всё получилось, а потом его выносит, как пробку из горлышка бутылки шампанского, в неё, где горячо, пульсирует всё, в урчание, и будто всё она под пальцами. А он в неё стремиться, пузыками, будто, в этом рывке довольного и счастливого, в наслаждении и сжатии всего, что в нём было, заполняя собой, в прибывающую влагу. Откидывая назад голову, чувствуя, как сжимаются её пальцы, не охладит этот жар, прохладный пол, её пальцы удержать, как и вся ладонь.

   Её горячий лоб, что теперь клонит вниз, будто под весом тяжести, у его шеи, у плеча, на ключицу, обжигает и без того, мокрую кожу, и охлаждает её дыхание, щекотит волоски. Попытки выровнить дыхание, желание ещё немного прижать её всю, удержать под пальцами, ещё услышать эти урчания, он слабеет и расслабляется, от усталости, всё навалится разом и обессилит под ноль.

   - Тот ещё, твой, смертельный номер! - долетит до него, её смешок, прохладным воздухом, почти от ключицы и до самого низа, ниже живота точно. Щекотит волоски, по влажной от пота коже, поднимая снова какую-то странную волну, удовлетворения, вождения, будто мало было, бессилия, от усталости, но она всё ещё у него под пальцами, он так и не ослабил хватку, ведь так? - Не спи, слышишь? Олег?

    "И, не собирался!" - она выдохнула его имя, и это что-то изменило, впервые, за всё время, его имя из её уст, он не скажет ничего, только пальцы придут в движение, выпуская её загривок и шею, скользя ниже, пока другая рука, уже действует. Пару пальцев в неё, вся другая в складках, щекотит всё, что ниже линиии её живота, она пытается выгнуться, увильнуть, снова, охнет в него, заерзает, попытается. Только её руки, всё ещё заняты, затекли от усталости, ноги, всё ещё разведены и он вернёт голову к её, прикусывая ушко, вместе с её волосами, что щекотят, оставляя мокрые борозды на доступных участках кожи.

   - И не собирался, просто твоя очередь... - с усмешкой, и громким "чмоком" у её уха, и она дернется, всём телом, напрягая руки, всё ещё удерживая его.

   И пока от усталости, не задрожат её мышцы, пока дрожь не станет чаще, а не лёгким, едва заметным импульсом. Она снова вся в его пальцах, мокрых ладонях, в этом поглаживающем жесте, чуть ниже её линии живота, этот отдаётся в ней, дрожью, всё эти его манипуляции, пока прибывает влага и её не закоротит. Волнами, сжимаясь и расслабляясь резко, в попытках свести ноги, вытолкнуть его или замедлить действия, эти влияния попой, скрежет зубов, стон и вынужденность сказать:

   - Стоп - слово! Стой! Хватит! - и он не поймёт, но она выпустит его торс, закроется одной, выталкивая из себя и выгнется дугой, удерживая только его голову. Это все и разъезжаются от излишнего перенапряжения ноги, одна упивается в ванну, другая в шкаф под раковиной, но сил стоять не останется и она придавит его своим весом. Обессиленная, оставляя мокрые следы язычка, на его коже, выдыхая со стоном и крепче сжимая пальцы, и оставляя бороды на его коже.